Джей верил ему. Карты путешествий висели на стенах, старательно подписанные неровным почерком и утыканные булавками с цветными головками, отмечающими места, где Джо побывал. Он травил байки о борделях Токио и храмах Таиланда, о райских птицах, баньянах и стоячих камнях на краю земли. В большом комоде для пряностей у кровати хранились миллионы семян, аккуратно завернутые в квадратики газетной бумаги и помеченные мелко и разборчиво: tuberosa rubra maritima, tuberosa panax odorata, тысячи и тысячи картофельных семян, разложенных по полочкам, а еще семена моркови, тыквы, томатов, артишоков, лука-порея — одного лука сотни три сортов; шалфей, тимьян, сладкий бергамот и поразительный, драгоценный запас лекарственных трав и овощей, собранный в путешествиях, — все подписаны, упакованы и готовы к посадке. Некоторые из этих растений в диком виде уже не встречаются, сказал Джо, их свойства забыты всеми, кроме кучки знатоков. Из миллионов когда-то существовавших овощей и фруктов ныне выращивают дай бог пару дюжин.
— Это все ваше интенсивное земледелие, — говаривал он, опершись на лопату, чтобы отхлебнуть чая из кружки. — Специализация убивает разнообразие. К тому же людям разнообразие не нужно. Они хотят, чтобы все было одинаковое. Помидоры — красные и круглые, неважно, что есть желтые и длинные, которые в сто раз вкуснее, если рискнуть их попробовать. Красные лучше смотрятся на полках.
Он неопределенно обвел рукой посевы, стройные ряды овощей, взошедших на насыпи, самодельные холодные парники в бесхозной сигнальной будке, фруктовые деревья, опирающиеся на стену.
— Тут такое растет, чего не найдешь во всей Англии, — тихо произнес он, — а в комодике моем есть такие семена, что не найдешь во всем белом свете.
Джей благоговейно слушал. Он никогда прежде не интересовался растениями. Он едва ли сумел бы сказать, чем «Грэнни Смит» отличается от «Ред делишес»[31]. Картошку он, разумеется, видел и прежде, но разговоры Джека о голубых пьяблоках и розовых ельяблоках выходили за рамки его опыта. Мысль о том, что здесь прячется тайна, что загадочные, забытые вещи растут прямо тут, на насыпи, и старик — их единственный хранитель, воодушевляла Джея — он и не подозревал, что такое возможно. Конечно, отчасти в этом был повинен Джо. Его рассказы. Его воспоминания. Его сила. Джей начал видеть в Джо то, чего ни в ком еще не встречал. Призвание. Целеустремленность.
— Почему ты вернулся, Джо? — спросил он как-то раз. — Ты столько ездил по миру. Зачем ты вернулся сюда?
Джо серьезно выглянул из-под козырька своей шахтерской кепки.
— Это часть моего плана, сынок, — сказал он. — Я ж не навсегда вернулся. Когда-нибудь снова уеду. Когда-нибудь. Очень скоро.
— Куда?
— Сейчас покажу.
Он полез в спецовку и достал потертый кожаный бумажник. Открыв его, развернул фотоснимок, вырезку из цветного журнала, очень осторожно, чтобы тот не разъехался по побелевшим сгибам. На снимке был дом.
— Что это?
Джей сощурился на картинку. Ничего особенного, большой дом из выцветшего розоватого камня, перед ним длинная полоса земли, где стройными рядами что-то растет. Джо разгладил листок.
— Мое шатто, сынок, — сказал он. — В Бордо, вот где, во Франции. Мое шатто с виноградником и столетним фруктовым садом, а там персики растут, миндаль, яблоки и груши. — Его глаза лучились. — Вот только деньжат поднакоплю, куплю его — пяти тыщ хватит — и сделаю лучшее вино на всем юге, во как. «Шатто Кокс, 1975». Ну как, звучит?
Джей глядел на него с сомнением.
— Солнце светит в Бордо круглый год, — весело продолжал Джо. — Апельсины в январе. Персики с крикетный мяч. Оливы. Киви. Миндаль. Дыни. И простор. Целые мили фруктовых садов и виноградников, земля дешевле грязи. Земля как фруктовый пирог. Хорошенькие девочки давят виноград босыми ногами. Рай.
— Пять тысяч фунтов — это очень много, — с сомнением сказал Джей.
Джо постучал пальцем по носу.
— Разберусь, — загадочно произнес он. — Если чего хочешь по-настоящему, рано или поздно получишь.
— Но ты даже по-французски не говоришь.
В ответ Джо внезапно разразился потоком непонятной тарабарщины, не похожей ни на один язык, который Джей слышал.
— Джо, я учу французский в школе, — сообщил он. — Это совсем не…
Джо снисходительно посмотрел на него.
— Это диалект, сынок, — пояснил он. — Выучился у цыганского табора в Марселе. Мне там самое место, это уж как пить дать.
Он аккуратно сложил картинку и убрал в бумажник. Джей благоговейно таращился на него, полностью убежденный.
— Погодь, потом сообразишь, о чем это я, сынок, — сказал Джо. — Погодь только чуток.
— Можно с тобой? — спросил Джей. — Возьмешь меня?
Джо старательно подумал, склонив голову к плечу.
— Это можно, сынок, если хошь. Можно, ага.
— Обещаешь?
— Заметано. — Он усмехнулся. — Обещаю. Кокс и Макинтош, лучшие виноделы в Бордо, во как. Неплохо, а?
Они выпили за его мечты теплого «Ежевичного 1973».
Лондон, весна 1999-го
Джей приехал в «Спайс» лишь к десяти, когда вечеринка была уже в самом разгаре. Опять Керри спускает литератора на воду, уныло подумал он. Скучающие журналисты, дешевое шампанское, и пылкие юные существа ходят на задних лапках перед blase[32] стариками вроде него самого. Керри никогда не уставала от подобных мероприятий, сыпала именами, как конфетти: Жермен, и Уилл, и Эван, — порхала от одного важного гостя к другому с пылом верховной жрицы. Джей только сейчас понял, как страстно ненавидит все это.
Заскочив домой на пару минут, кое-что взять, он увидел, что красный огонек на автоответчике яростно мигает, но слушать сообщение не стал. Бутылки в сумке вели себя очень тихо. Теперь брожение шло только в Джее: он дрожал и трясся, сейчас навеселе, через мгновение вот-вот разрыдается, рылся в своих пожитках, точно вор, боялся, что, если остановится хоть на секунду, утратит движущую силу и вяло плюхнется обратно в старую жизнь. Он включил радио, и да, там опять была ретростанция, Род Стюарт пел «Под парусами», Джо ее очень любил — «напоминает мне о странствиях, сынок», — и Джей слушал ее, запихивая одежду в сумку поверх безмолвных бутылок. Забавно, со сколь немногими вещами он не в состоянии расстаться. Пишущая машинка. Неоконченная рукопись «Отважного Кортеса». Несколько любимых книг. Само радио. И конечно, «Особые» Джо. Еще один импульс, сказал он себе. Вина бесполезны, их почти невозможно пить. И все же не отпускало ощущение, что в бутылках прячется нечто нужное. То, без чего ему не обойтись.
«Спайс» мало чем отличался от других лондонских клубов. Имена меняются, меняется интерьер, но сами заведения остаются неизменными — глянцевыми, шумными и бездушными. К полуночи большинство гостей оставят попытки прикинуться интеллектуалами и возьмутся за дела посерьезнее — выпивку, флирт и оскорбление конкурентов. Вылезая из такси с сумкой через плечо и единственным чемоданом в руке, Джей сообразил, что забыл приглашение. После перебранки со швейцаром ему, впрочем, удалось передать весточку Керри, и та выскочила через несколько минут с поджатыми губами в платье от «Гоуст».
— Все в порядке, — бросила она швейцару. — Просто он ни на что не годится, только и всего.
Ее зеленые глаза хлестнули по Джею, отметив джинсы, плащ, сумку.
— Смотрю, «Армани» ты не надел, — подколола она.
Эйфория наконец-то прошла, оставив какое-то смутное похмелье, но Джей с удивлением понял, что решимость не испарилась. Прикосновение к сумке как будто успокаивало, и Джей коснулся ее, будто хотел убедиться в ее реальности. Бутылки тихонько звякнули под парусиной.
— Я купил дом. — Джей предъявил мятую брошюру. — Смотри. Это шато Джо, Керри. Я купил его сегодня утром. Я его узнал.
Под этим пристальным зеленым взглядом он казался себе до нелепого инфантильным. Почему он думал, что она поймет? Он и сам-то едва понимал.
— Его название — шато Фудуин, — сказал Джей.
Керри уставилась на него.
— Ты купил дом?
Он кивнул.
— Просто взял и купил? недоверчиво переспросила она. — Сегодня?
Джей снова кивнул. Так много слов теснилось на языке. Это судьба, хотел сказать он, то самое волшебство, которое он двадцать лет пытался вновь отыскать. Он хотел рассказать о брошюре, о квадратике солнечного света, о том, как картинка прыгнула на него со страницы. Он хотел поведать о внезапной уверенности, о том, что это дом выбрал его, а не наоборот.
— Ты не мог купить дом. — Керри все никак не могла смириться с этой мыслью. — Господи, Джей, да ты рубашки часами выбираешь!
— Это совсем другое. Больше похоже на…
Он отчаянно пытался выразить словами, на что это похоже. Завладевшее им желание приобрести дом было поистине сверхъестественным. Ничего подобного не бывало с отрочества. Знание, что жизнь не будет полной без некоего бесконечно желанного, волшебного, тотемного предмета — пары рентгеновских очков, набора переводных картинок с «Ангелами Ада», билета в кино, нового сингла модной группы; уверенность, что обладание все изменит, и ты нащупываешь, проверяешь, перепроверяешь в кармане — здесь ли? Со взрослыми такого не случается. Это слишком примитивно, слишком глубоко для них. Джей вздрогнул от удивления, поняв, что двадцать лет ничего по-настоящему не хотел.
