— Но женщина была мертва, — дополнил Алексей. — Мне, как врачу, это стало ясным сразу. Одеяло было надвинуто до подбородка. А когда я приподнял его, то обнаружил, что шея стянута кожаным ремешком.
— Ее удавили, — пояснила Маша. — Причем именно этот ремешок я видела на платье ее племянницы. Или кем там она приходилась тетушке на самом деле…
— Сундучка в номере не было, — закончил Алексей.
Оба они в молчании смотрели на меня, словно ожидая вердикт судьи.
— Что же было потом? — спросил я.
— Мы тотчас же покинули номер и пешком отправились на станцию, — ответила Маша. — А что, по-твоему, оставалось делать? Держать ответ перед милицией? Да нас бы первых и обвинили.
— Так ты полагаешь, что женщину задушила ее молодая спутница? Из-за сундучка?
— Не знаю. Но меня дрожь охватывает, когда я представляю, что было бы со мной, останься я в ту ночь в номере. Может быть, этот ремешок затянулся бы на моей шее, — и Маша дотронулась рукой до своего лебединого горлышка. И добавила: — А ведь ужасный старик и у меня допытывался: где этот сундук? Бр-рр…
— Видение Льва Толстого не имеет материальной силы, оно тут конечно же ни при чем, — произнес Алексей. — Да и щипала-то Маша, скорее всего, себя сама, со страха. А убийство женщины вполне конкретно, реально. И у меня есть две версии на сей счет. Если позволите, я их изложу.
— Валяйте, — с видом Эркюля Пуаро отозвался я.
— Первая. Тетушку действительно удавила ее племянница, не знаю из-за чего. Но Маша ведь говорила, что они спорили или ссорились. Потом девушка захватила сундучок и исчезла до нашего прихода.
— Логично, — согласился я. — Хорошо бы еще знать, что за ценности хранились внутри сундучка.
— Конечно, — кивнул Алексей. — В том-то все и дело. Убийство, как мне представляется, непременно произошло из-за овладения сундучком. Отсюда и вторая версия. В момент преступления молодой паломницы в номере… не было.
— Эге.
— Да, не было. Убийство совершено третьим лицом или лицами. А девушка с сундучком была уже далеко от Оптиной пустыни. Возможно, женщин выслеживали и они чувствовали опасность. Чтобы спасти свою ценную ношу, тетушка передала сундучок племяннице и та поспешно бежала. А сама женщина, чтобы отвлечь преступников, вернулась в номер, где и приняла мучительную смерть.
— А ремешок? — спросил я. — Это же улика не в пользу племянницы.
— В пользу, — взяла слово Мария. — Как раз в пользу, потому что такую улику хитрый преступник никогда бы не оставил. Я думаю, что она забыла свой ремешок второпях. Как и я второпях прихватила ее сумку. Помнишь, я говорила, что они висели рядом?
— А где же тогда твоя?
— Или у этой девушки, или… у настоящих убийц.
— Скорее всего, у преступников, поскольку они вышли на наш след, — добавил Алексей. — Они или кто другой, но охота открылась.
— В сумочке у меня лежал читательский билет в библиотеку, по которому не так уж трудно вычислить адрес. Но мы дома и не появлялись, жили на даче, пока не почувствовали, что слежка началась и там. Возле участка крутились каких-то два подозрительных типа с бульдожьими мордами. Типичные братки, скорее всего, нанятые тем, кто убил тетушку. Выжидали чего-то. Но с наступлением темноты через соседний участок мы бежали на станцию. А еще через день я узнаю, что дача сгорела. Позвонила соседке на мобильный. Более того, другая моя соседка, уже по дому в Москве, с которой я тоже связалась, сообщила мне, что моя квартира разграблена. Но ехать туда у меня не было никакого желания. Как и на пепелище.
— Эге-ге! — вновь вырвалось у меня, уже с присвистом. — Но что им может быть от тебя нужно?
— Сумочка племянницы, — ответил за Машу Алексей. — Если мы принимаем вторую версию убийства, то будем рассуждать так. Преступники знают, что сундучок у девушки. Сумочка Маши — у преступников. А у Маши — сумочка девушки. Теперь, чтобы выйти и добраться до племянницы, им нужна Маша. Только так, насколько я понимаю, они смогут дотянуться до сундучка.
— Пожалуй, вы правы, — согласился я.
Размышляя, я взял у Маши из пачки сигарету и едва не закурил. Только потом вспомнил, что бросил эту дурную привычку полгода назад, как раз на следующий день после того, как сбежала Маша. Почаще бы от нас бегали невесты. Некоторые в этом случае от горя запивают, а другие лишь совершенствуются.
— А где сумочка племянницы? — спросил я, задвинув сигарету обратно в пачку. И даже зауважал свою силу воли.
— Мы положили ее в камеру хранения на Ярославском вокзале, — ответила Мария.
— Ну и что там внутри?
— Откуда же нам знать?
Изумление мое достигло предела.
— И ты не вытряхнула ее наизнанку в первую же минуту? Ни за что не поверю!
— Нет. Алексей запретил.
— Чужая же вещь, — сказал он, несколько сконфуженно.
Я встал, потирая руки.
— Вот что, друзья мои. Собирайтесь и поехали. Заглянем в сумочку. Я разрешаю. Распотрошим ее вдоль и поперек, до самых швов. До последней нитки. Всю ответственность беру на себя, я без комплексов. У нас в пассиве сгоревшая дача, разграбленная квартира и обрушившийся фасад дома. Да плюс убийство тетушки. А вы тут церемониться станете из-за какой-то сумки! Нет, дорогие, миндальничать не позволю. Едем немедленно.
Глаза Маши радостно запылали. Да и Алексей, похоже, решил махнуть рукой на излишнюю щепетильность и стал подниматься с кресла. Но потом вновь опустился.
— Погодите, — сказал он. — Вы же еще не все знаете. Вы не выслушали до конца меня, мою историю. Впрочем, возможно, что они связаны. Теперь я все более и более начинаю в том убеждаться.
Пришлось и мне сесть на место.
— Говорите, — произнес я, опять вытряхивая из пачки сигарету.
Маша, ехидно улыбаясь, щелкнула зажигалкой, и я — прости, Господи, раба Твоего грешного! — на сей раз закурил. Не такой уж сильной у меня оказалась воля. Но, судя по выражению лица Алексея, выслушать предстояло нечто совершенно невероятное, а его нервное возбуждение передалось и мне. Правда, я сделал всего пару затяжек, закашлялся и сигарету тотчас же притушил, но мне вдруг неясно почудился плач моего ангела и ликование бесов.
— Говорите, — повторил я, поскольку Алексей медлил. — Не стесняйтесь, здесь все свои.
— Свои дома сидят, а мы непонятно где, — проворчала Маша. И добавила: — Чужие мы на этом празднике смерти. Одному Владимиру Ильичу хорошо, и то потому, что он в разных башмаках ходит. Попробовать и мне, что ли? Или уйти в монастырь.
— Да говорите же, — нетерпеливо в третий раз сказал я, не слушая Машину околесицу.
— Хорошо, — отозвался наконец Алексей. Ему было трудно преодолеть какой-то барьер: это было видно по его лицу. Только бы опять не начал со времен царя Гороха, подумалось мне. Однако именно то, чего я боялся, и произошло.
— Цари наши, — начал он проникновенным голосом, — всегда имели некую мистическую настроенность. Иван Грозный, к примеру, всю жизнь каялся, а перед смертью принял монашеский постриг с именем Иона. Александр I и вовсе оставил престол и ушел в мир, став сибирским старцем Федором Кузьмичом. Отец его, Павел, убиенный масонами, имел сакральную встречу с монахом Авелем, предвидевшим будущее, вплоть до наших дней. Николай II все знал о своей смерти и заранее произнес слова: Могилу мою не ищите. Сталин был человеком настолько религиозным, что велел немедленно вернуть останки Тамерлана обратно в могилу, откуда 22 июня вырвался дух войны. Путин дважды пытался проникнуть на Афон, и лишь с третьей попытки ему это удалось сделать.
— Но он также охотно проникает и в синагогу, и в мечеть, когда это выгодно, — заметил я, не удержавшись от колкости.
— То политика, — ответил Алексей. — Не будем смешивать котлеты с мухами. Но что вы скажете на то, если я вам сообщу, что из тех двоих, кто беседовал в полузаброшенном ските Оптиной пустыни о Данииле Московском — и не только о нем — один был именно Президент Путин?
Ошеломив меня этими словами и не дав ответить, он тотчас продолжил:
— Я понимаю, что в это с трудом верится, но мне незачем лгать. Вначале и сам я сомневался, хотя и узнал его. А потом думал, что у меня были галлюцинации. Но через пару дней в новостях прошло короткое сообщение, что Президент России без протокола посещал Оптину пустынь во время своего визита к губернатору края. Таким образом все встало на свои места. И беседа в скиту со старцем обрела реальность.
— А… а как же охрана? — спросил я, недоумевая.
— Ну какая может быть охрана, когда ты идешь к старцу? — мягко улыбнулся он. — Она… растворилась в воздухе. Превратилась в деревья. В зверей, птиц и гадов. Так что ничего странного в этом нет. Инкогнито — оно и есть инкогнито. Это лишь мне повезло, что я оказался в нужное время и в нужном месте. Но, наверное, тоже провиденчески. Поскольку мне довелось услышать именно то, чем был озабочен и я сам.
