И все работницы в цеху обуты в такие сандалии, они тоже следят, чтобы ноги у них были здоровыми. Деревянные сандалии пользуются в этих кругах большой популярностью.
Едва Бригитта успела оглядеться вокруг, как конвейер уже включили. Работа на конвейере не убивает женское начало в Бригитте, ведь на этом предприятии работают почти одни женщины, и заняты они исключительно женским трудом. Так что поддерживать чистоту и порядок здесь нетрудно. Мужчины занимают руководящие посты. В цеху их не увидишь, и никто не нарушает здесь чистоты и порядка, свойственных женщинам.
На производстве, где работают одни мужчины, на полу вечно валяется какая-нибудь дрянь, и никому в голову не придет навести порядок.
В этом цеху, где шьют бюстгальтеры, на полу иногда оказываются очень милые штучки: то обрывок кружева, то яркая розовая лента. Да и их тут же подбирают.
Собственно, на полу вообще никогда ничего не валяется. А уж столы в фабричной столовой! Там царит безусловная чистота! Так чисто, что можно хоть с пола есть! Женщины и девушки одна перед другой стараются, кто первая заметит грязинку или пятнышко. Пятнышко исчезает мгновенно, иногда даже раньше, чем успеет появиться.
Случается иногда и такое, что кто-то расплескает свой кофе по пластиковой поверхности стола, пятна тут же вытирают, и все испытывают особое удовлетворение.
Если вдруг случайно в столовую зайдет кто-то из начальства (хотя начальство сюда не ходит), от свежего пятна уже не осталось и воспоминаний.
И секретарша директора, если она случайно здесь появится, не увидит ни пятнышка, ведь она уж в пятнах разбирается, хотя сама никогда их, верно, не сажает.
У секретарш всегда есть хобби. Они любят путешествовать, танцевать, совершать пешие прогулки, ходить в кино или вязать.
Мужчины, с которыми работницы знакомы, кроме своей работы интересуются только одним: как от этой работы отдохнуть. У них нет хобби.
А уж если и есть, то такое, что семье об этом лучше не знать.
Работницы не знают, чем увлекаются начальник отдела снабжения, главный бухгалтер, заведующий по рекламе или замдиректора по производству. И никто толком не знает, чем они занимаются на службе. Эти господа — не нам ровня.
Если день изо дня сидишь за конвейером и прострачиваешь ленту для бюстгальтера, вряд ли у тебя возникнут интересы, выходящие за пределы конвейера, ведь откуда тебе знать, какие интересные вещи вообще существуют в этом мире. Тебе известно одно: многие заинтересованы в том, чтобы бюстгальтерный конвейер не останавливался.
А даже если и знаешь, что где-то есть вещи и мужчины вовсе иные, чем вещи и мужчины, окружающие тебя в цеху, то не каждой придет в голову мысль, что те, другие, могут принадлежать и тебе, а не каким-то другим женщинам.
Бригитта, по крайней мере, одна из немногих, кто понял — есть вещи более важные, чем работа. И случаю было угодно, чтобы она поняла — есть мужчина, а именно — ХАЙНЦ, — по сравнению с которым работа вообще пустое место.
Ей помог случай, и она поняла: кроме работы, которая ей не нравится, кроме товарок, которых она на дух не переносит, ведь она про себя теперь знает, что она — другая, не такая, как они, и тем более терпеть их не может, что они по-прежнему считают ее своей, такой же, как они, а она ведь уже другая, благодаря Хайнцу, он-то получше всех их, пожалуй, что и самый лучший, — словом, кроме работы, подготовки к ней, перерывов между ней, снова работы и т. д. и т. п., в жизни существует он, единственный ее человек, который отбил у нее всякую охоту работать. Случай свел ее с ХАЙНЦЕМ. С Хайнцем и с тем, что после произошло.
Такой подарок судьбы — Хайнца — можно заполучить только по самой счастливой случайности, если, как Бригитта, ты вынуждена сидеть за конвейером, на самой обочине жизни.
Будет ли судьба благосклонна к Бригитте?
Бригитта шевелит пальцами ног, обутых в гигиенические и профилактические сандалии, она ведь хочет, чтобы все в ней — вплоть до кончиков ног — досталось Хайнцу в здоровом и свежем виде. На своих товарок, сидящих за конвейером, она поглядывает свысока, в мечтах отдаляясь от них на непреодолимое расстояние.
Бригитта — жена предпринимателя.
Большинству ведь не дано иметь своего дела, своего магазина: они ненадолго заскакивают в чужие магазины, чтобы закупить детское питание для своего потомства или твердой колбасы для своих мужей.
Бригитте, с помощью Хайнца, достанется свое дело, и она-то уж знает, как тяжела, но и как радостна ноша собственности. Уж всяко Бригитта тогда будет знать, на кого она вкалывает, не на безликую упрямую толпу, а на себя саму и на Хайнца.
Что свое, то свое.
Вот в какие безумные дали улетают Бригиттины мечты!
Хайнц мечтает обо всем подряд, и уж меньше всего о Бригитте.
Он тоже, как и Бригитта, мечтает о собственном дельце.
Хайнц надеется, что от этого самого, что у них с Бригиттой, не будет последствий. Когда Хайнц думает о Бригитте, его занимает не она сама, а как раз возможные последствия. Хайнц взвешивает, стоит ли Бригитта того, чтобы так рисковать.
Бригитта надеется, что от этого самого, что у них с Хайнцем, последствия будут, ДОЛЖНЫ быть последствия.
Нужен ребеночек! Страшненький, голенький, бело-розовый червячок-сосунок. И с Хайнцем все сразу станет ясно и просто: у нас есть ребенок! Он и есть та прочная связь, которая нужна Бригитте. Хайнц всеми средствами пытается избежать прочной связи. Ребенок для Хайнца как колодки на ногах, как тормозной башмак, как тупик на открывающемся Хайнцу пути к собственной фирме.
Бригитта хочет заполучить в себя ребенка, и чтобы он в ней остался, и чтобы появился на свет со смыслом и пользой, чтобы с ним было связано ее будущее.
Бригитта хочет, чтобы Хайнц нажал на курок и выстрелил в цель зарядом из переваренного жаркого и хлебцев, которыми он сегодня пообедал. Самое время впрыснуть в нее, в Бригитту, эту мерзкую слизь, и пусть она там остается. Ну нет, поспешишь — людей насмешишь, а Хайнцу не хочется смешить людей.
Подумать только, еще секунду, и зародилась бы новая жизнь.
— Поспешай медленно, — отвечает назойливой Бригитте довольный собой Хайнц. — Все надо делать с толком, с чувством, не спеша.
Хайнц делает неспешный перерыв, он без движения лежит на Бригитте, навалившись на нее всей тяжестью своего тела. Ноша эта тяжела, и Хайнц не старается ее облегчить.
Рыхлый живот Хайнца давит на Бригитту, ничто не свидетельствует о том, что в этом колоссе еще теплится жизнь.
Хайнц очень грузный, но он на это не обращает внимания.
«Что ли, мне его пришпорить, как жеребца?» — проскальзывает в голове у Бригитты мысль.
Естественно, Хайнцу хочется как можно дольше растянуть те короткие и сладкие минуты, которые выпадают ему с Бригиттой.
— Прусская гвардия с пальбой не торопится, — шутит он. И сам Хайнц не торопится с пальбой. У Хайнца всегда наготове меткое словцо.
Бригитта размышляет о будущем, ожидая, пока тело Хайнца вновь наполнится жизнью и движением. Бригитте хочется, чтобы Хайнц поторопился с этим делом, ведь может статься, что будущее не будет долго дожидаться. Пора бы разогреву и закончиться, чтобы приступить к главному делу, к заботе о наследнике. Хайнц хрюкает и извивается всем телом.
То, чем он сейчас занимается, вовсе не предназначено, чтобы разогреть Бригитту. Хайнц заботится о себе. Ему нужно как следует размяться, чтобы пойти на последний круг.
Хайнцу и в голову не приходит разогреть Бригитту, чтобы и ей перепала толика удовольствия.
Наконец-то мотор как следует разогрелся, и Хайнц включает четвертую скорость.
Хайнц всегда живет сегодняшним днем и хочет получать от него полное удовольствие.
Хайнц разгоняется на всю катушку, так что чувствуешь, как все нутро у него ходит туда-сюда.
Такой уж у него темперамент.
Бригитта мечтает об удовольствии, но пусть лучше оно придет потом и останется надолго.
Любовь приходит и уходит, а ЖИЗНЬ остается.
Нам жизнь дает одна любовь!
Как следует из этих предварительных заметок, Паула видит для себя шанс выжить, выучившись на портниху. В любви же она видит шанс ЖИТЬ. Ей кажется, что ей предстоит бежать наперегонки с другими на большое расстояние, и на этой дистанции там и сям устроены глубокие ямы, и все вместе валятся в эти ямы и исчезают, словно шары с бильярдного стола: ее сестры с детьми и с больными руками, ее брат, у которого пока нет детей, но руки уже больные, и Эрихова мамаша, у которой целая куча детей, а уж про руки и говорить нечего, странно, что они у нее вообще еще целы, — все они проваливаются в глубокую яму, исчезают с экрана, на котором разыгрывается действительность.
Но уж она-то, Паула, умело обогнет все ямы!
В конце дистанции она упадет в объятья Эриха под звон церковных колоколов.
