— He трогайте меня! — попросил молодой врач, отходя к перилам. Он задыхался, и в голове у него царил хаос. Доктор чувствовал, что от него ускользнуло самое важное: к чему эти откровения? — Допустим, я признаю, что все рассказанное вами правда. Но я не понимаю, чего вы от меня хотите, — произнес Элиот, глядя в глаза таинственному гостю.
Незнакомец лишь покачал головой:
— Ничего, малыш. Сожалею, что так тебя разволновал. Ведь я здесь вовсе не из-за тебя.
— А из-за кого же?
— Я пришел, чтобы увидеть ее…
Он снова достал из кармана кошелек и протянул выцветшую фотографию.
Молодая женщина с сияющими глазами и раскрасневшимися на морозе щеками бросала снежный комок. Ее любимая фотография, сделанная прошлой зимой в Центральном парке… С тех пор как Илена подарила ему этот снимок, Элиот всегда носил его с собой в кошельке.
— Где вы взяли эту фотографию? Только попробуйте подойти к Илене — и пожалеете, что родились на свет…
Но незнакомец не стал слушать угроз Элиота. Он погладил собаку и сделал несколько шагов к окну, как будто почувствовал, что пришло время уходить. Как накануне в аэропорту, перед тем как исчезнуть в туалете, он снова забился в судорогах.
Но на этот раз Элиот не даст ему испариться!
Молодой врач бросился за незнакомцем, чтобы остановить его, но тот уже успел выйти с террасы и закрыть за собой стеклянную дверь.
— Откройте эту чертову дверь! — закричал Элиот, бешено колотя по стеклу.
К несчастью, по задумке дизайнера стекло отливало зеленым цветом, поэтому в темноте окна и дверь превращались в некое подобие зеркал. Закрытый на террасе Элиот не видел ничего, но с той стороны все прекрасно просматривалось.
— Откройте! — потребовал Элиот.
Тишина. И чуть позже голос:
— Не забудь мои слова: я — друг, а не враг.
Но Элиот не собирался упускать страшного типа. Он хотел знать о нем больше. Недолго думая, доктор схватил железный стул и изо всей силы ударил по стеклу. Посыпались мелкие сверкающие осколки. И вот он в доме… Элиот сбежал вниз по лестнице и осмотрел комнаты. Выбежал на улицу.
Никого.
Вернувшись на террасу, доктор увидел, что маленький лабрадор грустно воет на луну.
— Ничего, ничего, не волнуйся, все позади, — успокоил он щенка и взял его на руки.
Но в глубине души Элиот был уверен: это еще не конец.
Я хочу, чтобы ты помнил о тех счастливых днях, когда мы были друзьями.
Тогда жизнь была краше, а солнце — ярче.
Жак Превер и Жозеф Косма
1976 год
Элиоту 30 лет
Взяв щенка на руки, Элиот направился к машине. Он должен был рассказать Матту обо всем, что случилось сегодня. Первым делом надо было позвонить Илене. Однако Купер передумал и повесил трубку до того, как женщина успела ответить. Он собирался описать ей все, что с ним случилось, но так, чтобы она не приняла его за сумасшедшего. Это было непросто. Нет, прежде следует самому все как следует разузнать, а уж затем беспокоить дорогих его сердцу людей.
Элиот открыл дверцу «фольксвагена» и посадил лабрадора на переднее сиденье. Он начинал чувствовать привязанность к маленькому щенку, которого, казалось, сильно взволновало ночное происшествие.
Элиот выехал из приморского комплекса и попал в итальянский квартал. Стояла ночь, машин на дороге почти не было. Доехал на Ломбард-стрит и прошел восемь крутых виражей, следующих один за другим. Из-за них Ломбард-стрит и получила название самой извилистой улицы мира. Красота ее впечатляла, но сегодня вечером Элиот был слишком взволнован, чтобы обращать внимание на клумбы и подсветку.
Молодой человек быстро пересек Норт-Бич, проехал мимо двух башен собора, в котором несколько лет назад Мэрилин Монро обвенчалась с Джо Ди Маггио, и попал на самую вершину Телеграфного холма.
Въехав на холм, Элиот припарковал машину под углом к тротуару, вывернув колеса, как того требовали правила.
— А ты сиди тут, — приказал он собаке.
Щенок недовольно заворчал в ответ, но врач не смягчился.
— Очень сожалею, но это обсуждению не подлежит, — отрезал он, хлопнув дверью.
Элиот стремительно прошел по небольшой дорожке, обсаженной эвкалиптами, сбежал вниз по ступенькам вдоль склона холма. Здесь было красиво и тихо и веяло чем-то деревенским, словно местечко находилось не в самом сердце мегаполиса, а где-то за его пределами. Отсюда открывался прекрасный вид на весь город, а на заднем плане возвышалась светящаяся башня Койт-Тауэр. Обильная сочная растительность служила убежищем для птиц: воробьев, диких попугаев, дроздов-пересмешников… Мужчина пробрался вдоль зарослей рододендронов, фикусов и бугенвиллей по деревянной лестнице. И вот ворота в заброшенный сад. Как всегда, он перелез через них и поднялся на порог деревянного дома, из которого доносился томный припев Марвина Гейя.[11] Элиот собирался было постучать, но, увидев открытую дверь, недолго думая, вошел, сгорая от желания поскорее рассказать другу о ночном происшествии.
— Матт, ты здесь? — крикнул он, входя в гостиную. — Ты не поверишь, что со мной произошло…
Но тут же оборвал себя на полуслове. На столике у окна стояли два бокала с шампанским, рядом — миндальное печенье в вазочке. Приятный запах индийских духов витал по комнате. Элиот нахмурился и обежал взглядом гостиную: туфли-лодочки на высоком каблуке лежали у камина, лифчик пастельного тона был брошен на диване, кружевные трусики зацепились за статуэтку… Похоже, Матт дома не один. Для него же лучше. Если Матт носит все это белье, то он Элиоту больше не друг! Доктор на цыпочках направился к выходу, но вдруг услышал:
— Эй, ты, привет!
Он обернулся, застигнутый врасплох. Перед ним стояла женщина, которую они с Маттом встретили на пляже, но… абсолютно голая.
— Э-э-э… здравствуйте, — отводя глаза, пробормотал в ответ Купер. — Простите, что…
Как будто устыдившись своей наготы, прикрывая одной рукой грудь, а другой низ живота, она грациозно подошла к Элиоту, опьяняя его своей сексуальностью.
— Матт не говорил, что ты тоже будешь участвовать, — задорно сообщила она.
— Не-е-ет… вы ошибаетесь. Я пришел, чтобы…
— Что ты тут делаешь в такое время? — прервал его на полуслове появившийся из спальни Матт, обернувший нижнюю часть тела простыней.
— Мешаю, как видишь…
— Какая проницательность! Но раз уж ты здесь, давай я представлю тебе Тиффани. Она приехала в Сан-Франциско участвовать в отборе на роль очередной девушки Джеймса Бонда.
— Очень приятно, э-э-э… Не буду пожимать вам руку, потому что руки у вас, как я вижу, заняты.
Тиффани улыбнулась, сверкнув безупречно белыми зубами.
Элиот повернулся к другу:
— Послушай, Матт, мне очень нужна твоя помощь!
— Прямо сейчас? Здесь? А до завтра это не может подождать? — поинтересовался француз. Ясное дело, он вовсе не хотел отрываться от такой очаровательной девушки, даже ради друга.
— Ты прав, я позвоню завтра, — согласился Элиот, немного расстроенный. — Прости, что помешал.
Он уже успел сделать несколько шагов по направлению к двери, когда Матт, осознав, что с товарищем действительно случилось нечто из ряда вон выходящее, схватил его за плечо.
— Подожди, дружище, расскажи, что там у тебя.
В другом углу комнаты Тиффани, почувствовав себя ненужной, быстро оделась и собралась уходить.
— Ладно, мальчики, я оставлю вас вдвоем, — сообщила она, собирая вещи. — Если вы предпочитаете общество друг друга…
— Да нет же! — горячо запротестовал Матт, стараясь удержать Тиффани. — Это совсем не то, что ты думаешь. Элиот — мой друг!
— Не волнуйся, дорогой, — заверила она его, — мы же в Сан-Франциско. Я все поняла…
Даже не взглянув на друга, Матт выбежал в сад следом за Тиффани, клянясь всеми богами, что он не гей, и выпрашивая номер телефона. Но молодая женщина, оскорбленная тем, что ею пренебрегли, не соглашалась. Матт с удвоенной настойчивостью спрашивал номер, когда вдруг налетевший с Тихого океана порыв ветра сорвал с него простыню, служившую самодельной тогой. Он схватил первый попавшийся под руку горшок с кактусом и прикрыл им причинное место. Матт еще какое-то время упорно бежал за Тиффани, но та, несмотря на каблуки-шпильки, словно газель, скакала по дорожке. Но тут в соседнем доме зажегся свет. Разбуженная шумом старушка высунула голову в окно. Заметив возмущенное лицо соседки, Матт начал отступать. Он помчался к дому, но, добежав до входной двери, поскользнулся на последней ступеньке и растянулся на пороге. Иголки кактуса впились в его голое тело.
Взвыв от боли, он закрыл за собой дверь и устремил на Элиота тяжелый взгляд, полный упрека.
— Я очень надеюсь, что причина, по которой ты тут всех взбаламутил, достаточно веская.
