Я оглянулся и заметил, что бедняга стоит в окне и видит, как мы смеемся над его матерью. Вскоре мне стало скучно, и я пошел домой читать увлекательные греческие мифы. Меня поразило, что боги похожи на наших соседей, такие же мелкие, похотливые, вечно пьяные, мстительные, завидующие не только друг другу, но и людям.
Жестокие и несправедливые боги не терпели соперничества даже в игре на музыкальных инструментах, искусстве ткать и в рождении детей. Олимпийцам было мало вечного праздника с нестареющими богинями, поэтому они хищно высматривали с облачной высоты самых красивых женщин и порождали от них толпы героев, таких же ненормальных, как они сами. Мне стало смешно, что Эдип, которому было суждено убить отца и жениться на матери, разгадал пустяковую задачку Сфинкса, построенную на том, что человек будет думать о чем угодно, кроме самого себя.
На улице прозвучали два глухих хлопка. Я не реагировал, поглощенный человеконенавистнической мифологией, однако вскоре раздались крики, как при землетрясении, и топот бегущих по лестнице ног. Когда я увлеченный общей тревогой выбежал на улицу, Васю уже выносили из туалета. На его залитой кровью груди темнели два пятна с неровными краями, откуда булькала и сочилась уходящая из него жизнь. Васины глаза были закрыты, а на шее мелко дрожала тонкая синяя жилка. Стоящего в стороне Кривого никто не трогал, хотя ружье сразу же отобрали.
Собралась довольно большая толпа. Нас, малолетних, пытались отогнать, но мы возвращались и долгим пытливым взглядом смотрели на умирающего обходчика. Наконец, прибежала с работы мать Кривого. «Сыночек, что ты наделал?» — спросила она, схватив его за плечи. Он, конечно, молчал. Тогда она пробилась сквозь толпу к любовнику и, упав прямо на него, громко завыла при всем народе. Говорили потом, что Кривой предупреждал мать, что убьет Васю, но она не поверила. По малолетству его не судили. Ходили слухи, что парень год пролежал в специальной клинике для придурков.
Трудно сказать, почему власти обрушились на малочисленную и совсем не влиятельную секту сатанистов, которую возглавил Кривой, вернувшийся в город после многолетнего отсутствия. Он проявил неплохие организаторские и дискуссионные способности, без особого труда соблазнив несколько десятков молодых людей экзотической мишурой обрядов, сексуальными оргиями и поверхностными парадоксами. Сатанисты существовали всего пять месяцев, пока не были обвинены в убийстве девушки, найденной с разрезанной грудью и вырванным сердцем. Жертва была известна как наркоманка и активная сатанистка.
Экспертиза установила наличие спермы во влагалище и в анальном отверстии. Следствие было шито белыми нитками и могло развалиться в любую минуту. Однако у обвинения был свидетель, член секты, как я подозреваю, засланный в нее заранее соответствующими органами. Он показал, что сатанисты долгое время планировали совершить человеческое жертвоприношение, чтобы ускорить приход антихриста на землю. К тому же нашлись люди, видевшее девушку накануне смерти вместе с Кривым, который не имел убедительного алиби. Этого оказалось достаточным, чтобы обвинить его в убийстве.
Власти, несомненно, приложили руку к обвинению. За два дня до вынесения приговора по телевидению показали передачу о религиозных сектах, где были леденящие душу кадры. Обнаженные сатанисты танцевали вокруг лежащего на столе тела, окруженного свечами. Магистр, чье лицо было покрыто капюшоном, огромным ножом вскрыл грудь жертвы и, засунув руку во внутренности, вырвал сердце. Он откусил от него кусок и передал последователям, которые рвали зубами красный кусок мяса.
Танцующие женщины изображали экстаз и, погрузив руки в открытую рану, мазали свои тела кровью. Сцена явно была взята из малоизвестного фильма. Тем не менее, общественное мнение было настолько шокировано, что местами возникали стихийные демонстрации. Кривой был приговорен к расстрелу, а два его ближайших помощника к длительным срокам заключения. Он избежал наказания за смерть Васи, но удивительным образом ответил за преступление, которое не совершал.
Реальный Кривой мало чем отличался от приснившегося — те же нечесаные падающие до плеч волосы и густая крестьянская борода, из-под которой скалистыми островками выглядывали части лица. Вылитый Распутин, вот только ростом не вышел, хотя широкоплеч и вероятно силен. Он сидел на единственном стуле в неестественной позе, искривив ногу каким-то особым способом. У стены стояла узкая металлическая кровать, другой мебели в камере не было.
Темные напряженные глаза смотрели на меня, как на пустое место. Я даже оглянулся, но увидел каменную стену, наспех покрытую неряшливой белой известкой. Я почувствовал ноющую боль внизу живота, где стыд нашел свое материальное воплощение. Нелепое детское желание сплетничать могло послужить последней каплей, из-за которой Кривой убил человека, что решительно изменило его жизнь и, в конце концов, привело в эту камеру. С другой стороны, мне не было еще тринадцати лет, и я не мог предвидеть последствия невинного с виду поступка.
— Это чисто славянская привычка — брать на себя все грехи мира, — сказал второй.
— Может быть, еврейская? — спросил я.
Узник неожиданно поднялся, опять же удивив ненормальностью столь стремительных движений, что я не успевал разглядеть детали. Похоже, что он встал, не изменив согнутого положения ноги, и пошел знакомой с детства порхающей воробьиной походкой к большой решетке, отделяющей камеру от коридора.
— Привет, Кривой, — поздоровался я, когда он подошел так близко, что я ощутил запах давно немытого тела.
— Это ты? — спросил он после упорного разглядывания.
— Не узнал? — улыбнулся я, хотя было немного не по себе от его неподвижных, почти звериных глаз.
— Зачем пришел? — спросил Кривой, сжав решетку толстыми короткими пальцами.
— Кончай хамить, — сказал я дружеским тоном, — давай поговорим по-людски.
— А я уже не человек.
— В каком смысле?
— Смотри, — сказал он и, повернувшись, уставился на алюминиевую миску, стоящую на полу возле кровати. Вскоре она задрожала, сдвинулась рывком с места и скрылась под кроватью.
— Ловко! — похвалил я.
— Кто тебя послал? — спросил Кривой и повернулся ко мне спиной. Миска выехала из-под кровати и покатилась к его ногам. Дребезжащая в ней ложка поднялась на полметра и, повисев немного в воздухе, упала со звоном вниз.
— Впечатляюще! Может, ты мысли читать умеешь?
— Ладно, — усмехнулся он, — я и так знаю, кто тебя послал. Ты еще хуже, чем они о тебе думают.
— Будь осторожен, — предупредил второй, — этот человек очень опасен.
Кривой встрепенулся и внимательно посмотрел в мои глаза, словно почуял нечто неладное. Он взял стул и сел возле решетки. Этот лишенный всего человек имел только одно преимущество: он мог сидеть, а я должен был стоять, чувствуя некоторую тяжесть в ногах. Тем не менее, я обратил внимание на столь ничтожное обстоятельство. Скорее всего, подсознательное чувство вины заставило меня написать статью, ибо для меня было важным, что именно Кривой сидит на скамье подсудимых.
— Я видел твою статью, — небрежным голосом сказал он, словно прочитав мои мысли. — Неплохая стилистика.
— Ах ты, гад! — возмутился я. — Почему ты загрыз заключенного?
— Ты думаешь легко перестать быть человеком? — спросил он, оскалив из-под бороды неровные зубы. — Нужно отказаться от самого дорогого. Многие готовы отвергнуть вещи, которые имеют значение для других людей, а не для них. Легко отказаться от карьеры, квартиры, одежды и даже вредных привычек. Сложнее бросить близких людей, но самое трудное — уйти от самого себя. Ты не поверишь, но для меня самым ценным была человеческая жизнь.
— Но почему так дико? — спросил я и осекся, сообразив, что чем хуже, тем лучше.
Я почувствовал к маньяку странную симпатию, которая удивительным образом находила отклик в глубинах моей души. Правильно говорят: понять — значит простить. Может быть, на меня произвело впечатление, что он больше всего ценил человеческую жизнь. Слишком тяжелая ноша для подростка — защищать с оружием в руках семейную честь. Кривой просто рехнулся после вынесения смертного приговора за несовершенное убийство. Он был неплохим парнем, которого изуродовали обстоятельства.
— Хочешь кофе? — предложил я, вспомнив, что взял с собой для лучшего контакта маленький термос.
— Нет, — ответил узник, — мне не нужны стимуляторы.
— Ты теперь питаешься чистой космической энергией?
— Дурак! Я ангел смерти!
— Ну, ты даешь! — иронично сказал я. — Знаешь парня с детства, а он оказывается ангел.
— Ты не понимаешь, — терпеливо произнес Кривой, как учитель говорит с безнадежным учеником, — ангел — это посланец, который может принять любую форму. Не признаешь без крыльев? А про ослицу Валаама читал?
