Дверь в кабинет прокурора чуть приоткрыта: через щель он увидел его жену — стоит перед ним вся в слезах, а он ее уговаривает:
— Ради Бога, Кэрол, неужели ты такая бессердечная? Разве я создаю впечатление человека, набитого деньгами? Ну, отвечай: похож я на толстосума?
— Мне ведь ничего особенного не нужно, — упрямо канючила она. — Речь о коротеньких каникулах — всего три недели, не больше. Я уже не в силах выносить эту жару — здесь горячее, чем в преисподней! Проведу здесь еще неделю — так просто лягу и умру. Ты этого хочешь? Чтобы я легла и умерла? Принуждаешь меня жить в этом аду, так, выходит, мне и умирать здесь? — И вновь дала волю слезам, потряхивая красивыми белокурыми кудрями.
— Ладно, успокойся, — смилостивился окружной прокурор. — О'кей, Кэрол. Давай, действуй! Иди домой, собирай вещи. Только прекрати реветь — ради всех святых, прекрати!
Она бросилась к мужу, чмокнула в щеку и выбежала из кабинета, пронесясь мимо Макомбера. Прокурор опередил ее, открыв перед ней двери в вестибюле. Она вновь поцеловала его в щеку, каблучки застучали по мраморному холлу… Закрыв дверь, прокурор устало прислонился к ней спиной.
— В Висконсин ей нужно, — объяснил он Макомберу. — У нее там знакомые. Ну, там большие озера, прохлада… А вам что угодно?
Макомбер все объяснил ему — о Брисбейне и Лос-Анджелесе, о растраченных фондах шерифа и о том, как отнесся к ним казначей графства. Окружной прокурор, присев на скамью у стены, слушал его с низко опущенной головой.
— Ну а от меня что требуется? — поинтересовался он, когда Макомбер закончил.
— Этот Брисбейн — опасный преступник: он должен провести ближайших пятнадцать лет за решеткой, никакого сомнения, — если только мы его доставим сюда. И известный преступник. В конце концов, нельзя же экономить каких-то девяносто долларов на правосудии. Если вы что-то скажете от своего имени, заявите протест…
Окружной прокурор все еще сидел на скамье не поднимая головы, руки безвольно сложены на коленях.
— Послушайте, все здесь только и мечтают, как бы потратить деньги, уехать куда угодно, куда глаза глядят, только не оставаться в этом ужасном Гэтлине, штат Нью-Мексико. Знаете ли вы, сколько стоит, например, отправить мою жену в Висконсин на три недели? Триста долларов! Можете себе представить?
— Но здесь совсем другое дело, — мягко и спокойно, веско, как ему казалось, возразил Макомбер. — Это касается вашей репутации — стопроцентное осуждение.
— Что вы имеете против моей репутации? — поднялся окружной прокурор. — Она у меня безупречна. Я уже добился осуждения по этому делу. Чего же вы еще от меня хотите? Чтобы я до конца своей жизни отправлял преступников в тюрьмы за пустяковую кражу стоимостью девять долларов?
— Вам стоит лишь сказать два слова казначею… — Макомбер поплелся за ним, когда тот устремился от него прочь, к своему кабинету.
— Если казначей графства умеет экономить средства, то я готов прямо заявить: «Вот такой человек нам и нужен!» Кто-то же должен экономить, а не тратить попусту деньги. Еще и другим заниматься, не только следить за порядком на железнодорожном транспорте…
— Это серьезный прецедент — осужденный человек. — Макомбер невольно повысил голос.
— Послушайте, оставьте меня в покое! — резко бросил окружной прокурор. — Я ужасно устал! — И скрылся в кабинете, плотно прикрыв за собой двери.
— Сукин ты сын, негодяй! — зашипел Макомбер чуть слышно, обращаясь к двери «под дуб»; заскрежетал зубами и выскочил в мраморный холл.
У фарфорового фонтанчика поймал ртом холодную струйку воды. Во рту у него пересохло, песок скрипел на зубах, и пахнет этот песок как-то странно — прогорклый запах…
Из офиса прокурора он вышел на прижигающий подметки асфальт, едва волоча ноги. А тут еще живот давит на пояс брюк, неловко, неудобно и чуть не тошнит, как вспомнишь обед, приготовленный женой. В Голливуде совсем другое дело: сиди себе в ресторане, где едят знаменитости и звезды, даже не глядя на цены в меню; заказывают легкие французские блюда; приносят их официанты под серебряными крышками, а вина — в охлажденных бутылках, в ведерках со льдом. И всего-то нужно каких-то девяносто паршивых долларов! Весь в поту, стараясь держаться под дающими тень полотняными маркизами1 витрин, он напрягал мозг, соображая, что можно предпринять в такой ситуации.
«Черт бы все это побрал! Черт бы побрал!» — ругался он про себя — ни одной светлой мысли в голову, как назло, не приходило.
Можно ли себе представить — всю оставшуюся жизнь провести здесь, в Гэтлине, штат Нью-Мексико, не иметь никакой возможности выбраться отсюда даже на короткое время, схватить глоток свежего, прохладного воздуха, испытать пусть кратковременную радость… От непосильных размышлений заломило в затылке. Вдруг его осенило: большими шагами он выбрался из спасительной тени и поднялся на крыльцо, ведущее в помещение местной гэтлинской газеты «Геральд».
Редактор сидел за большим письменным столом, покрытым толстым слоем пыли, и устало черкал толстым синим карандашом по длинному белому листу испещренного пометками свежего оттиска. Он рассеянно выслушал Макомбера, время от времени орудуя своим инструментом.
— Мы могли бы рассказать об электорате Гэтлина, — быстро говорил Макомбер, наклонившись над редакторским столом. — Посмотрите, какие люди служат простому народу. Не обойдите вниманием собственников, объясните, какой защиты и помощи они вправе ожидать от шерифа графства, от окружного прокурора, казначея графства, то есть от тех, кого они-то и избрали на эти посты. Наверняка интересно будет вашим читателям. Например: почему преступники, совершившие правонарушения в нашем графстве, свободно разгуливают по улицам города и плюют на всех стражей и защитников закона? На вашем месте я написал бы убойную статью — что-то вроде редакционной. За девяносто вшивых долларов. Стоит лишь появиться вот такому нелицеприятному общественному мнению в вашей газете — и уже завтра шериф наверняка отправит своего человека за преступником в Лос-Анджелес.
— Так. — Бегающий редакторский синий карандаш провел три размашистые черты поперек листа. — Почему бы вам, Макомбер, не заняться своими прямыми обязанностями — третьего помощника шерифа?
— Не забывайте — вы газета партийная! — угрожающе наступал Макомбер. — В этом все дело. Вы, демократы, промолчите в тряпочку, если, скажем, городской политик-демократ станет разъезжать по главной улице в роскошном лимузине. Дело в том, что вся ваша организация пронизана коррупцией.
— Совершенно верно, — согласился редактор, — вы попали прямо в точку! — И вновь стал водить синим карандашом по листу.
— Ах во-от оно что-о! — протянул Макомбер, поворачиваясь к двери. — Ну и ради Бога!
— Вся беда ваша, — назидательно произнес редактор, — заключается в том, что вы постоянно недоедаете. Вам нужно обеспечить хорошее питание. — И нацелил острие карандаша на какую-то фразу.
Третий помощник шерифа ретировался, с грохотом захлопнув за собой дверь, и со скучным видом побрел по улице, не обращая уже прежнего внимания на удушающую жару. Миновав свой дом, он направился прямо в офис. Жена все еще у окна, тщетно высматривает хоть кого-нибудь на улице, где почти никогда никого не бывает, разве что по субботам.
Макомбер уставился на нее с другой стороны улицы, испытывая резь в глазах.
— И это все, что тебе остается? — зло выпалил он. — Целый день сидеть у окна?
Она ничего ему не ответила и, бросив на него рассеянный, безучастный взор, вновь устремила его в дальний конец улицы.
В кабинете шерифа Макомбер тяжело опустился на стул. Шериф все еще на месте. Сидит, положив ноги на край стола.
— Ну что? — спросил он.
— Да черт с ними со всеми! — в сердцах выругался Макомбер, вытирая пот с лица цветным носовым платком. — Не понимаю, с какого бока меня все это касается?! — Расшнуровал ботинки и оперся спиной на стул.
Шериф стал звонить по телефону в Лос-Анджелес.
— Свонсон? — кричал он в трубку. — Говорит шериф Хэдли из Гэтлина, штат Нью-Мексико. — Пойдите и уговорите Брисбейна, чтобы прекратил плакать и орать! Выпустите его на свободу! Мы за ним не приедем. У нас на это нет времени. Благодарю вас. — И радостно вздохнул, как человек, довольный, что завершил свой рабочий день. — Я иду домой, обедать.
— Ступай и ты, — обратился к Макомберу второй помощник. — Я за вас подежурю.
— Да ничего, — отказался Макомбер. — Я не очень голоден.
— О'кей, в таком случае я пойду, — поднялся второй помощник. — Ну пока, Макомбер. — И вышел, насвистывая веселенький мотивчик.
Третий помощник плюхнулся всем своим грузным телом на вращающийся стул шерифа, не снимая расшнурованных ботинок. Откинувшись на мягкую спинку, опять впился глазами в плакатик: «Разыскивается совершивший убийство…..Четыреста долларов». Теперь эти строчки освещало яркое солнце. Он просунул ноги в мусорную корзину и беззлобно произнес:
