– Дело нехитрое. За лишнее слово уши на ходу отрежу,- смеясь, сказал Сашка.
– Пугать не надо, пуганые,- покачиваясь на стуле, ответил Крапивников.- И не таких видали.
– Тогда читай,- Сашка извлёк из кейса кипу бумаг и бросил перед ним на стол.- Грамотен?
– Да уж как-нибудь,- парировал тот.
– Ты давай, наверстывай упущенное в молодости, а я пока душ приму,- Сашка взял полотенце и удалился. Мылся неспешно, растягивая удовольствие. Выйдя из ванной комнаты через полчаса, он застал Крапивникова в напряженном чтении. Помпезность с него слетела, гора окурков в пепельнице росла. Он нервно курил одну за другой, прикуривая и сопя.
– Что? Интересно? – Сашка сел на кровать и, вытирая голову, сказал. – Дорогого стоит.
– Здесь вот,- Крапивников поднял уже прочитанный лист.- Есть неточность.
– Ты, Егор Борисович, на мелочи не обращай внимание, не цепляйся за шелуху. Ты суть улавливай. А суть, прямо тебе скажу, безрадостная. Поэтому отложи пока, я тебе эти бумаги дарю. Копия это. На память.
– Слушаю вас внимательно. Чем, так сказать, могу?- Крапивников аккуратно сложил листы и обернулся к Сашке лицом.
– Надо вот что. И без лишних слухов. Молча. Вот тебе коллективная на тургруппу,- Сашка подал Крапивникову лист заявки, пачку денег сотенными.- Мои ребятки завтра начнут прибывать. Оформишь как положено. Без липы. Мне в финотделе отчитываться. Ясно?- Крапивников кивнул.- Номера так сделаешь. Шесть двойных – второй этаж, десять двойных – пятый этаж. И здесь, на третьем, четыре двойных. Доходчиво?
– Шесть по два – второй. Десять по два – пятый. Четыре по два – третий,- повторил Крапивников.
– Концы на автобазе "Интуриста" у тебя есть?
– Найдутся.
– Пригонишь два "Икаруса", выберешь самые новые. И чтобы были на мази и с полными баками. Водил с них поселишь в номера, дашь им девочек и пусть развлекаются. Они мне не нужны. Но это твои расходы.
– Сделаем.
– Поскольку ребята мои горячие,- продолжал Сашка,- чтобы всё ладно было, дерьмо своё из здания выведи. А то уж больно они много хозяйских функций на себя взвалили в стране советской, плечи не выдержат. Мои цацкаться не будут. И если беглые у тебя здесь есть, их в первую очередь отсылай, так как мои всю гостиницу с лупой обшарят по приезду.
– Что ж. И это обеспечим,- вздохнул Крапивников.
– Толстячка здесь оставь. Я его между делом хорошим манерам обучу, а то, вижу, у тебя руки не доходят. И дашь ему свой телефон, чтобы быть на связи. Самому тебе тут торчать нет резона.
– Да, это уж точно,- сознался Крапивников.- Чего-то светиться не очень хочется.
– Выставь на входе и выходе своих дежурных. Тех, кто в меру воспитан и спокоен, кто знает всех, чтобы лишнюю мразь спроваживать от ворот. Предлог сам домысли, ты ведь театрал.
– Имею такую страсть. Была бы моя вольная возможность, я бы театр в Москве отгрохал огромнейший,- при этих словах Крапивников сладко улыбнулся, причмокнув.
– Слюни-то не пускай,- прервал его мечтания Сашка.- До такой возможности тебе не дожить.
– Потому, что все мы скоты. Все, поголовно,- горько бросил Крапивников.
– Это, пожалуй, единственная истина, о которой я даже спорить не хочу. Ты прав,- поддержал его выводы о скотах Сашка.
– Со мной что потом?
– Да ничего,- Сашка встал со стула.- Ты вольный от меня. За других не поручусь. От меня в том случае, если всё тихо будет. Долго мы тут торчать не станем. Деньков десять-двенадцать.
– Всё сделаем чистенько. Это обещаю,- Крапивников положил ладонь на грудь.- Коль вы без наезда на мою свободу. Но слово чести хотелось бы иметь.
– Даю, что не трону,- ответил Сашка.- И не дрейфь, Егор Борисович, бизнес твой не пострадает, мы до Нового года съедем.
– Позволю себе откланяться,- Крапивников поднялся, забирая подаренные Сашкой материалы его собственных преступлений.- А то дел много поручили, времени же в обрез, то есть до приезда ваших архаровцев. Пойду.
– Давай, Егор Борисович, подсоби,- Сашка протянул руку, Крапивников сначала опешил, но потом, переложив документы в левую, пожал.
Первые прибыли через сутки утром. Остальные добрались под вечер. В полночь весь штат был на месте. Приходили в Сашкин номер четверками, получив от Сашки инструкции, расходились. Всего было Сашкой разработано множество вариантов, но к выполнению он оставил, посовещавшись со своими, четыре. Последний, четвёртый, был "жертвенный". Так он его окрестил. Ему не хотелось бросаться в крайность. Ещё больше не хотелось выводить Сергеева на смерть, но ему не оставили выбора. Никакого.
"Почему,- размышлял он,- мне не хочется подставлять Сергеева? Он человек системы, которая хочет сожрать то, что копили и по крупицам собирали годами, десятилетиями, столетиями. Через смерть, нечеловеческие страдания, на которые толкали многочисленные Сергеевы. Пусть он расплатится. Один за всех. Это плохо по отношению к нему, как к человеку, но справедливо, ведь платить кому-то надо. Ну разве я виноват, что он натянул на себя этот вселенский сюртук, и от того, как он поступит, зависим мы? Нет. Конечно, он умнее всех их, он мог бы стать хорошим спутником, но он на это не пойдёт. Честность не даст. И потом, я дам ему выбор. Выбор без выбора ты ему дашь,- сказал внутренний голос.- Да пошёл ты… Всё об этом. Дам, что есть. Надоело за всех думать. Пусть сами за себя решают свою судьбу, и он в том числе. Всё!" Сашка разделся и лёг. Завтра предстоял нелегкий день. Выспаться надо было обязательно.
– Здравствуйте, Алексей Иванович,- вставая с табурета на кухне, произнёс Сашка.
– Здравствуй!- ответил Сергеев, протягивая руку для пожатия, скорее машинально, чем из желания.- Вот ты какой?
– Каким мама родила, такой и есть. Я тут у вас немного похозяйничал, знаю, что супруга с детьми на отдыхе, вот приготовил кое-что. Не обессудьте за нахальство.
– Это ничего. Вижу, что кухня у вас приличная,- осматривая стол, проговорил Сергеев.- И весьма. Тогда прошу к столу и начнём трапезу. Об остальном чуть позже. Как?
– Устраивает. Вполне,- Сашка сел за стол первым.
Разлили водку, не чокаясь, выпили и, закусывая, стали пристально вглядываться друг в друга.
– Что Москва?- нарушил молчание Сергеев.
– Алексей Иванович, моё мнение о столице вам будет неинтересно.
– Почему?- наливая по второй, осведомился Сергеев.
– Оно специфично. И почти совпадает с тем, что думают о ней многие, но стараются не говорить вслух,- они выпили.
– Это вы зря. Зарисовки ваши интересны мне. Потому, что взгляд ваш особенный, более достоверный, чем у многих. Ведь вы в своих выводах используете весь информативный материал, не так ли? Я тоже имею определённый взгляд, и сравнить с вашим было бы полезно.
– Могу одним словом,- предложил Сашка.- Если вас устроит.
– Есть такое слово?
– Свалка.
– Скорее помойка. Мне кажется, это более точно,- не согласился Сергеев.
– Нет. Именно свалка. Помойка – это хаос, в котором всё брошено как попало. Здесь же всё разложено – упаковано, у каждого своё место, своя ниша, своя ступенька, свои права, свои полномочия, своё "можно" и "нельзя",- Сашка стал разливать первое.- И потом, Москва – всесоюзная свалка. Вы посмотрите, кто проживает в столице, надеюсь, данными располагаете. Это же адский коктейль низменных побуждений, выпив который, дуреешь, как при приёме мощной дозы самогона-первача. А если выпить его с похмелья, то исходишься на кровавый, извините, не за столом будет сказано, жидкий стул.
– Серьёзный вывод,- Сергеев снял китель и повесил его на спинку стула, привстав.- Вы хорошо и основательно учились. Завидую вам.
– Мои университеты, Алексей Иванович, те же, что и у вас, только с небольшой разницей. Мне ничего не вдалбливали, как вам, с позиции идеологической непримиримости, да ещё при этом как истину. Мне просто давали информацию, а я уже сам решал, что правильно, что нет. Конечно, объемность моего информативного поля мощнее, чем у вас. Об этом мои учителя позаботились основательно и с самого раннего возраста.
– Давыдов Георгий Николаевич. Вам знакомо это имя?
– Да,- Сашка вытер салфеткой рот.- Даже точно знаю, что он мне известен раньше, чем вам.
– Это для меня новость,- у Сергеева удивлённо вскинулись брови. – Он, кстати, занимается вашим обществом давно и дорого бы дал за вашу систему.
– Я знаю об этом. Его группа образовалась в 1973, а я в деле с 1968 года. Но он мне известен из других источников. Его героические подвиги в годы войны прочитаны мной ещё в 1965. Он сидел в лагере, где тихонько кропал мемуары, уже не надеясь выйти на свет божий, писал, чтобы донести миру правду о себе, войне, разведке, её горе-руководителях. Потом, правда, спалил, но кое-кто из его солагерников успел прочитать и запомнить. После отсидки восстановить. Вот так, – Сашка кашлянул, прикрыв рот рукой.- Мне искренне жаль, но он ищет то, чего нет, не было и никогда не будет. Так как то, что есть, есть пока только во мне, я широко свой и чужой опыт не тиражировал, сложно это, и, честно признаюсь, дорого, да и потом с медицинской точки зрения ещё многое неясно. К чему, в конечном итоге, мои эксперименты приведут.
