У папы был любимый анекдот постсоветских времен: разговор на улице – «Вы не разменяете сто долларов?» – «Нет, конечно, но за комплимент спасибо».
Вопрос про заказ был таким комплиментом.
– Или можно прямо сейчас взять эту, – менеджер указал на черную «Бентли», обычную, не кабриолет.
Я посмотрела на шестизначную евроцифру под стеклом.
– Прямо сейчас не смогу.
Уходя, я сказала, автоматически прикинув в уме:
– Лет через десять приду.
– Раньше придете, – пообещал мне человек, которого, очевидно, не зря назначили менеджером. Комплименты он делать умел.
И правда, почему обязательно через десять, можно и через пять. Или через год.
Сейчас я смотрела на бриллианты, разложенные на столе, как на свои собственные, но не чувствовала азарта побороться за их присвоение. Неинтересно вставать всю жизнь в шесть утра, чтобы стать богатой. Где-то я вычитала диалог: «Хочу заработать миллион, чтобы ничего не делать». – «Чтобы ничего не делать, миллион не нужен». Зачем быть богатой, если на это надо положить жизнь?
Стоп. Надо срочно заняться работой. С такими мыслями я умру нищим йогом в ашраме у Сай-Бабы, а не совладелицей журнала Gloss. Мой нонконформизм простирался не дальше легкой лени. Я не собиралась жечь мой будущий особняк на Рублевке, чтобы развеять пепел над рекой Ганг.
– Алена, там авторша пришла, которая писала нам про секс-шоп. Она просит гонорар ей выплатить досрочно. Я объясняла, что это невозможно, но она настаивает. Хочет с тобой поговорить, – сказала Лия.
Я оставила сотрудниц священнодействовать вокруг сокровищ и двинулась в сторону редакции.
Возле моего стола сидела девица. Уже издалека слышен был запах пота. Надеюсь, это не та, которая пишет про секс?
– Ален, привет! А я тебя давно жду.
Та самая. Марианна Пузовкина. Она протянула мне руку. Потную и липкую.
– Гонорарчик прям щас выпишешь? Дико опаздываю еще в одно местечко, тоже за денежкой. Завтра в Турцию фигачу. Одна, без мужа. Бывала в Турции? Там такой секс!
Она говорила быстро и уверенно. Я смотрела, как двигается ее верхняя губа, на которой росли усы.
Лучший в городе автор про секс. Журналист с дипломом психолога. Марианна знала все про оргазм, вагинальные шарики (и пользовалась ими, сама сказала), точки G, многофункциональные вибраторы, феромоны, насадки, кольца, пробки и презервативы. Она писала во все глянцевые журналы, но, очевидно, их не читала. Усы над верхней губой – это поругание основополагающих принципов гламура.
– Я тут тебе новые темки принесла.
Она нагнулась, чтобы достать из сумки листок. Меня накрыло ее запахом, жаркой потной волной. Под мышками на белой майке – мокрые круги. Я содрогнулась от отвращения. Вот почему она пишет про секс – у нее повышенный уровень гормонов, она гиперженщина, фабрика по выработке эстрогена, животворящее женское начало, пульсирующая идеями матка.
Я взяла листок брезгливо, двумя пальцами:
«1. Секс с друзьями – моими и его.
2. Садо-мазо как психологическая разгрузка. Секс-игры вместо ссор.
3. Моя подруга – лесбиянка.
4. Ремонт и секс. Плюсы и минусы секса с рабочими. Реализация мечты.
5. Грязный тип. Почему мужчины, приобретя статус друга или мужа, перестают мыться. Грубо говоря, секс и его носки.
6. Твой мужчина и его взрослый сын. Пылкость против опыта.
7. Фаллическая экспертиза (как вычислить его характер по форме члена).
8. Почему мужчины перестали трахаться? Чем дольше живешь, тем меньше половых контактов. Почему так происходит? Куда девался секс?».
– И еще темка есть – секс и политика. Как раз под выборы. Я сейчас консультирую одно политдвиженьице как психолог, так у нас задача – сделать кандидата суперэротичным. Брутальный, но аскетичный самец. За такого голосуют.
Марианну несло, от Марианны несло. Как бы мне быстрее выставить этого фрика?
– Я тут прикидочку сделала – Каспаров, Рогозин, Жирик. Жаль, Немцов сейчас в бизнесе, а то он бы подошел. Я видела его на фото, он снимался как-то перед купанием в проруби в таких ма-а-леньких трусиках. Это супер было! Я все рассмотрела! Только с фотами может быть небольшая проблемка. Как думаешь, дадут? Но если будут стесняться, я им скажу, что чего надо мы в фотошопе дорисуем. Жаль, Ален, что у нас негров в политике нету. Там такие у них органы власти… О! Ни фига себе у мужика размер!
Она схватила со стола фигурку, которую привезла мне Полозова с Маврикия.
– Это бегемот, – сказала я. И воспользовалась паузой: – Послушай, а что ты собираешься в тексте писать?
– Очень просто. Разрабатываем темку – выборы как замена сексу. Голосуют-то женщины, у которых нет мужиков. То есть Россия голосует маткой. Подходец ясен?
– Марианна, у нас глянцевый журнал, а не социологический. Не подойдет.
– Да это хит будет. Все журнал купят!
Надо было спасаться. Единственный шанс – откупиться. Я собиралась сказать ей, что гонорар она получит как все, в конце мая, но теперь была готова приплатить из своих, лишь бы она убралась восвояси.
– Марианна, сейчас бухгалтерия закроется, беги скорее. Вернешься из Турции, обсудим.
Она унеслась, оставив меня задыхаться в терпкой потной волне.
Я набрала телефон Любы:
– Сейчас девушка по фамилии Пузовкина придет за деньгами. Скажи бухгалтеру, чтобы выдала деньги в счет мая. Запомни фамилию – Пу-зов-ки-на, Марианна – и больше никогда меня с ней не соединяй.
Вечером я поехала к родителям.
– Алена, дочка, что у тебя с ногтями? Почему такие черные?
– Так надо. Так модно.
Мама разглядывала мой лак. Ужасная nail-тенденция сезона – буро-черный цвет, который приходится наносить, не дыша. Я только привыкла к пурпурно-красному, научилась ходить с кровавыми ногтями, и вот тебе – крась теперь черным. Но от тенденций мне теперь не отступить.
– Глупая какая мода. Поедешь в субботу с нами на дачу, будут такие ногти.
Гиперболический эпитет «дача» – слишком щедрый комплимент строению в ста четырех км от Москвы, находящемуся в непосредственной близости от высоковольтной линии. Участки от маминого института нарезали по просеке, по которой маршируют к светлому, хорошо освещенному Чубайсом будущему опоры ЛЭП. Дом наш стоял метрах в десяти от широко расставленных ног высоковольтной дылды, если выйти в огород после дождя и провести ладонью по руке, можно почувствовать, как волоски на коже легонько сопротивляются поглаживанию, ершатся упруго.
И ехать туда два часа, и то если без пробок.
– Мам, давай я вас отвезу в конце мая. Сейчас еще холодно. И далеко все-таки.
– Валера, ты слышал? Поговори со своей дочерью! Она не хочет мать с отцом везти на дачу! – крикнула мама в темноту коридора.
Папа сидел в комнате и проверял студенческие курсовые.
– Иду, иду к вам, девочки. Подождите, не ссорьтесь без меня. – Папа, наш Чип и Дейл, уже спешил на помощь.
– Валера, она опять не хочет ехать с нами! Правильно, зачем ей мать с отцом, она же теперь у нас другой жизнью живет.
– Юлечка, ты только не волнуйся. Алена, накапай маме корвалол.
– Мне не нужен корвалол! Я вполне нормальный человек. Да, Алена, твой отец не купил тебе особняк на Рублевке! И что, ты теперь нам будешь предъявлять претензии?!
Я сделала глубокий вдох. Выдох. Вдох-выдох. Только бы не сорваться.
– Мам, я же молчу.
Я заткнула уши и вышла из кухни. Села в отцовской комнате и включила телевизор. Екатерина Андреева, смотрите новости на Первом канале, сериал, еще сериал, криминал, размышления о трагической судьбе русской культуры, канал спорт, мимо, мимо, мимо, фильм без начала и конца, «Дом-2» с кроликами в деревянных клетках, группа «Корни». Я переключила. На экране бриллианты собирались в логотип Glam TV. Настя Ведерникова улыбалась, смеялась и шагала прямо на меня. Бодрый голосок за кадром анонсировал: сегодня в полночь в программе «After-party» Анастасия Ведерникова принимает миллионеров и экспертов в мире роскоши. Вернись из клуба и не забудь включить телевизор!
Я посмотрела на часы. Без пяти одиннадцать. Пора ехать домой.
За стеной гремела посуда, и гремела мама. Я приоткрыла дверь на кухню:
– В субботу на дачу поедем вместе. Я отвезу.
Есть хоть один человек на этом свете, который меня понимает? Мама… Я не обижалась на нее. Я понимала, что таким диким образом прорывается наружу ее растерянность перед жизнью. Родительское чувство вины за то, что она не справляется со временем и не соответствует ему. Мой глянцевый успех мама рассматривала как сигнал опасности – я становлюсь другой, не такой, как она, а значит, есть риск меня потерять.
Почему-то мама не могла понять, что меня ничто не может отнять у нее и что мне ничего не надо, кроме ее любви. Ну, может, чтобы еще по голове погладили.
Мама не умела наслаждаться сегодняшним днем, просто жить, потому что здесь и сейчас хорошо. Она ждала, что завтрашний день будет хуже. И на всякий случай уже сегодня начинала гнобить завтра.