- Если моя курица с шестью цыплятами появится у вас, то, пожалуйста, скажите мне, и я приду, чтоб ее забрать!
Но никто из людей не откликнулся на воззвание, потому что ни многоцветные соседи, ни беженки - кроме, разумеется, воровки Бако - не знали, где спрятана старушкина курица. А Бако, которая уже вышла во двор, бесстыдно следила, как ковыляет старушка - торопливо, но медленно - из дома в дом. И она даже вслух сочувствовала старушке, будто не сама украла у нее курицу, и даже ругала мнимого вора:
- Пусть покарает нещадное мщение и горькая скорбь того бессовестного человека, который украл у тебя, хотя видел, какая ты ветхая и престарелая, курицу с цыплятами - твое единственное пропитание!
Наконец, уверившись, что курица и цыплята бесследно исчезли или были украдены, старушка выкрикнула проклятие вору:
- Да превратится тот, кто украл мою курицу, в точно такую же курицу к завтрашнему утру! Да обрастет он или она куриными перьями, и да увидят все, что моя курица с цыплятами бежит за ним или за ней по пятам! Да сбудется это мое проклятие завтра же, если есть в небесах всемогущий господь!
Проклявши вора замученным голосом, старушка печально вернулась домой. Она горевала о курице с цыплятами, словно бы оплакивая умершего человека, потому что у нее никого в жизни не было, кроме этой курицы и шести цыплят,- ни одного сородича или потомка, которые доставляли бы ей пропитание.
И ее проклятие обернулось правдой к пяти часам на другое утро: тело у Бако пообросло перьями, а девичья голова превратилась в петушью - с громадным гребнем и длинным клювом. Но были они, и гребень и клюв, гораздо больше, чем у обычного петуха. А перьев на Бако, и мягких и жестких, выросло столько, что все удивлялись, как это перья с обыкновенной курицы могли разрастись так огромно и пышно. Но еще сильней всех в городе удивляло, что перья с убитой и ощипанной курицы могли прорасти на живом человеке.
Медное кольцо с куриной ноги - для отличия старушкиной курицы от соседских - оказалось теперь на ноге у Бако, тоже на левой, как было у курицы. А куриные крылья - но гораздо громадней - полностью прикрыли ей руки и плечи. Так что Симби и остальные беженки разом вскричали, увидевши ее утром:
- Ну и ну! Такое даже в страшном сне не приснится - ни взрослому, ни ребенку!
При этом Бако не говорила, а кукарекала - с пяти часов по утреннему времени,- но тоже куда мощней и пронзительней, чем мог бы прокукарекать обычный петух. Ее кукареканье беспрестанно слышалось из самого темного угла ее комнаты, где она притаилась, когда обнаружила свою устрашающую людей наружность; хотя поначалу никто не ведал, откуда доносится это кукареканье.
Но когда настало восемь часов и беженки заметили, что из комнаты Бако никто не выходит, а лишь слышится кукареканье, Симби, как предводительница, взломала дверь при помощи своих физических сил. И она вступила в комнату Бако. Но сразу же выбежала из комнаты на веранду в ужасе от страшной наружности Бако. И она не знала, из-за страха и удивления, что же тут предпринять, и помчалась на улицу - с изумленными воплями - к окрестным жителям.
В течение двух секунд окрестные жители сбежались на изумленные вопли Симби. И особенно храбрые заглянули к Бако, но, увидевши ее в петушином виде, устрашились почти до полной потери храбрости. И все же преодолели свою устрашенность, чтоб вывести Бако из дома на улицу. Когда ее вывели, остальные соседи, которые сбежались к дому старушки, были потрясены ее страшным видом и начали потрясенно ужасаться вслух:
- Ого! Да она же единственная в своем роде! Мы за всю нашу жизнь ничего подобного не видели!
И еще не смолкли их гулкие восклицания, а весть о Бако облетела весь город и даже проникла в королевский дворец, потому что такие ужасные вести не прячутся, как ночные звери при свете, а мчатся над миром быстрее, чем ветер, хотя никто и нигде их не публикует. И вот не прошло еще и пяти минут, как прибыли двое королевских стражников. Они объявили, что король приказал доставить петушью даму к нему. (А Бако-то и была «петушья дама».)
Когда ее вели по улицам во дворец, откуда-то появились, ко всеобщему ужасу, шестеро придушенных накануне цыплят, и вот они шли за ней, будто за матерью, хотя она безжалостно придушила их мать, а людям виделась как огромный петух. Пока ее вели через центр города, люди стекались отовсюду толпами, и они торопливо проталкивались к ней, чтобы хорошенько ее рассмотреть. А она, когда ей встречалась курица, делала всякий раз, им на страх, все то, что делает с курицей обычный петух.
Но вот ее привели в королевский дворец и представили королю со свитой советников, а Симби и все остальные беженки стали чуть поодаль в ожидании приговора, потому что они не хотели ее бросать даже под страхом новых лишений.
- Как ты обрела это жуткое петушье обличье? - ошарашенно спросил у Бако король.
- Ку-ка-ре-ку-ко-ко! Ку-ка-ко-ре-ку-ку! - Бако, вместо ответа, громко закукарекала, словно петух трех лет от рождения.
Услышавши кукареканье вместо ответа от этой устрашающей всех горожан - и простых людей, и вождей, и советников, и самого короля - петушьей дамы, король обнародовал такой приговор:
- Если человек слишком пристально посмотрит на эту петушью даму, он, пожалуй, и сам примет петушье обличье.
Едва обнародовавши свой приговор, король повелел советникам и вождям спешно готовиться к бегству из города. Но когда король, советники и вожди, ответственные за город, готовятся к бегству, поскольку их напугала петушья дама, что остается простому народу? Да ничего другого ему не остается, кроме как подготовки к всеобщему бегству.
Поэтому за королем, советниками и проч. потянулись из города все горожане, следом за горожанами отправились беженки, а вслед за беженками пошла и Бако, хотя они бросили город из-за нее. И вот, куда бы они ни явились, местные жители, увидевши Бако в облике ужасающей петушьей дамы, не разрешали им, к их великому огорченью, остановиться там даже на короткий отдых. Их выгоняли в одночасье и отовсюду.
Однажды они притаились в лесу, но Бако и там их, конечно, нашла.
Через несколько дней их жизни в лесу один добровольный советчик из горожан распростерся ниц перед королевским советом. Он предложил королю расследовать, не мог ли кто-нибудь из простых людей наслать проклятие на обычную женщину, чтобы превратить ее в петушью даму за особенно оскорбительный или тяжкий ущерб. Король с благодарностью объявил советчику, что тот дал ему прекрасный совет.
А потом запросил простых горожан, не обидела ли их петушья дама. К счастью, многие простые люди были соседями бедной старушки, которую бесстыдно и жестоко обворовали, за что старушка выкрикнула проклятие, а соседи услышали ее слова и вот поведали теперь королю, как старушка желала тому или той, кем были украдены курица и цыплята, превратиться к утру в такую же курицу. Правда, они не могли утверждать, что именно Бако украла курицу и поэтому превратилась в петушью даму, тем более что вор, по проклятью старушки, должен был обернуться наутро курицей.
- А петушья дама - это ведь не курица,- так закончили свою повесть соседи.
И все же король повелел двум стражникам, чтоб они доставили к нему старушку. Стражники принесли старушку на головах, потому что сама она ходить не могла - от голодного истощения и старческой немощи.
Король спросил, проклинала ли она Бако для ее дальнейшего превращения в петуха. Но старушка ответила ему, что нет: она проклинала не кого-нибудь персонально, а того, кто украл ее курицу и цыплят.
Люди очень сочувствовали старушке - за ее беспощадную старость и дряхлость,- а Бако, решившуюся ее обокрасть, с удивлением порицали за безжалостное бесстыдство. И многие люди жертвовали старушке крупные суммы денег на пропитание.
Уверившись, что старушка ничем ему не поможет, король приказал нескольким своим стражникам доставить к нему петушью даму.
- А зачем тебе, между прочим, понадобилось красть у старушки курицу? - неожиданно и с тоской спросил он ее.
- Это вовсе не моя вина! - закричала Бако.- Умоляю вас, Ваше Величество, выслушайте, пожалуйста, мои объяснения! У меня есть двойняшка-сестра по-сиамски. И вот когда она учиняет что-нибудь у нас в деревне, мне приходится учинять, где бы я ни была, то же самое. Если она, к примеру, кого-то обворовала, наша обоюдная сиамская связь вынуждает меня совершить точно такую же кражу. Раз я украла здесь курицу, значит, моя сестра по-сиамски украла курицу в нашей деревне.
- Чудовищно! - воскликнули король и проч. Но потом король успокоился и холодно сказал: - Дух твоей сиамской двойняшки заставил тебя сделаться воровкой и таким образом обрек на смерть. Отведите ее, вместе с другими беженками, к самому высокому дереву, и, когда настанет полночь, я принесу их в жертву моим богам, потому что все они, на мой взгляд, преступницы.
