– Любишь? Не любишь?
Анна, ее мать, Лилало, Венера и еще много-много других женщин, девушек, девочек. Они одинаково смотрят оттуда и ждут:
– Любишь? Не любишь?…
А я смотрю на звезды. И я плыву между ними и между тех, что слева и справа:
– Что еще нужно?
– Разве еще что-то нужно?
– Кто сказал, что еще что-то нужно?…
И молчим. И млеем. В забытьи. В забытьи… «Глазки закрывай…»
– Баю-бай… Баю-бай…
Качала меня мама.
– Люблю.
И бабушка:
– На конфетку.
– Люблю.
Крутит задом Венера.
Снова Анна смотрит в упор.
Ли-ла-ло…
Мой язык нем. Под веками – соль. И кто-то бьет меня по ноге. Не сильно. Но ритмично: раз, раз, раз. Надо открыть глаза.
– Солнце!
Оно там, где были звезды. Оно нависло надо мной. Ощупывает меня своим жгучим взглядом. А кто-то бьет по ноге. Не сильно. Но ритмично: раз, раз, раз.
Поворачиваю голову – пирс. Я бьюсь ногой о пирс, с которого меня столкнула Лилало.
Я снова в том же месте. Море не взяло меня – вернуло. Так ничего и не решив. Так ни на что и не решившись.
Я взмахнул руками и легко доплыл до того места, где можно встать на ноги. Вышел на песок. В мокрой одежде побрел к гостинице.
Милиционер на лавочке покачал головой:
– А мы вас обыскались. Оперативки по прилегающим районам разослали. А домой сообщать не стали пока. Признайся, у бабы завис, купальщик?
Я кивнул, и он, записав что-то в блокнот, махнул рукой:
– Иди. Хо-хо… Все мы мужики – одинаковые…
Девицы, сматывающие удочки после ночной ловли у бара, заохали, глянув на мой мокрый вид:
– Вам помочь. Жене позвонить?
Я отказался:
– Спасибо, проститутки.
Старик-швейцар вытянул из-под стула мою сумку:
– Вот, вас из номера еще того дня выселили. Срок-то истек…
Мой срок-то истек…
Я глянул на календарь с курортной девушкой и отметкой текущей даты. Мой срок-то истек. Почти. У меня еще есть, есть время. И я взял билет на поезд.
И вот думаю, думаю, думаю:
– Любишь? Не любишь?
Я думаю, лежа на полке. Я думаю, разминая ноги в проходе. Я думаю, куря в тамбуре. Я думаю у окна. Под подозревающие взгляды соседей. Под чайностаканное звяканье проводницы. Под угрожающее тиканье вагонных колес.
Конечно, у Анны не зад Венеры. Но грудью не уступит Лилало. И Анна не отталкивала меня никогда Венера не спрашивала:
– Любишь? Не любишь?
А Лилало может долго молчать. А Венера вертеть. А Анна быть.
Венера спала с математиком. Лилало не спала со мной – Анна.
Зачем Лилало? Венера просто не знала. Анна хотела.
Венера, прости. И ты, Лилало. Анна, Анна, Анна…
Кровь бьет меня в голову. Не сильно. Но ритмично: раз, раз, раз – раз, раз, раз. Это поезд. Он несется, несет меня, приближает. И чем дальше, тем меньше он стоит на промежуточных станциях. Ему перестают попадаться красные светофоры. И он мчится, мчится, как верный муж из командировки. На всех парах.
Я – в отчаянии. Я смотрю на спутников и, мне кажется, они тоже смотрят на меня. Кивает уснувший лысый мужик: «Любишь…» Качает головой толстая тетка с вязаньем: «Не любишь…» Проходит проводница, привычно вильнув: «Любишь…» Закусила губу соседка-девчонка: «Не любишь…»
А поезд уже втягивается в город. Улицы. Дома. Афиши. Вон на той написано: «Любишь…» Или «Не любишь»… Неразборчиво как-то…
Мать давно зазывала меня к себе:
– Приезжай хоть на недельку.
Я каждый раз отнекивался. Не так-то просто к ней выбраться. От столицы, где живу, до ее областного центра лететь три часа. Затем от того города до другого поменьше ехать на электричке еще два. И потом час-полтора на автобусе до родной деревни.
Между этими часами – другие часы и минуты в пересадках, в ожидании – в целом уходит не менее суток изматывающей дороги. Сто раз подумаешь прежде, чем решишься ехать.
Да и когда ехать. На выходные? Не уложишься. В отпуск? В зимний ту дорогу к деревне так порой снегом переметает, что с ней автобусного сообщения может и неделю не быть. Никто гарантии не даст, что доберешься туда или выберешься обратно вовремя.
Летний? Он у меня не каждый год. А когда, наконец, выпадает, то жена с детьми на коленях умоляют съездить с ними на море. Пытался соблазнить их деревней, ни в какую…
Не был, в общем, я в деревне уже несколько лет. Только разговаривал с матерью по телефону. Он у них на почте рядом с магазином установлен.
Вот она меня каждый раз в трубку и звала:
– Сынок, приезжай. Ну, хоть на недельку.
Я отнекивался. А в этот последний год голос у нее такой жалостливый был, что все же твердо решил – поеду. Жену с детьми безоговорочно отправил к морю одних. А сам – на самолет.
Потом электричка. Автобус. И вот он мой дом. Отсюда меня мать проводила в город в институт. И сюда я уже жить не вернулся. Полноценная работа по моей специальности нужна была только в больших городах.
Я едва узнал ее. Последний раз видел мать хоть и пожилой, но еще крепкой энергичной женщиной. А тут сидит на кровати старуха-старухой.
– Приехал, сыночек.
– Приехал.
Обнял ее, поцеловались. Она вскочила, засуетилась:
– Чем накормить-то мне тебя. Голодный ведь, с дороги.
Я отмахнулся:
– Это успеем. Мне бы помыться. Грязный весь. Пока до вас доберешься семь потов сольет, семь слоев пыли осядет…
Мать растерялась:
– Ой, деревенская-то баня сегодня не работает. И соседи не топили. А в своей я уж не помню, когда была. Воду таскать туда тяжело да и завалилась она, прогнила вся…
– Че ж, делать? – почесал я затылок.
– А ты, как я, помойся, – предложила мать, – Я ведь в деревенскую баню не хожу – далеко. К соседям так же вот не всегда угадаешь. А прошлый год нам прямо в избу чистую холодную воду провели. Такая благодать настала: таскать для хозяйства не надо и мыться можно. Нагреешь только ее в кастрюльке, станешь в тазик, польешься из кружечки…
Помылся я в тазике. Потом перекусили, чем было. Посидел немного с матерью и спать свалился – устал с дороги. А как проснулся утром, так снова этот тазик вспомнил. Непорядок это – из кружечки мыться, когда в доме и вода есть, и сын-инженер прикомандировался.
Иду к матери в комнату:
– Что-нибудь придумаем мы тебе с помывкой.
А она:
– Да не придумывай ты ничего. Времени-то у тебя всего ничего. Посиди со мной. А я уж и так обойдусь. Привыкла я из кружечки. Посиди со мной…
Присел я к ней на кровать. Жалобы на болячки ее выслушал. Предложил:
– Может в город к доктору тебя свозить…
Она поморщилась:
– До города пока доберешься, помрешь прежде. А доктор у нас и свой не плохой, Иван Василич. Вот таблетки мне дал, хорошие. Помогают мне, если что…
– Смотри, – говорю.
А она мне давай про тлю рассказывать, что на ее лук в этом году напала:
– Уж я поливала ее отравой из лейки, поливала. Хоть бы хны, заразе…
И тут я подскочил:
– Придумал, мам, я тебе душ сооружу. Будешь не хуже, чем в городе мыться.
– Угомонись, – головой качает.
– Нет, – отвечаю и прямиком к шкафу. Там у меня когда-то школьные принадлежности хранились.
Точно, нашел пожелтевшие листы бумаги, карандаш. Сначала эскиз набросал предварительный.
Теплый свободный угол на кухне есть. Холодная вода к дому подведена. Горячую мать нагревает на печи, когда топит ее дровами, или на электрической плитке. То есть нужно всего лишь установить в углу повыше бак для горячей воды, подвести трубу с холодной водой, смеситель присоединить и, практически, все готово.
Красиво у меня на рисунке получилось, но… Матери придется опять же греть воду, а потом еще лезть наверх заливать ее в бак. Это и здоровому-то молодому человеку не так просто сделать.
Мать, глядя как я скорчил кислую мину, снова голос подала:
– Брось ты – не мучайся, пойдем лучше в огород заглянем. Я там для тебя кустик малинки приберегла…
– Ага, мам, – говорю, – сейчас сходим.
А сам на эскиз гляжу. И допер тут. В бак заливаем не горячую, а холодную воду. Наверх она сама под давлением пойдет из проведенной в дом трубы. Через этот бак пропускаем другую трубу – парового отопления, которое когда-то еще отец устроил. И тогда получается, когда топится печь – в доме есть горячая вода. Хочешь для душа, хочешь для посуды или пол мыть.
Но летом же не будешь специально печь топить, чтобы воду греть? С этой задачкой я еще быстрее справился. Вставляем в бак защищенную спираль, подключаем к электричеству и получаем электронагреватель. Воду можно будет нагревать независимо от печи.
В итоге получился универсальный душ-водонагреватель, работающий как от электричества, так и от печи. Я рассчитал его мощность, минимизировал габариты, вписал в углу под потолок кухни. Сделал окончательный точный чертеж – загляденье, а не работа получилась.
Насчет материалов я не переживал: в сарае за домом у нас всегда хранилось несколько листов оцинкованной жести и меди, различные трубки и переходники. Из инструментов же не хватало только сварочного аппарата, но его всегда можно было взять у соседей – потомственных сварщиков. А уж собрать всю конструкцию мне – опытному инженеру раз плюнуть. Ну, если не раз, то два, не больше.
