Ощущение скуки мигом исчезло, Марго почувствовала, как участился пульс.
- Вы сказали: Легион? Но что это значит - Легион? Простите меня, но я думала... в Древнем Риме... это что-то вроде дивизии.
- Да, конечно.- Он улыбнулся добро и снисходительно.- Это действительно так, воинское подразделение. Но Легион - еще и символ бесчисленности и имя Бога истинного, он примет в себя людей, как море - ручейки воды. Каждый человек будет каплей в океане, именуемом Легион. И всем будет светло.
- Надо же, а я ничего не знала! - искренне удивилась Марго.- Вы хоть раз его видели?
- Как можно увидеть Бога истинного? - Он улыбнулся еще ласковее.Смертному не вынести этого. Но это будет, после Преображения. Всеобщего Преображения. Мы увидим его.
- Боже, как интересно! Никогда не думала, что такое возможно. Невероятно, и все-таки хочется во все это верить. Но он является вам? Говорит с вами? Сам или через кого-то? Во сне или днем?
Должно быть, она перегнула палку, задав серию слишком прямых вопросов. Он насупился, лицо стало таким, будто он на рынке и следит, как ему отсчитывают сдачу. Впрочем, она тут же заметила, что он поглядывает в сторону двери, и тоже скосила глаза - там возникла фигура заведующей отделением.
- Надеюсь, у вас все? Откуда бы вы ни пришли, здесь лечебное учреждение.
Прошло почти две недели, пока "впускной" день в "Скворечнике" совпал с выходным днем бдительной врачихи Философьева. Помня, что он курит, она приготовила ему подношение в виде блока "Мальборо" и отправилась на свидание.
Они встретились на больничном дворе, и он сразу понес несусветное. Марго не придумала ничего лучше, как уронить принесенный блок сигарет и вскрикнуть негромко "Ой!". Помедлив, он присел, чтобы поднять сигареты, и Марго, наконец, смогла хоть что-то сказать:
- Это вам.
И, не дав ему снова захватить инициативу, без паузы продолжила:
- Вы говорите интересные вещи, хотя я не все поняла. И главное, не совсем ясно, какую роль в этом может сыграть Легион?
Оглядевшись по сторонам с хитрой, чуть вороватой, и одновременно благостной улыбкой, он приложил кончик пальца к губам:
- Сия тайна велика есть. Еще не настало время.- Он интимно понизил голос.Это самое сокровенное, и мы ведь пока недостаточно знаем друг друга.- Он бесцеремонно и плотно положил ладонь на левую грудь Марго. Убедившись, что она не склонна к резким движениям, добавил: - Для начала скажу: Легион - Сын Человеческий. Истинный Сын Человеческий и истинное дитя Вселенского Поля Животворящего.
- Ладно. Попробуем узнать друг друга получше. - Своей ладонью она накрыла его руку, подтверждая заключение сделки, и только после этого отстранилась.
- Ты наверняка понимаешь,- он перешел непринужденно на "ты" и заговорил уже совсем свойским тоном,- что в преддверии грядущих событий мне находиться здесь неуместно.
В следующий "впускной" день Платон принес в портфеле цивильную одежду для поэта. Тот переоделся в уборной и покинул больницу через проходную, держа Платона под руку и оживленно с ним болтая. Марго наблюдала эту сцену, ошиваясь около вахтерши, чтобы в случае чего ее отвлечь. Но все и так прошло гладко.
Они с Платоном решили содержать поэта в снятой ими квартире в "зоне", причем по крайней мере первые несколько суток около него должен находиться неотлучно кто-нибудь из них двоих.
В общении с поэтом Марго труднее всего давалось одно: переносить непрерывный поток болтовни, разумной по форме и бессмысленной по содержанию. Марго была просто не в состоянии анализировать на ходу бредятину, которую нес Философьев, и Платон с завидным терпением часами прослушивал диктофонные записи.
Марго перестала расспрашивать поэта о Легионе, любой прямой вопрос будил в нем шизофреническую подозрительность, и он тотчас замыкался. Она положилась на его природную болтливость и не ошиблась.
Постепенно удалось воссоздать приблизительную модель его вероучения. Оно гласило, что истинный Мессия и есть Легион. Он - богочеловек, Сын Человеческий и одновременно - Бог-сын, но не Бога-отца, а Вселенского Поля Животворящего. Иисусу Христу, в зависимости от настроения, поэт отводил разные роли. Вариант первый: Христос - просто святой, один из пророков, чье явление было генеральной репетицией пришествия Легиона. Вариант второй: Христос был предварительным, опять же по выражению поэта,- репетиционным воплощением Легиона. И, наконец, третий: Христос - лжемессия, самозванец. Независимо ни от чего люди сейчас не могут уже поклоняться бородатому персонажу в сандалиях. Вселенная стремительно расширяется и развивается, и Бог, будучи Информационной сущностью Вселенной, развивается тоже. Человек, создавший искусственный интеллект, вышедший в космос, превзошедший науки, нуждается в покровительстве Бога, совместимого с компьютерной реальностью и генной инженерией. Этот Бог Легион, Бог дерзновенных, Бог человекобогов, Бог превзошедших и знающих.
Положение самого Философьева следующее: он возлюбленный, первозванный апостол Легиона. Недаром же имя его - Петр, и ему суждено стать краеугольным камнем новой церкви, Церкви Легиона. Как возник Легион? Это божественная тайна. Сначала он был человеком, но давно уже стал Богом. Как поэт с ним общается? Легион иногда по своей божественной воле входит в его сознание, очищает его душу и просвещает разум. Истинный Бог сам посещает человека, и для этого нет нужды часами простаивать на коленях перед иконами. Но в силу своего особого положения он, поэт Философьев, может и по собственной воле призывать Легиона и даже задавать ему вопросы.
Легион посещает и других людей, живет в них, а они это чувствуют, но многие не знают даже его имени. Впрочем, скоро уже будут знать. Или иначе: пока что Легион присутствует в сознании людей анонимно, но уже близок час, когда каждый будет в полной мере ощущать присутствие Бога и произносить его имя. Тема предстоящей в скором времени не то легализации, не то инаугурации Легиона постоянно возникала в речах Философьева.
За неделю сожительства с поэтом Марго совершенно вымоталась. Рассудив, что он уже выболтал о Легионе достаточно, Марго подумывала, не пора ли вернуть его на духовную родину, то есть в психушку,- и чуть не совершила ошибку.
В пятницу ночью, под утро, у него случился эпилептический припадок. Он заговорил негромко и отрешенно, и его речь разительно отличалась от всего, что она слышала раньше. Будь поэт в сознании, его разум наверняка расценил бы эту речь как кощунственную.
"В бытии Легиона имелась определенная двойственность, которую его сверхсознание воспринимало болезненно, как потенциальную угрозу существованию".
"Непонятные, но и неодолимые силы заставляли его время от времени совершать точечные инвазии, то есть воплощаться на короткое время в элементарные мыслящие единицы".
"При очередном воплощении в свой субинтеллект Легион констатировал, что две тысячи лет назад вселенский процессор Поля Животворящего функционировал идеально".
"Как всякая сущность высокого уровня, Легион всегда стремился к совершенству".
"Этот кошмар был бесконечным, ибо Легион уже заглянул туда, где времени не существовало, но его воля, хотя и пульсируя, все еще действовала".
Ночью она проснулась, почувствовав поблизости какое-то шевеление. Приоткрыв осторожно глаза, она увидела, что Философьев, сложив на подоконнике в кучу ее и свою одежду, перебирает ее и внимательно рассматривает, словно ищет что-то мелкое, наподобие насекомых.
Потом он бросил валять дурака и заснул, Марго тоже перестала бороться со сном. А утром она его не обнаружила в квартире. Замок был заперт, ключ на месте, а дверь в лоджию оказалась открытой. Но самая пикантная подробность заключалась в том, что вся одежда Философьева, включая трусы и носки, осталась дома. Стало быть, он обнаружил бесов не только везде в доме, но и в складках одежды и воспользовался единственным возможным способом от них избавиться.
Он где-то проболтался четыре дня и только на пятый объявился в своей родной психушке.
Марго писала следственное заключение по делу о вполне заурядном убийстве во время вооруженного ограбления, когда ей принесли и положили на стол две новые папки. Мельком глянув на них и убедившись, что речь идет о двух очередных самоубийствах, она рассеянно отложила их в сторону - и тут же на себя разозлилась. Число самоубийц скоро дойдет до сотни, они же с Платоном топчутся на месте. И сама она дошла до того, что смотрит на эти все-таки убийства как на нечто неприятное, но неизбежное и чуть ли не естественное. Она ощутила короткий укол страха и вдруг поняла, что страх в ней давно уже поселился, а она загнала его в глубину сознания.
Вечером она выплеснула свое раздражение на Платона. Если он не может предложить ничего конкретного, пусть хотя бы объяснит, чем он занят целыми днями.