– Жаль, прошли те времена, когда к вам применили бы другие методы.
«Хотя, – вспоминал Амальрик в 1978 году, – я держался, по словам прокурора, „нагло“, меня на протяжении всей этой сцены не покидало чувство ужаса. Илюхин, от которого я запомнил только потертый черный костюм и тонкие подошвы черных туфель, произвел на меня самое омерзительное впечатление изо всех до и после виденных мной сотрудников наших разнообразных „органов“…
Вот какой человек заседает в нашей Государственной думе! Когда-то некоторые демократы (например, Галина Старовойтова) ставили вопрос о необходимости люстрации, а критики этой меры пугались: ах как можно! это же будет охота за ведьмами! И сами ведьмы им охотно в том подпевали. А теперь эти ведьмы сидят прямо в нашем вроде как бы парламенте и делают все, чтобы охотиться на нас и применять к нам другие методы. Продавца овощей, который проворовался, сажают, а потом лишают на какое-то время права работать в торговле. А если преступников против человечности лишить права управлять государством – это будет охота за ведьмами.
1995
Россия: возвращение к себе Спор с предсказателем
С писателем Борисом Б. я познакомился в начале семидесятых годов. Уже тогда нас сближали не только профессия и литературные вкусы, но и то, что мы оба не любили советскую власть и оба предполагали, что она кончится еще при нашей жизни. Но расходились в прогнозах, что будет дальше. Я допускал, что в конце концов в России восторжествует демократия западного образца, а Борис спорил со мной, что Россия по сути своей страна монархическая и именно к монархии рано или поздно вернется. Она и терпит советскую власть так долго, потому что ее вожди управляют ею, как цари. А если бы они еще руководствовались здравым смыслом, а не своей дурацкой идеологией! Как ни задурен народ, но чем дальше, тем меньше он понимает, почему ради рая на земле (коммунизма) власть перебила столько народу напрасно, а если не напрасно, то где же этот рай?
– Конечно, – рассуждал Борис, – люди могут долго пребывать в заблуждении. Но потом они все-таки начинают задумываться, почему крестьянин не может иметь свой надел земли или лошадь, почему городскому жителю нельзя носить узкие брюки, длинные волосы, танцевать твист, ездить за границу, слушать Би-би-си и рассказывать анекдоты про Ленина? И почему, если у нас такой правильный строй, мы должны покупать пшеницу в Америке, где строй плохой?
– Вот-вот, – говорил я, – люди поймут, наконец, что к благополучию они могут прийти только через демократию и свободу.
С тех пор много воды утекло. Я оказался неугоден советской власти и был выгнан за границу. Борис остался в России. Он там, а я здесь дожили до горбачевской перестройки, до народного восстания во главе с Ельциным в августе 1991 года и до Конституции, принятой несколько месяцев спустя.
Согласно этому основному закону страны, сочиненному призванными Ельциным молодыми реформаторами, тоталитарный режим превратился в демократическое государство как раз западного типа. С рыночной экономикой, многопартийной системой, уважением к правам человека, свободной прессой, свободными выборами и разделением власти на три ветви: законодательную, исполнительную и судебную.
В день, когда Конституция была опубликована, я как раз был в Москве, а с Борисом встретился в pecтopaнe «Pizza Hut».
– Ну что, – сказал я ему, показывая газету с текстом Конституции, – кто оказался прав?
– Я, – сказал он.
– Ну и нахал! – возмутился я. – Ты читал Конституцию?
– Конституцию я читал. Она хорошая, но для других территорий. А у нас нет подходящего ей народа и некому будет ее исполнять.
– Ну что ж ты так в народ-то не веришь, – сердился я. – Ты же был у Белого дома на баррикадах? Ты видел, как сбрасывали с пьедестала Дзержинского? Ты видел тысячи людей, свободных и независимых, которые сходились на митинги и требовали свободы? Ты видел читателей, которые расхватывают наши книги, прежде запрещенные, а теперь изданные миллионными тиражами? Ты видел лица этих людей, их глаза? Неужели ты думаешь, что они уступят кому-нибудь свою победу?
– Уступят, – ответил он устало. – Сейчас у людей праздник. А завтра начнутся будни и кому-то надо будет этими людьми управлять, а кто этим может заниматься? Те же советские функционеры, коммунисты и кагэбэшники, которые, обрати внимание, никуда не делись. Они только приспособились к новым порядкам. Они себя называют демократами, реформаторами, иные даже рясы на себя натянули, но никто, кроме них, управлять этой страной не сможет, а они возьмутся. И те люди, которых ты называешь свободными, с этим в конце концов согласятся. Потому что они тоже советские люди, демократию умом понимают, а нутром к ней не приспособлены.
К сожалению, он оказался прав. Свободу люди восприняли как безбрежное право говорить и делать, что хочешь, не считаясь ни с чем. Законодатели в первую очередь стали издавать законы по расширению своих привилегий, а сами законам не подчинялись. Госдума во главе с Русланом Хасбулатовым, не признавая границ своих полномочий, пыталась подчинить себе власть президентскую и в этой борьбе довела страну до путча 1993 года и почти до гражданской войны.
Тем временем ловкие люди, воспользовавшись неразберихой, безумно обогащались, неловкие впадали в полную нищету, страну сотрясали инфляция, коррупция, преступность, заказные убийства и война в Чечне. Естественно, во всех бедах люди винили высшую власть, президента Ельцина и саму демократию. Что было на руку противникам нового строя и президента Ельцина. Они говорили людям: вот видите, к чему приводит хваленая демократия или, лучше сказать, дерьмократия. Раньше не было очень богатых, но зато не было нищих. Все люди имели работу, все получали зарплату. Скромную, но на жизнь хватало. У нас была великая страна, которую боялся весь мир. А теперь мы нищие и над нами смеются. И во всем этом виновата «банда Ельцина» и сам Ельцин, который совершил много глупостей, ошибок и преступлений.
Ошибки Ельцин, конечно, совершал, но главной его ошибкой было то, что он, гарант Конституции, вообще позволил ошибки свои обсуждать. Поэтому противники Ельцина ругали его последними словами, плели против него заговоры, а журналисты подливали масла в огонь, подвергая его критике и высмеивая. В еженедельной сатирической телепрограмме «Куклы» он изображался как маразматик, алкоголик, лентяй и деспот. Его перестали бояться, а в России, кого не боятся, того не уважают и не подчиняются. К концу правления Ельцина свободы и демократии было много, но люди в большинстве своем стали приходить к мысли, что им нужна не демократия, а порядок и сильная личность, способная его навести. А поскольку спрос, как известно, рождает предложение, то и личность появилась.
Четыре года тому назад иностранцы еще спрашивали: «Who is mister Putin?», и, возможно, он сам еще не знал, кто он такой, но любовь к нему россиян уже распространялась от сердца к сердцу, как лесной пожар. Одного обещания Путина «мочить террористов в сортире» оказалось достаточно, чтобы общество встрепенулось, как старая полковая лошадь при звуке трубы (образ Льва Толстого).
Ясно стало, что это не размазня вроде Ельцина, а борец (я имею в виду не только дзюдо), который и себя защитит, и народ в обиду не даст. Покончит с войной, бандитизмом, воровством, коррупцией, инфляцией и стихийными бедствиями. Всех, кого надо, посадит, всех, кто заслужил, наградит.
Первыми ему раскрыли свои объятия женщины. Знаменитая певица сказала ему: «Я езжу по всей стране и вижу, что везде люди вас любят за глубокий ум и твердую руку». Другая обратила внимание на крепкие ноги: «У вас настоящая мужская походка». Третья приняла его целиком и по телевизору верещала: «Вот это мужчина! Мужчина! Настоящий мужчина!» При этом глаза ее горели, а слово «мужчина» произносилось с таким восторгом, будто она встретила существо этого пола после долгого пребывания на необитаемом острове. Военные сразу признали в нем Верховного Главнокомандующего (кого в Ельцине не видели) и в своих восторгах недалеко ушли от артисток. Один генерал, получая орден из рук президента, сказал ему: «Вы наш Владимир Красное Солнышко» (так называли Великого князя Владимира (X век), при котором Россия приняла православие).
Прониклись к нему почтением и священнослужители, потому что набожный, ходит в церковь и крестится. Интеллектуалы – писатели, художники, ученые – поначалу колебались. То, что он пришел из КГБ, все-таки многих смущало. Но вскоре он расположил к себе и эту публику, выразив свою приверженность рыночной экономике, демократии, свободе, правам человека и обещая способствовать формированию в России гражданского общества.
Отметив, что государственный механизм разболтан и не работает (и это была правда), он приступил к делу, которое назвал укреплением вертикали власти. Разделил страну на несколько крупных округов и послал в них своих людей представителями президента. Эти люди не заменяют выборных губернаторов, но держат их под контролем и, если нужно, оказывают на них давление. Он пообщался с лидерами политических фракций, и неизвестно, что им сказал, но Дума присмирела и перестала противоречить ему в чем бы то ни было. Конечно, пресса еще позволяла себе некоторые вольности. На телеканале НТВ о новом президенте говорили с пренебрежением, иронизировали над его политикой и над ним самим, а программа «Куклы» изображала его как диктатора и сравнивала часто со Сталиным.
