– Хватит здесь стоять! Пошли, пошли, нас Настя ждет, – Островская тащила меня прочь от Дворца. Я упиралась.
– Подожди, давай хоть чуть-чуть посмотрим, – я видела наверху большой экран, снимавший красную дорожку, по которой поднимались люди. Им никто не хлопал. Все ждали новую звезду. Я стояла посреди тротуара, открыв рот, маленькая девочка в лавке чудес.
– Аленыч, не будь смешной. Чего ты хочешь там увидеть? Это же цирк специально для зевак! – Лия толкала меня вперед, а я приросла к месту. – Мы с тобой девушки эксклюзивные, мы не можем тут так просто стоять. Надо или по дорожке идти, или по клубам тусить. Иного не дано. Слушай, ты же не хочешь, чтобы тебя тут на тротуаре кто-нибудь из русских увидел? Алена, Ведерникова ждет!
Последний аргумент вывел меня из ступора. Мы очень серьезно опаздывали. Мы побежали по набережной, мимо пляжей, накрытых белыми шатрами, мимо сияющих фасадов отелей Majestic, Carlton… Здесь, кажется, кто-то меня собирался поселить. Впереди уже был виден Martinez.
Фотографы бежали впереди и снимали нас. Я выпрямила спину.
– А ты говоришь, звезды! – сказала Лия. – Они нас фотографируют!
Тут же все разъяснилось.
Нам протягивали визитные карточки фотоателье – завтра можно забрать свои снимки. Такой бизнес на людском тщеславии. Тебе говорят, что ты звезда, и ты веришь, а вера чего-то стоит…
Дорогу, свободную от машин, с двух сторон охраняли пальмы. Отели, их башенки, балконы, купола выходили к самой кромке города, подсвеченные мягким предзакатным светом, как будто солнце оставило в распоряжение фестивалю до утра снопы своих лучей, чтобы ярче сияли рекламные киноплакаты. Мы шли мимо клоунов, выкрашенных серебряной краской, мимо спящей карусели, мимо киоска с хот-догами. Здесь, вдоль моря, идти легче – по другой стороне, мимо витрин бутиков и парадных подъездов гостиниц валила толпа. Подъезды к отелям, огороженные железными стойками, были оцеплены людьми – из этого плена выезжали лимузины.
Мы подошли к осажденному зеваками Martinez. В парадные двери впускали нарядных гостей.
– Как же мы туда пройдем? – Я почувствовала, что робею. Не могу же я вот так просто идти по проходу, предназначенному для звезд.
– Очень просто. Иди за мной! – Островская раздвинула толпу плечом и пошла вверх по дорожке, к сияющему огнями парадному подъезду. Я двинулась следом, выпрямила спину, расправила плечи, подняла подбородок. Раздались хлопки. Редкие, не переходящие в овацию, ясное дело, но отчетливые.
Спасибо тебе, добрый город! За то, что ты так щедро рассыпаешь мне комплименты, за то, что я вижу тебя в нарядной обертке киноафиш, за эту толпу киноманов, которая приняла меня в свою семью, за то, что ты позволил мне дышать одним воздухом с теми, кого я так люблю. За кино, прошлое и будущее, которое смотрит на меня с плакатов на фасаде твоих отелей. За море, за пальмы, за яхты, которые покачиваются в темноте, подсвеченные огнями по контуру мачт.
Я шла и старалась прочувствовать каждый свой шаг, об этом я буду рассказывать через сто лет своим внукам – помнит бабка, как в Каннах была. Спасибо тебе, город, я запомню это навсегда.
Островская летела вперед, через вестибюль, по коридору, через ресторан, как будто знала, куда идти.
Я увидела ее сразу. Белое облако оборок, на лифе – банты. Очень красиво.
– Девочки! Наконец-то! – Она махала нам рукой. – Сюда! – Рядом с Ведерниковой сидела невыразительная дамочка лет пятидесяти.
– Алена, Лия, а это Рита, генеральный директор магазинов Empire.
Настя встала из-за стола, мы расцеловались.
Я посмотрела вниз – босоножки McQueen, точно такие же я купила в Лондоне. Хорошо, что я надела сегодня новые Chanel.
– Девочки, почему так долго? Уже сорок минут ждем. Нам же в кино идти!
– Мы идем в кино? – Я даже подпрыгнула от восторга.
– Это мы с Ритой идем. У вас же нет аккредитации, насколько я поняла?
Я покачала головой.
– Не расстраивайся, Ален. Хорошо, что вы вообще приехали. Это чудо – Каннский фестиваль, правда?
– Да, самое большое чудо, которое я видела. – Мне так хотелось с кем-то поделиться счастьем, что годилась даже Настя.
– А вы в каком отеле живете? – вступила в разговор Рита.
– Мы вообще в Ницце живем! – сказала Островская возмущенно.
– Да что вы? Бедняжки! – Рита сделала скорбное лицо.
– Аленыч, приедем, устроим Вере разборку. Это безобразие – не найти нормальный отель в Каннах!
– Лиечка, это, правда, очень сложно. Номера забронированы на годы вперед. Я тоже очень мучилась, пока он… – Настя осеклась и замолчала. Я поймала ее взгляд.
«…пока он не подарил мне виллу», – закончила я мысленно фразу за Ведерникову.
– Что за платье, Настенька? – Лия ощупывала материал.
– Оскар де ла Рента.
– Точно. Я сразу так и поняла. Оскар или Альберта Ферретти.
– Девочки, нам пора бежать. Вот билеты на прием. – Настя протянула нам конверты с логотипом Empire.
– Да, это наша вечеринка, – пояснила Рита.
– А повод? – Лия разглядывала приглашение.
– Просто фестиваль. Празднуем, что русские фильмы попали в Канны первый раз за много лет, – сказала Настя.
– Да, и продвигаем наш бутик в Каннах. Приходите, девушки, обязательно.
У меня вертелся вопрос. А он-то будет? Но я не могла его задать…
Настя встала.
– А вы пока посидите, выпейте чего-нибудь. Эта терраса вообще культовое место. Здесь звезды собираются. Я специально сюда вас затащила. Сейчас наверняка придет кто-нибудь знаменитый. Все, увидимся. – Мы снова расцеловались.
Я смотрела, как Ведерникова шла по улице, на ее изящные щиколотки, на пышные оборки Oscar de la Renta, трепетавшие от ветра и от восторга, что именно ее тело выбрало это платье. И правильно, что Канторович выбрал ее. Настя была звезда. Почти такая же безупречная, как люди, сидевшие сейчас в кафе на террасе Martinez. Если и был на Насте легкий налет московской усталости, то он стерся за те несколько дней, что она провела здесь.
Надо признать – вырос новый сорт девушек, богатых и красивых, которые и должны составлять пару богатым и успешным мужчинам. И нет тут никакой трагедии. Канторович и я – мезальянс, неустойчивая конструкция со смещенным центром тяжести, которая рухнула бы в любом случае.
Любовь предпочитает равных. И существует только в равновесии.
На террасе становилось людно – уже не осталось свободных столиков, и мы с нашими полупустыми бокалами явно занимали чужое место. До начала приема еще два с лишним часа. Звезд в кафе не было.
– Пойдем потихоньку? – предложила я.
Мы двинулись в обратную строну, ко Дворцу, мимо витрин бутиков, обходя плотные группки людей, сбившиеся посреди человеческого потока. Они смеялись, обнимались, курили, говорили на всех языках мира. Кинематографисты, настоящие хозяева здешних мест. Герои в смокингах и героини в платьях. Я внимательно ощупывала каждое лицо – вдруг это и есть звезда, которую я спрячу в свою копилку воспоминаний. Но никто не попадался.
– Где рестораны-то? Веди меня, – Лия притормозила у витрины Yves Saint Laurent.
– Уже близко, – я прибавила шаг. Толпы возле Дворца уже не было, скамеечки и стремянки операторов опустели. Правильно, все на премьере.
Мы прошли через сквер. Направо или налево? Пусть будет налево. Ура! Я гений! Вот она, улица, откуда доносились пряные запахи и бойкий стук вилок по тарелкам. С трудом нашли место, на открытых верандах был аншлаг.
– Как же я хочу жрать! – сказала Островская, плюхнувшись в кресло. – О, даже по-русски есть меню.
– Да, это наш город.
Руккола с креветками, сибасс, бутылка вина. Мы решили не экономить.
– Тебе нравится Ведерникова? – спросила Лия, когда мы уже размышляли над десертным меню.
– Да.
И это было правдой. Какое облегчение, что я наконец к этому пришла.
– А я была уверена, что ты ее ненавидишь. У вас с ней что-то произошло в Каннах прошлый раз?
Скорее, у нас с ним. Стоп. Не надо об этом вспоминать.
– А что тогда случилось все-таки? Ты не рассказывала подробно.
И сейчас не хочу.
– Да нечего рассказывать. Забыто.
Сейчас казалось, что все это случилось не со мной. И не с Настей, и не с Сашей. Не стоило копаться в той истории. Кто из нас так раздразнил судьбу тогда, я, Канторович или Ведерникова, что мы навлекли на себя гнев местных богов? Теперь в этом бессмысленно разбираться. Забыть, выбросить из памяти ту историю, как дешевый бульварный роман. Лазурный Берег принял меня в свои родительские объятия, гладил по голове, убаюкивал, усыплял. Как же хорошо здесь…
– Ты пойми, я за Настю переживаю, поэтому так расспрашиваю подробно. С ней вечно что-то происходит. Она вообще несчастная.
– Несчастная?
– Там в семье такие скелеты! Ты знаешь, что у нее мать с турецким мальчиком живет?
Я едва не выронила бокал.
– Как это?!
– А так. Каждый год вывозит себе нового пупсика с пляжа. Они с Ведерниковым не живут вместе уже лет десять. Там и алкоголь, и все на свете. Ведерников и Насте запрещает с ней общаться, но она, я знаю, ездит к ней иногда, деньги матери дает… А та пропивает со своими зажигалками. Ты только не распространяйся об этом, хотя все, конечно, знают…
