Разговор шел долго, несколько часов, но учитывая, что знакомство их состоялось около трех ночи, женщина была с дороги, а мужчина – просто в возрасте, ничего удивительного нет в том, что телефонный звонок на Славин мобильный, несмотря на весь выпитый кофе, застал их мирно спящими.
Нет, не подумайте ничего плохого и пошлого, каждый спал в своей кровати, а то, что от одной до другой было всего пять метров, но и сто лет, придавало этому сну особое очарование.
– Это… – Надежда Михайловна говорила тихо, почти шепотом, но все равно пыталась подобрать слова повежливей. – Это так носят сейчас?
Она не могла смотреть на Марину, все время отводила глаза, но тут же они сами, как бы без ведома хозяйки, возвращались обратно.
А всего-то дочь пришла в джинсовых бриджах и майке с короткими рукавами. Она тоже все время поглядывала на «соседку». С любопытством, но было в ее взгляде что-то еще, чего Слава пока не мог определить.
Только «зять» сидел за компьютером и, как сумасшедший, щелкал клавишами. Получив утром Славино письмо, он хотел было отработать его дома, но понял, что не успеет из-за книжного шкафа, за которым надо было ехать на другой конец Москвы, поэтому позвонил «тестю», чтобы сообщить, что сделает все с его компа, просто привезет флешку с данными, а остальное уточнит по Интернету.
А заодно спросил:
– А точность такая откуда?
– Какая точность? – не понял полусонный Слава.
– Ну, дату откуда знаешь?
Несмотря на то, что со всеми окружающими «зять» был на «вы», нашему герою он почему-то с самого начала знакомства говорил «ты», чем последний даже немного гордился.
Прохоров мучительно соображал несколько секунд, говорить или не говорить своим о Надежде Михайловне сразу, потом решил сделать сюрприз:
– А вот приедете, сами поймете…
И положил трубку.
И когда ровно в двенадцать, такая у него была особенность и обязательность, Володя начал заносить упаковки с пресловутым шкафом, ему вместе с Маринкой пришлось пережить несколько странных секунд.
Потому что, предупрежденная Славой, Надежда Михайловна спокойно сидела за столом с чашечкой кофе и, когда они вошли, неспешно встала в длинной юбке и все той же кремовой блузке, которую она неведомым образом успела постирать и высушить, и церемонно поклонилась гостям:
– Доброе утро, господа…
– Со-сед-ка… – почему-то по складам сказала дочь, от изумления даже не ответив на приветствие.
А Володя только покачал головой, впрочем, поздороваться не забыл:
– Доброе утро, мадам…
И поставил сверток с деталями шкафа у входной двери. Собрался за следующим, но был остановлен спокойным голосом:
– Я, вообще-то, мадемуазель, но можно просто – Надежда Михайловна…
Тут уже все трое несколько изумленно посмотрели на гостью. Представить себе в начале двадцать первого века, что дама за тридцать может никогда не быть замужем, еще можно было. Но вот, чтобы она относилась к этому спокойно, если, конечно, не феминистка, гораздо труднее.
Первым нашелся Володя:
– Прощения прошу, если обидел, Надежда Михайловна, – он обернулся к «тестю». – Там еще немного, три, нет, четыре свертка.
– Помочь?
– Сам справлюсь… – и тихо добавил: – Вы тут без меня справляйтесь, а вообще-то ты – осел, предупреждать же надо.
– Извини… – пробормотал Слава, пряча улыбку.
Ну а что, он один должен был в шоке побывать?
Володя хотел сразу собрать «чудовище», как он почему-то называл уродский шкаф, но Прохорову не терпелось узнать все для реализации их идеи с книгами и автографами, поэтому он предложил сделать перекур. Пусть «зять» посмотрит, исходя из точной даты, все, что надо, а потом они вместе соберут шкаф и расставят книги.
Слава пока не стал говорить ни детям, ни Надежде Михайловне о некоторых новых идеях, возникших в процессе разговора. Он видел, что «зять» все время размышляет о чем-то, пока они втроем вели светскую беседу, и понимал, что Володя при его шустрых мозгах, похоже, обо всем догадался.
Ясно было, что появление Надежды Михайловны, да еще такое появление, как получилось, многое меняло в их планах, делая их гораздо проще. Но вот революционный шлейф «соседки», о котором «зять» не знал, мог, как мощный хвост, повернуть всю ситуацию в непредсказуемую сторону.
– А куда вы ездите отдыхать? – Маринка, пока «муж» трудился в поте лица, пыталась вести с гостьей светскую беседу.
– Я – никуда… – любезно улыбаясь, но глядя все-таки в сторону, ответила Надежда Михайловна.
Слава чувствовал, что эти две дамы друг другу не очень нравятся, но пока не знал, что с этим делать.
– А господа – в зависимости от доходов. – Надежда глянула на «зятя», который резко повернул голову, услышав предыдущую ее реплику. – Кто – в Софрино, кто в Коктебель, кто – в Ниццу… А у вас как отдыхают?
– Да почти так же… – изумленно ответила Маринка. – Только еще всякие острова прибавились…
– Какие острова? – не поняла гостья.
– Ну там всякие… – дочь повспоминала, потом выдала: – Мальдивские, Азорские, Балеарские…
– М-да… – Надежда покачала головой, но как будто даже загордилась. – А я и слов таких не знаю…
– А ни фига-то, – раздался Володин голос от компа, – у нас не получается. То есть почти ничего…
– Что случилось? – Слава подошел к компу, посмотрел на монитор.
Не очень хорошо было оставлять двух женщин наедине, но тут не развлечение, надо было срочно понять, что там не так.
Неужели вся идея их рухнула?
– Смотри, – «зять» показал на монитор, – из великолепной семерки – Сирин еще не издался, Маяковский – в этом году в Питере, Пастернак еще не издался, только в конце года. Ахматова, даже если «Вечер» уже вышел, – тоже в Питере. Гумилев в Царском Селе, остается Цветаева, которая в этом году вышла замуж, и они с Эфроном уехали в Коктебель, но может быть, она еще здесь…
– А Мандельштам? – спросил расстроенно Слава.
– Не могу выяснить точную дату выхода «Камня», – отозвался Володя и опять защелкал пальцами по клавиатуре, – но в любом случае это Питер… А вот, нашел – конец марта – апрель, значит, хоть книга есть…
– А откуда вы знаете, – тут почему-то возникла небольшая пауза, – Александра Владимировича? – послышался вдруг голос Надежды.
– А кто такой Александр Владимирович? – спросили в один голос Маринка и отец.
И только Володя защелкал привычно клавишами компьютера. Он и ответил вместо гостьи, которая вдруг замешкалась и не нашлась, что ответить…
– Мандельштам Александр Владимирович (1878–1929) – раздался его голос, – партийный и государственный деятель. Член РСДРП с 1902 года, участник революций и гражданской войны. Ну и так далее… – он повернулся к Надежде. – Вы о нем говорили?
– С вами страшно… – вдруг тихо сказала она. – Спросишь что-то невинное и в секунду узнаешь, что кузену осталось жить шестнадцать лет.
– Простите… – Володя беспомощно пожал плечами. – Я не хотел…
– А я уж подумала, – вмешалась Маринка, встряхнув головой, чтобы отогнать наваждение, – что вы – революционерка…
Слава даже присел, когда представил, что сейчас будет.
– А я действительно член революционной организации… – спокойно сказала Надежда. – Это что-то меняет в вашей жизни и отношении ко мне?
Даже Володя бросил свой комп и уставился на «гостью». А Маринка, так та просто рот открыла от удивления…
И страха, наверное…
Слава решил, что пора вмешаться.
– Надежда Михайловна, – как можно безмятежнее сказал он, – действительно боец революции. Но это не мешает ей быть нормальным, живым человеком и очаровательной женщиной.
– А вы эсдечка или эсерка? – приходя в себя, спросил Володя. – Брат ваш, тут написано, твердый ленинец…
– Была эсдечкой, – не смущаясь, отозвалась Надежда, – а теперь ушла к эсерам. Мне кажется, что революционер должен действовать, а не бесконечно дискутировать о тонкостях устава и программы.
– Ух, ты… – выдохнул Володя. – А ваша, простите, как фамилия? Вдруг вы здесь тоже есть?
– Мандельштам, – с готовностью отозвалась Надежда и даже подошла к компьютеру. – Наши с Сашей отцы были родные братья, так что и фамилии у нас одинаковые…
Тут Володя со Славой уставились друг на друга и даже кивнули одновременно.
– Надежда Мандельштам… – протянул «зять».
Такая ситуация открывала новые перспективы, которые надо было тщательно обдумать.
«Зять» вернулся к компу и через несколько секунд сказал, облегченно вздохнув:
– Слава Богу, вас здесь нет…
– Почему, слава Богу?.. – почти обиженно спросила Надежда. – Потому что я не могу узнать дату своей смерти? Так я ее не боюсь… Своей – не боюсь…
– Не в этом дело… – сказал Володя.
– А в чем?
– А в том… Что, лучше… – вдруг выпалила Маринка, которая особенными знаниями русской истории не обладала, но даже она догадалась, о чем идет речь, – лучше было бы сейчас узнать, что вы после революции стали видным партийным деятелем? И участвовали в подавлении какого-нибудь крестьянского мятежа и у вас руки по локоть в крови, как у этой дамы с дурацкой кличкой… она обернулась к «мужу». – Как ее звали, Володь, помнишь, ты мне рассказывал – Земляничка? Земфирка?
