— Мы и в демисезонных пальто элегантны, — отозвался Валерка. — Ведь элегантность это врожденный стиль, а вкус, моду можно привить… Телек непременно купим, а море… Ты прекрасно знаешь, что летом у меня самая работа, я готовлю к экзаменам абитуриентов. Кто должен платить за кооператив! Поезжай одна к морю, отдохни. Последнее время ты сама не своя. На все надо смотреть с определенного расстояния. Взгляни со стороны, как мы живем, и увидишь, что у нас все замечательно.
За время Милиного отдыха они соскучились друг по другу, и когда Мила вернулась в Москву, все вечера проводили вместе, но уже через неделю Валерка снова запьянствовал с приятелями и вновь начались ссоры.
— Мне надоели твои пьянки! — возмущалась Мила. — Ты столько денег тратишь на приятелей, а у нас еще нет самых необходимых вещей. И вообще все плохо…
Валерка надувался, изображая смертельно обиженного мужа.
— И плохо и хорошо — смотря с какой стороны посмотреть… Не забывай, Милена, что я в душе актер, творческий человек. Мне надоело заколачивать деньги. Погоня за прибылью на Западе убивает тягу к искусству, нравственность… Им даже не до общения. А мы, бедные, зато у нас духовное общение.
— У тебя. А я дома, как в келье. И какое у нас духовное общение? Тебя совершенно не интересует моя работа… Говоришь — актер, творческий человек, а когда мы с тобой были в театре?
Валерка опускал голову.
— В театр не хочу… чтобы не заплакать…
Мила приходила к соседке Ирине, одинокой сорокалетней женщине, и жаловалась:
— Я уже не верю в наше с Валерой будущее и все пустила на самотек, как будет, так и будет… В жизни часто вместе живут люди, у которых совершенно разные интересы. Мучают себя, изо дня в день треплют нервы, но не разводятся. Они связаны прошлым, детьми, но у нас-то нет детей! А наше хорошее прошлое было таким коротким! И квартира не радует… Нам надо было давно разойтись. Всегда надо во время сказать «До свидания», а мы затянули.
Соседка Ирина, полная женщина с грушевидной фигурой, несмотря на свое затянувшееся одиночество, со всеми была дружелюбна и говорлива. Она жила в уютной двухкомнатной квартире, работала в НИИ, считалась отличной кулинаркой и рукодельницей, но почему-то никак не могла найти себе мужа; Валерка был уверен — только потому, что много говорит.
— Как только замолчишь, сразу выйдешь замуж, — повторял он, после чего Ирина краснела, бичевала себя за невыдержанность:
— Все-все, Валерочка, прости, милый, замолкаю! — она закрывала ладонью рот, но через минуту открывала его снова.
Ирина постоянно всем возражала, ей казалось — если замолчит, ее сочтут за дуру, и она спешила показать начитанность, знания — на работе, в женском коллективе, она слыла эрудиткой. В квартире Ирина держала кошку, с которой по вечерам разговаривала, как с подружкой, и часто приносила ей из лаборатории подарки — подопытных мышат.
— Чем жить с нелюбимым мужем, лучше жить одной, — говорила Ирина Миле. — А уж когда наступит бабий час, всегда можно найти мужика.
Однажды, придя с работы, Мила сказала мужу:
— Валера, мне нужно с тобой поговорить. Я от тебя сейчас уйду. Мы с тобой живем по привычке. Я тебе не раз говорила, что меня не устраивает такая жизнь. Ты ничего не добьешься. Уже столько лет, и все почасовик. Да еще постоянные выпивки с друзьями… И без детей я не могу. Семья без детей — не семья, а так, сожительство…
Вначале Валерка думал, что Мила шутит, подошел, обнял жену, но она отстранилась.
— Я не шучу. Я правда сейчас уйду. У меня уже есть человек, который меня любит… Вот последний месяц я поздно приходила — я встречалась с ним. Я хочу иметь нормальную семью, ребенка… — она достала чемодан, уложила свои вещи и ушла.
Для Валерки словно обрушились стены квартиры — он как сидел в кресле, так и окаменел, только покрылся багровыми пятнами.
— Мы могли ссориться, но я и представить не мог, что ты уйдешь, — бормотал в пустоту. — Был уверен, что мы вместе на всю жизнь, до конца дней.
Он ждал ее три дня, три страшных дня, похожих один на другой; весь мир для него сузился до размеров комнаты; он не ходил на работу, бросал телефонную трубку, когда звонили приятели, ничего не ел, курил одну сигарету за с другой и зло бормотал:
— Предательница! Предательница! Подло, за моей спиной встречалась с каким-то типом!.. Видимо все женщины шлюхи, их преданность до первого опытного мужчины. Опытный мужчина соблазнит любую недоступную святошу… — Почему-то любовника Милы он представлял крайне опытным мужчиной.
Еще два дня Валерка подкарауливал Милу, когда она выходила с работы. Как мальчишка, прячась за деревьями, он выследил, кто ее встречал, узнал дом, в котором теперь она жила. Потерянный, изможденный бессонницей, снедаемый ревностью, в какой-то момент он почувствовал, что сходит с ума и готов наложить на себя руки; позвонил Миле на работу, сказал: «Нужно срочно поговорить».
Весь вечер они просидели в кафе, Валерка то обвинял Милу в непорядочности и предательстве, то брал вину на себя, упрашивал вернуться, начать все сначала. Мила слушала рассеянно, безучастно. Валерка припоминал все хорошее, что у них было, цеплялся за прошлое, за последние нити, связывающие их, но Мила уже жила другой жизнью.
— Валера, не пытайся вернуть мою любовь, — сказала она. — Я не знаю, как все сложится дальше, но прошу тебя хотя бы на время оставить меня в покое, — она как бы сохраняла для Валерки надежду, но он чувствовал, что это просто проявление жалости и для нее развод — решенное дело.
На следующий день Валерка распродал мебель, оставил только тахту, стол и кресло; раздарил соседям посуду и мелкие вещи, и закрыл одну комнату на ключ.
— Для чего ты это сделал? — удивилась соседка Ирина.
— Подготовил квартиру к размену, — мрачно бросил Валерка. — Все, Ирина! С Миленой покончено! И не напоминай о ней.
Но каждый вечер он ждал ее, на каждый грохот лифта подбегал к двери; приглашал на чаепитие Милиных подруг, выуживал у них, «как его бывшая незабвенная благоверная?». Он крепился, пытался казаться веселым, но слишком старался — подруги видели обратное. «Теперь я уже плохой актер, — отмечал про себя Валерка. — Все было для нее, с ней я мог все, теперь ничего не получается».
— Никогда не думал, что она может от меня уйти, — в очередной раз бормотал Валерка. — Что угодно, но бросить меня! Ведь я ее так любил! Дарил игрушки, шутил, развлекал…
Милины подруги тихо одевались и уходили, но тут же заходила соседка Ирина, приносила «куриный супчик» или «пирожки собственного изготовления», предлагала рубашки постирать, заштопать носки…
— Если хочешь, Валерочка, мы будем жить вместе… Ну, просто как друзья, заботиться друг о друге, а там видно будет…
Валерка только вздыхал и отмахивался:
— Неужели ты не понимаешь? Я люблю ее…
Теперь к Валерке часто наведывались приятели; приходили «распить бутылочку, поболтать»; звонили на работу, просили ключи от квартиры «чтоб уединиться с девицей». Валерка никому не отказывал, сам уезжал к родным за город.
В те же дни у него появилась ученица, которую он готовил в вуз и называл Пелерина — девушка постоянно носила пелерину. После совместных занятий ученица приглашала Валерку на выставки, в кино. От нечего делать он ходил и все время рассказывал своей спутнице о жене. Девушка искренне переживала за Валерку, осуждала Милу и всех женщин, которые «разрушают семью»; успокаивала Валерку, говорила, что он «еще совсем молодой» и что у него обязательно будет «замечательная жена».
Эта маленькая утешительница подсказала несчастному покинутому Валерке неплохой способ вернуть жену — доказать, что он без нее не только не пропадет, но еще и добьется успеха. Девушка не знала, что у Валерки и раньше на это не хватало сил, а теперь не хватит и подавно.
— Все равно она не будет счастлива, — как заклинание твердил он. — Не сможет забыть все хорошее, что у нас было. Память не даст ей покоя, будет тревожить всегда.
Радость мести охватывала его. Он представлял раскаянье жены, ее слезы, мольбу о прощении и свой жестокий отказ. Добрейший актер, который в жизни играл только положительные роли, теперь входил в роль злодея и собирался эту роль играть на вполне определенной публике — подругах жены и своих приятелях, чтобы позор жены-предательницы был особенно зрелищным, а для нее — нестерпимой болью, чувствительным ударом, после которого дальнейшая жизнь теряет всякий смысл.
Виды Москвы в осеннюю пору
Иногда мне кажется, что мы с Рудькой из поколения, которое навсегда осталось молодым. Нам по пятьдесят, но мы, как великовозрастные мальчишки, мастерим байдарки и ходим по речкам, и увлекаемся джазом. У большинства теперешней молодежи ничего нет за душой, у них все упростилось до примитива — не язык, а жаргонные понятия, не отношения, а «тусовочные стыковки», не музыка, а бессвязный набор звуков, не танцы, а «отпадное» дерганье. Понятно, это опустошающая антикультура; потому и на лицах девиц и парней пресыщенность, усталость от жизни — все, мол, знаем, все надоело — они как маленькие старички. А мы, повторюсь, как большие мальчишки. И понятно, все отрицательное теперешней молодежи особенно ярко высвечивает все положительное нашего поколения.
