Нюра, ну не сиди ты согнувшись
в три погибели.
Господи.
Хорошо.
Хорошо.
В три погибели не согнусь.
В три спасения распрямлюсь.
* *
*
Вообще мне никогда не снятся звуки.
А тут приснилось, как грохочет сердце
его, сидящего со мной за партой
…мы учимся в прекрасном ПТУ
преподают нам под открытым небом
И я пытаюсь подсмотреть конспект
и тут ужасный грохот раздается
и это оказалось что теперь
и у меня грохочущее сердце
А дальше нас на практику ведут
идем вдвоем и трубы трубы трубы
и тут я что-то с ходу запорола
а он бежит на помощь но уже
никто все это починить не может
и я сияю, нет, мне стыдно, да,
но я сияю, потому что вижу
что он не может обвинить меня
он должен бы сказать: да это ж знает
любой младенец. да, но он не может
(мы по уши уже во всем вот в этом)
не может обвинить меня ни в чем
да и к тому же ничего не слышно
* *
*
Is there life after love?
Сюрприз, there is.
Чего там хвататься за лом, обойдетесь без лома.
Разлюбить — значит просто понять, что твоя жизнь
хочет тебя научить чему-то другому.
А потом все подробности холода и прозрачность жары
было ли это много было ли мало
когда вы сидели напротив друг друга как две горы
завернувшись в страхе по горло в свои одеяла
Ну а если потом после всех даров и потерь
снова увидеть эти глаза и брови
ты почувствуешь в точности то же что и теперь
только не будешь это называть любовью
* *
*
Моя мама часто покупает книги
иногда биографии разных великих
у меня не то чтобы мания величия
но каждому ж хочется биографию личную.
Пусть там не пишут про любовников взвод,
про выступления в кафе прокуренных.
А пусть напишут, что в страшный год
меня спасала семья Байчуриных.
* *
*
Раньше не было подносов, были только козырьки.
Раньше не было мальчишек, были только пузырьки.
Был пузырек граафов,
а вышел Вася Графов.
Сидит на карусели в день воскресный,
четырехлетний, в жизни неизвестной,
и брови поднимает жалковато,
рассказывая, что нашел невесту,
что платье будут шить из шоколада.
* *
*
— Мам, вот послушай, я все время психую,
день от дня все противнее, все капризней,
а он — как блаженный — терпит меня такую
и говорит, что счастлив, как никогда в жизни.
Не может же он не встревожиться хоть отчасти,
должно же его насторожить хоть что-то?
— Знаешь, Комарик, если мужчина счастлив —
значит, ему очень нравится его работа.
* *
*
Может, придется трудиться,
может придется влюбиться,
может придется стыдиться, молиться,
может как следует разозлиться,
может — смириться.
Может придется в каком-нибудь городе поселиться,
музыку слушать, книги читать, кого-то прощать.
…С полом противоположным придется повеселиться
супом его угощать, сердце его смущать.
Может придется бриться — не бриться, красавицам сниться,
встретить все ранние, все поздние поезда,
но основная задача — конечно — родиться,
как и задумано — раз и навсегда
* *
*
Когда долго не говорят дети
начинаешь придумывать что слова это сети,
что слова это бремя, что слова все мелкие,
что может быть слов никаких и нет
только все это до поры до времени
до тех пор пока Дуся не прошепчет вдруг: Переделкино
пока Дима не скажет: рассвет
* *
*
И что за милая консоль
и что такое в самом деле
и как деулинская соль
нижегородские метели
и этот поезд стометровый
и где карета Гончаровой
никто не скажет почему
зимою в розовом дыму
ничто необъяснимо сразу
и кто б куда ни уезжал
в уме гудят простые фразы
“пылал огонь” и “жук жужжал”
* *
*
Здравствуйте, Олег Григорьевич,
Кыё-Кыё
это скорее всего ничего-ничего.
А может быть это даже эхолалия —
просто повтор услышанного “чего-чего”
в ответ на просьбу глазами или мычание.
Но это не значит наверное что ответа нет.
Это наверное просто такой привет, привет-молчание.
* *
*
Как хорошо побыть среди людей,
среди своих же собственных гостей,
летать среди комет улыбок белозубых
то за ночным вином, то за полдневным супом.
Весенних облаков отчаянный пикник.
Чужой любви приливы и отливы.
И снег, и бег саней неторопливый
(по мнению детей, сидящих в них).
Строительство в отсутствие стамески.
Акулы с крокодилами на леске.
Распроданный с налета диплодок.
И диафильм на белой занавеске,
и полусонных зрителей рядок.
Удоденко Николай Петрович родился в 1922 году в г. Алчевске Луганской обл. Окончил Ленинградский кораблестроительный институт, работал на предприятиях Главсевморпути и Минсудпрома СССР в г. Якутске, Николаеве, Севастополе, а также на Александрийской судоверфи (Египет). Участник боевых действий Великой Отечественной войны. Персональный пенсионер республиканского значения, награжден двумя орденами Отечественной войны II степени, орденом “За мужество”, двумя орденами Трудового Красного Знамени, орденом “Знак почета”. Живет в Севастополе.
Начну. Дед по отцу — из деревни Селезневка, работал на железной дороге, дед по матери — из соседнего села Уткино — на домне в Алчевске. В декабре 1922-го вместе с советской властью родился и я. Крестили. Наивный малый, все куда-то рвался, и то не для себя, во имя будущего! Где-то опережал сверстников... А что получилось? Все равно старый и больной, ни кола ни двора. Одна легенда. Семейного масштаба. Такой себе семейный Кихот.
Отец — шахтер. Мама дома теперь с двумя малышами. У обоих родителей по три класса образования. Правда, отец в школу не ходил: с 11 лет в шахте саночником на четвереньках карабкался, где от горячего пола до потолка — полметра. Взят в солдаты, где и обучен грамоте. Воевал на румынском участке. Георгия и Большой серебряной медали удостоен. Аж подпрапорщик бравый на фотографии. В 18-м ушел домой, женился. И с женой-девчонкой шестнадцатилетней (самому-то 28) с Красной армией против дроздовцев отступали-наступали. Опять шахта, ленинский призыв в партию. Член рудничного комитета. И вдруг в 1928-м — в Сочи, организовывать санаторий для шахтеров. На базе частного когда-то пансионата “Теремок”. И сейчас стоит — возвышается.
