А вот банда львов, истомленных недоеданием, подкрадываются к горе свежезаготовленного протеина, который усваивает здоровенная стая гиен. Все участники голодны и пьяны видом, вкусом, запахом крови, но и здесь чудеса: львы на брюхе придвинулись к одному боку, гиены, визжа, отодвинулись к другому – банкет продолжился и один только старый буйвол расплатился за него натурою…
Не-е-ет, за свою человеческую жизнь я привык к другим скоростям: реальный кирпич в руках или кинематографический меч куда быстрее стремятся к результату и достигают его. Да, конечно, и человек неуклюж в реальных драках, если он не Джеки Чан в удачном дубле, но зато он убивает все подряд, без разбору: курицу, комара, неверную супругу, куда скорее косатки и, как правило, под горячую руку и на сытый желудок.
Но если разница между акульей атакой в игровом и документальном кино так обескураживающе велика, то уместно предположить, что разница обусловлена человеческим антропоморфизмом и привычкой «мерить по себе».
Да, сам-то по себе вывод не нов: человек – опаснейший хищник земли… Но одно дело впитать это знание за школьной партой, абстрактно, вперемежку с восхищением перед чудесами собственного интеллекта и гуманизма, а другое дело увидеть вдруг, что это самая что ни на есть человеческая натура, слегка подмакияженная в облик гигантского крокодила, ползает по голливудскому экрану…
Это было вступление, а хочу я рассказать о том, как в битве за одну единственную жизнь столкнулись интересы человека и нескольких его синантропов. Зачем? Сам не знаю – и рассказ в память врезался, и имеет прямое отношение к вышесказанному.
Дело было в Петербурге, на улице Новикова, «под проводами», куда один мой близкий друг вывел погулять собаку.
«Под проводами» – это широченное пространство по типу бульвара между двумя асфальтовыми лентами проезжей части, под линией высоковольтной передачи, только вместо деревьев и скамеек там – вытоптанная трава, щедро удабриваемая собачьим дерьмом, да автомобильная стоянка, служащая естественной южной границей месту собачьего выгула (с севера – перекресток).
Близкий друг – он и есть друг, настоящий и единственный. Сетевой и «бумажный» писатель, мужчина, собаковладелец, звать Лук.
Собака – немецкая овчарка, мальчик, Гет-Корвин Унгварис-Лотт, в просторечии – Корвин, названный так в честь одного литературного героя, принца Амберского… Корвин – что называется, неласковый пес, угрюмый, себе на уме и очень недоверчивый к посторонним людям.
Корвин бегает, расставляет межевые знаки, читает собачью почту, мужчина глазеет по сторонам, но так, чтобы любимец его не выпадал из поля зрения, дышит свежим смогом и смотрит под ноги, чтобы хотя бы здесь в дерьмо не вляпаться. Неподалеку от них прогуливаются две вороны. В отличие от человека, они безо всякой брезгливости ходят и по траве, и по дерьму, по их раздраженному переругиванию понятно, что с перспективами на обед у птичек неважно.
И так случилось, что из подвального окна соседнего дома выскочила огромная крыса и помчалась зачем-то поперек улицы, к худосочному кустарнику, который назло почве и атмосфере рос тут же, «под проводами». Огромная рыжая крыса, почему-то с облезлой спиной, как успел заметить человек, быть может – старая. Определить ее пол он не сумел, да и не стремился к этому, да и было это абсолютно не важно для последующих событий, поскольку запрет на разнополые драки если и действует среди млекопитающих – то лишь внутри вида: тигр нападет на буйволицу и не покраснеет от стыда, съест и не задумается, что она мать и женщина, а он поступает не по-джентльменски…
Корвин тотчас уловил движение в траве сбоку и ринулся туда. Существо оказалось еще меньше кошки и, вдобавок, не такое колючее на вид, как ежи в лесу – это интересно! Подумал Корвин и сделал выпад.
Крыса увернулась и помчалась дальше… и замерла. Видимо, она ошиблась в расчетах и дыры, куда она собиралась ускользнуть от чудовища, не было. И крыса приняла бой! Она прыгнула навстречу догнавшему ее псу, прыгнула вверх, к морде, чтобы укусить, но пес легко уклонился и клацнул челюстями еще раз. И оказался точнее. Человек видел, как крысиное туловище оказалось между двумя рядами зубов… сейчас… Но пес не сомкнул челюсти, а мотнул головой и крыса отлетела в сторону. «И всегда так», – со смутным удивлением отметил про себя хозяин, – «со всей дури, с маху, никогда не цапнет, ни пса, ни кошку… Разве что человека, да и то, если тот неожиданно „личную“ территорию нарушит…
Лук растерялся. Ему доводилось убивать животных на охоте и в санитарных целях, но там были веские причины, или хотя бы повод, успокаивающий совесть, а здесь… Корвин, в полном восторге от безопасного приключения, скакал и кружил возле крысы, которая уже не делала попыток убежать, а только злобно пищала и вертелась – чтобы морда к морде, зубы на зубы… Отцепленный поводок в руках, но можно схватить за ошейник и оттащить. Если схватить точно и твердо – не цапнет, даже в азарте. Нет, человек не боялся своего пса и при случае не раз демонстрировал тому превосходство человеческого гения и кулака, но – ведь охота, добыча – любой взбесится, если отнимают…
Корвин еще щенком усвоил, что весь он, от носа до хвоста – хозяйский, живет от щедрот его и в доме его. Захочет хозяин – ошейник с поводком наденет, а то и намордник, захочет – на дачу увезет, эх, почаще бы, рассердится – накажет, или накричит. Он господин, а ты его собственность, так уж мир создан. Но у любого существа должно быть что-то свое, куда никому ходу нет, ни богу, ни хозяину, а только тебе, собственному твоему достоинству, иначе это не жизнь, иначе ты никто, хуже цветка в горшке. И понимая это, хозяин выделил Корвину подстилку, личную территорию, и без серьезной причины не нарушает ее границы. И понимая это, хозяин кормит Корвина и никогда не отбирает у него еду, напротив: например, грызет Корвин косточку, а хозяин подкрадывается понарошку и медленно тянет руку… У-у-р-р… – Корвин рычит, сначала тихо, потом громче, верхние клыки из под губы выскочили, глаза бешеные… И хозяин послушно убирает руки и сам отходит в сторону. „Молодец, Корочка, кушай, дорогой…“ „Сам знаю, что молодец, а в мое не суйся!..“ „Вроде бы все, уф-ф… Хозяин хороший. Сейчас на прогулку поведет“.
Корвин ликует: серое мягкое тельце вновь у него в зубах, но он и в этот раз не перекусывает его, а подбрасывает высоко в воздух. Крыса тяжело шмякается в траву, и еще раз демонстрирует живучесть крысиной породы: переворачивается на лапки и вновь прыгает на врага. Нет, прыжок уже не тот, крыса помята и ранена, сил ее только-только хватает, чтобы не поворачиваться к будущей смерти незащищенным боком…
Лук все же попытался разок догнать и схватить Корвина, но тот гораздо проворнее – и от хозяина уворачивается, и крысе перекрыл все пути к отступлению. Крыса крутится на одном месте, Корвин вьется вокруг нее, хозяин вслед за ним описывает круги… (И ему любопытно, как дальше будет… Понятно, чья победа, но вот как оно все завершится?..) И две вороны встрепенулись. И обе вороны тотчас умолкли, забыв про семейные дрязги, они все поняли: манна небесная привалила, халявная добыча. О, вороны – птицы из самых умных на земле, это вам не голуби-тупицы…
Вороны молча скачут по самой широкой орбите, замыкающей гибельный круг, в безопасном отдалении от человека (в смысле опасности – два других существа не в счет: крыльев у них нет, камнями не пуляются), с бестолковыми однообразными вскриками мечется сам человек… Вдруг замер.
Все. Крыса лежит бурой кляксой на скользкой траве, крысиная жизнь перестала быть центром притяжения, вокруг которого только что вращались по разным орбитам другие, более удачливые жизни пса Корвина, человека Лука и двух ворон с невнятными именами… Да и самые орбиты рассыпались… Удивленный Корвин принюхивается к полузнакомым ароматам: пища, но странная… Голодные вороны, забыв обо всем, кроме голода, скок, скок… скок поближе – и в крик…
– Нет, Корик, фу, дорогой, это ты жрать не будешь. Лягушку – разрешу, а эту нет. НЕТ, я сказал!»
С рассвирепевшим хозяином шутки плохи, даже если он не прав, да и поел Корвин недавно…
– Что же, теперь, так и бросить, а?
– Воронам отдадим. Пошли, пойдем, скотина. Тоже, мне, победа. От афганской борзой, небось, драпал бы…
Корвин нервно хлестнул хвостом – с щенячьего детства не любит он эту породу, когда-то его напугавшую:
– И ничего не драпал бы… – В последний раз он задирает ногу у фонарного столба, бегом-бегом через проезжую часть (хозяин такой тормоз!) и вот уже парадная. А там за множеством дверей ждет его подстилка и миска с водой. И вообще он уже забыл о приключении на прогулке…
А Лук запомнил навсегда. С Корвина-то – какой спрос?
Он уверен, что мог тогда предотвратить убийство и спасти старой крысе жизнь, никому, кроме нее самой, не нужную, но не спас. Он с армии, с детства испытывает омерзение к этим помойным существам, он знает, что та крыса, даже если и не трогать ее, давным-давно умерла бы естественной смертью от старости. Он в курсе, что по религиозным нормам у крысы нет души, а по научным – разума, а все же… О, если бы только можно было вернуться в тот миг, о если бы! Лук – ни секунды не печалясь о городских санитарных нормах и не заботясь об удовлетворении собачьих охотничьих инстинктов – схватил бы Корвина за шиворот и дал бы уйти восвояси живому существу, потому что именно в его власти, в его мимолетной прихоти было решать за него – жить тому, или загублену быть, пощадить или… Но не случится у него второй попытки, он использовал первую.
