Чалмерс в полной растерянности остановился у входа. Подошла пожилая, грубо размалеванная дама, с головы до пят закутанная в синий шелк, и потребовала, чтобы Чалмерс стал ее талисманом.
— Ты. Сэди хочет тебя.
У других прихожан тоже были амулеты и талисманы: кроличьи лапки, пожелтевшие зубы, иностранные монеты и свернутые фотографии. Все эти предметы были разложены на скамьях, и люди дотрагивались до них всякий раз, когда красавица на возвышении доставала из чаши очередной пронумерованный шар.
Чалмерс отпрянул, уловив густой запах алкоголя, которым разило от женщины, но она крепко схватила его влажной рукой и потащила к своему месту.
— Я так ждала тебя, мой сладкий, — проговорила она, обмахиваясь карточкой лото. — Сэди сегодня разбогатеет, вот увидишь.
Она улыбнулась Биллу из-за синей завесы сигаретного дыма. Атмосфера в помещении казалась раскаленной до сотни градусов.
— Ты просто посидишь рядом со мной, мой сладкий. Не хочешь чего-нибудь съесть?
Потерявший дар речи Чалмерс уставился на соседку. Приняв такой ответ за «да», Сэди вскочила и помахала в воздухе двадцатидолларовой банкнотой. По проходам взад и вперед сновал человек с тележкой, уставленной сандвичами и пивом. Чалмерс был голоден, но настолько потрясен, что не мог есть. Сидя в облаке синего табачного дыма, он начал бездумно разворачивать сандвич. Сэди с довольным видом звякнула браслетами.
— И-17! — прокричал мужчина с амвона. Голос его потонул в знойном грохоте музыки и невообразимого гвалта.
— Громче! — крикнул кто-то из задних рядов. Шум и смех усилились.
Чалмерс тревожно огляделся. Вид разномастной толпы привел его в полное смятение: люди в строгих деловых костюмах, люди в темной униформе самых разнообразных служб, женщины в легких летних платьях, простеньких блузках и брюках; адвокаты, врачи, банкиры, школьные учителя и компьютерные программисты. Все это находилось в постоянном броуновском движении — вскакивало и снова садилось, сновало по проходам между скамьями, торговалось, покупая и продавая незаполненные карточки и снова возвращаясь на свои места до того, как с амвона выкрикивали следующий номер. То и дело, как сполохи пожара в высушенном летним зноем лесу, в приделе вспыхивали мимолетные ссоры и перебранки. Далеко сзади, на хорах, сонные и одуревшие от дыма и шума дети пялили остекленевшие глаза в экраны расставленных рядами телевизоров.
— И-17! — снова выкрикнул с кафедры потный мужчина. — Карточка пятьдесят долларов, выигрыш — до пяти тысяч.
— И-17! — завопил кто-то с задних скамей.
В зале стояла невообразимая духота, Чалмерс истекал потом, горячие соленые капли падали на нетронутую ветчину сандвича. Лопасти вентиляторов перемешивали спертый воздух с дымом сотен сигарет, с балкона хоров гремела мелодия незатейливой песенки: «Я безотказная девочка — не знаю слова „нет“».
Шатаясь, Чалмерс поднялся на ноги и принялся искать глазами выход. Внезапно сквозь дымовую завесу он разглядел хорошо одетого человека, который приветливо махал ему рукой с противоположного конца зала. Заслонившись салфеткой, Чалмерс всмотрелся в лицо человека. Райли Эпплсон. На короткое мгновение к нему вернулось узнавание. Это имя было знакомо ему так же, как имя Джорджа Митракиса. Райли Эпплсон. Откуда он знает Эпплсона? Кажется, он видел этого человека в лифте. Явственно вспомнился запах полированного дерева. Ясно, что Эпплсон тоже узнал его, потому что двинулся навстречу, продолжая приветливо махать. Кто он, этот Эпплсон? Друг? Или, быть может, деловой партнер? Похоже, все-таки деловой партнер, лихорадочно размышлял Чалмерс, глядя, как Эпплсон энергично проталкивается сквозь толпу, неся в руке портфель. Билл пригнулся и перебежал к другой скамье. Что делать? От растерянности у него закружилась голова. Кто знает, может быть, весь этот пропитанный сигаретным дымом зал всего лишь плод больного воображения? Существует ли этот Эпплсон в действительности, или он — призрак? Чалмерса переполняло желание поговорить с ним, получить помощь, вернуть себе память. Но как можно показаться на глаза приличному человеку в идиотских больничных тапочках и огромных штанах? Или тапочки и штаны ему тоже только привиделись? Что делать? Пригибаясь, он огляделся и вдруг осознал, что почти ползком приближается к какому-то парню с одутловатым лицом, одетому, несмотря на духоту, в драный свитер. Парень сидел в полном одиночестве и ни с кем не разговаривал. Пол под его ногами был буквально усеян сигаретными окурками. С амвона выкрикнули следующий номер, и парень принялся внимательно просматривать свои четыре карточки, скользя пальцем по столбцам и строкам. Не найдя нужных цифр, он ожесточенно швырнул себе под ноги следующий окурок и скорчился на скамье так, словно получил удар в солнечное сплетение. Чалмерс уловил страх в его маленьких глазках и пожалел беднягу. Потребность выразить сочувствие была так сильна, что Чалмерс подобрался ближе к парню и заговорил, но тот, подозрительно покосившись на незваного утешителя, на всякий случай отодвинулся в сторону. Билл осторожно приподнял голову и увидел, что Эпплсон по-прежнему идет к нему, огибая ряды скамей, ныряя в проходы и продолжая призывно махать рукой. Однако стоило Эпплсону приблизиться к амвону, как его внимание было немедленно отвлечено смазливой брюнеткой у чаши с шарами. Впрочем, она понравилась не только ему; у алтаря толпились еще с полдюжины мужчин, одобрительно поглядывавших, как девушка, одетая в бахромчатую ковбойскую юбку, обутая в украшенные фальшивыми камнями сапожки и затянутая в низкий корсаж, то и дело наклоняется к чаше, доставая оттуда шары с номерами. Чалмерс ошеломленно уставился на брюнетку, только сейчас оценив потрясающую белизну ее тела.
— Ставки по пятьдесят долларов, выигрыш до пяти тысяч, — проворковала она мужчинам, собравшимся у края амвона и не замечавшим, как рассерженные жены и подруги неистово машут руками, призывая их вернуться на свои места. В церковь влился очередной поток людей, прижимавших к груди подушки, портативные вентиляторы и набитые деньгами бумажники. Эпплсон на время затерялся в толпе.
Эпплсон. Эпплсон. Возможно, что самосознание Чалмерса, сама его жизнь находятся на расстоянии всего пятидесяти футов. «Надо ли мне подойти к Эпплсону? Что он мне обо мне расскажет? Что я за человек? Может быть, я — мошенник. Или президент банка. Может быть, просто бездельник. Могу я быть бездельником? Кто я? Кто я?» Чалмерс уставился на свои белые, как фарфор, почти женские руки. Неуверенно взглянув в том направлении, где должен был находиться Эпплсон, он вдруг услышал за спиной странные голоса. Обернувшись, увидел двух женщин средних лет, молитвенно сложивших руки на груди. Обе дамы были одеты в неброские, украшенные цветочным орнаментом платья и умопомрачительные шляпы. Хотя женщины нисколько его не заинтересовали, Чалмерс заставил себя прислушаться, так как ему показалось, что женщины говорят о нем. Прошло несколько секунд, и одна из женщин знаком предложила Биллу присоединиться к их обществу. В ответ он отрицательно покачал головой. Вторая женщина, улыбаясь, повторила приглашающий жест и многозначительно показала на потолок. Чалмерс запрокинул голову, но не увидел ничего необычного — только расписной купол и каменные контрфорсы.
— Подойдите сюда, — беззвучно, одними губами снова позвала вторая женщина, бросив на него призывный взгляд.
Женщины выглядели дружелюбными и безобидными; кто знает, не смогут ли они помочь ему. Пробираясь к ним, Чалмерс услышал хрипловатое бормотание:
Благословен Бог и Отец Господа нашего Иисуса Христа,
Отец милосердия и Бог всякого утешения,
Утешающий нас во всякой скорби нашей,
Чтоб и мы могли утешать находящихся во всякой скорби
Тем утешением, которым Иисус утешает нас самих!
— Бог утешает нас самих! — поправила одна из женщин свою компаньонку.
— Именно так я и сказала.
— Нет, ты сказала: «Иисус утешает нас самих!»
— Ты говоришь «Бог утешает», а я говорю: «Иисус утешает». Я знаю послание к Коринфянам уже сто лет.
— Ты выживаешь из ума, Бланш.
— Не говори мне, что я выживаю из ума. Мой ум остер, как кошачьи когти.
Женщины скорчили друг другу недовольные гримасы и снова принялись за молитву.
Ибо по мере, как умножаются в нас страдания Христовы,
Умножается Христом и утешение наше.
— Очень любезно с вашей стороны, что вы пришли помолиться вместе с нами, — сказала одна из женщин Чалмерсу и внимательно оглядела его штаны и обувь. — Меня зовут Бланш, а это Марсия.
Женщины потеснились на скамье, освободив ему место рядом.
— Я пришел не для того, чтобы молиться с вами. — Чалмерс устало вздохнул.
— О, в таком случае мы приносим свои извинения за то, что потревожили вас, — вежливо произнесла Марсия. — Пожалуйста, простите. Никогда не следует принуждать людей к молитве. Это сугубо личное дело каждого. — Слова ее были прерваны криками и веселым гамом — с амвона объявили новый номер. — Мы просто подумали, что вы хотите присоединиться к нам, ведь вы так внимательно на нас смотрели.
