— Ну, что вы. Павел Сергеевич! — Лидия с аппетитом хлебала борщ. — Только за одни, вот, ваши извинения и речь вашу, такую необычную, на вас злиться грех. Вы, так красиво говорите.
— Да, какая, там речь! Старик с удовольствием наблюдал, как Скрябина доедает его угощение. Лидия, расправившись с порцией, стесняясь, отодвинула пустую тарелку, вытерла губы салфеткой, весело сказала:
— Не скажите, ну, кто сейчас говорит: простите великодушно? Да никто! Все забыли такие прекрасные выражения! А как приятно их слышать! Тем более от пожилого человека! Поверьте, любая женщина это оценит! Эх! Павел Сергеевич, верите, порой так хочется романтики! А ее нет в нашей серой и убогой до общения жизни! У нас ведь рутина одна! Мы, не можем насладиться этим человеческим общением! Лидия почувствовала себя школьницей на встрече с ветераном. Клюфт уловил ее настроение и улыбнулся:
— Да, я с вами согласен. А, что от таких вот выражений: простите великодушно, так это я как-то привык. В лагерях. Это было в тридцать седьмом, так говорил один человек. Какая у него была внутренняя энергия! А выдержка, какая! Помимо образованности и воспитанности, он был настоящим порядочным человеком, настоящим дворянином! Он и научил меня вот так разговаривать! Вернее, я от него это взял, он специально конечно ничему не учил! Лидия погрустнела. Она неуверенно спросила:
— А, что стало с этим человеком? Клюфт задумался. Ответил не сразу. Посмотрел в окно.
— Он умер. Как и сотни других зэка. Умирали. Инной раз проснешься, а сосед твой рядом уж холодный. Поначалу я спать не мог! Боялся, что вот-вот сосед дышать перестанет! А потом. Потом Лидия Петровна, я иногда даже завидовал им! Им тем, кто вот так во сне. Ведь во сне смерть, самая сладкая. Не заметно к Господу душа отлетает! Без мучений! Лидии стало неловко. Она поняла, воспоминания причиняют этому человеку боль.
Попытавшись загладить вину, улыбнулась и, дотронувшись до руки Павла Сергеевича, ласково сказала:
— Ой! Как же, все страшно было, Павел Сергеевич. Страшно! Вы столько пережили в этих лагерях. А за, что вас посадили?
— Да, не за, что, — Клюфт стал совсем грустным. — По доносу друга моего сначала посадили. Мол, агитировал против советской власти. Готовил теракты, состоял в подпольной организации. Знаете Лидия Петровна. Раньше ведь, там у нас много было тех, кто в энкавэдэ рапорты строчил. Они вербовали слабых или тех, кто выслужиться хотел по карьерной лестнице подняться. Вот и писали. А людей сажали… Лидия не знала как себя вести. Спросить еще, что-то про «репрессии» или прервать разговор? Но старик продолжил сам:
— Допрашивали потом. Как там сейчас называется? С пристрастьем! Требовали выдать им списки других частников организации. Назвать имена, фамилии…
Лидия вздрогнула. Ей показалось, старику стало плохо. Он закрыл глаза и замер. И все равно, она тихо спросила:
— Как же так? Как он мог? Это ведь подло! Оговаривать своих друзей! Его совесть-то не замучила? Друга вашего? Клюфт тяжело вздохнул и пожал плечами:
— Знаете, Лидия Петровна. Вы просто не понимаете. И не можете понять. Там не до совести было. Многие не выдерживали просто времени. Того времени. Оно подлое было. Многие. Ловишь себя на мысли что готов, на все и унизиться, и предать, лишь бы от тебя отстали. Лишь бы не трогали. Страшно это. Не кому не пожелаю. Вот, так как он. Лидия встала и отнесла тарелку в мойку. Принялась за посуду. Старик не возражал. Он с улыбкой покосился на женщину, достав сигарету, закурил. Скрябина терла полотенцем тарелки:
— Как все странно. Мерзко как. А этого человека вы потом встречали? Ну, того, кто вас оговорил?
— Нет. Не встречал. — Клюфт затянулся и выпустил дым. — Его расстреляли в тридцать восьмом. Сразу после моего суда. Не спасло его то, что он столько имен назвал. Его тоже посадили. Судили и расстреляли. Он, дурачок, думал, что враги они по правде есть! И ошибся. А они, эти же люди, которым он строчил доносы, его, как руководителя подпольной контрреволюционной троцкистской организации и расстреляли. Тогда ведь план спускали сверху. Сколько нужно расстрелять. Вот он и попал под план, так сказать.
Лидии тоже захотелось курить. Но она не решалась спросить. Старик уловил и это ее желание.
— Если вы, хотите курить, курите. Только, я вам свои предложить не могу. У вас, наверное, дамские?
— Да, Да,… - Лидия вышла в коридор и вернулась с сумочкой. Вернулась и элегантно, щелкнув зажигалкой, подкурила сигарету:
— Вот, смотрю я на вас, Павел Сергеевич и удивляюсь. Вы столько пережили. Вас так люди обидели. Не за что, вот отсидели. Друзья предавали. Такая жизнь у вас была трудная и страшная, а вы, все равно! Жизнь любите и людей любите! У вас нет злости к людям! Как это? Вы не озлобились. Я вижу, по глазам вашим. Разве так можно? Для меня, честно скажу, загадка! Павел Сергеевич пожал плечами:
— Лидия Петровна, деточка! Простите великодушно! Можно, я вас буду называть, деточка?
— Конечно, мне будет приятно.
— Деточка! Нельзя, жизнь не любить. И людей нельзя не любить. Ведь люди это часть жизни и в большинстве своем, хорошие люди. Добрые и человечные. Они сочувствуют и переживают. Они помогают пережить боль. Вот вы, вы сейчас моих страшилок наслушались и вам вот меня жалко стало! А мне, что старику надо?! Мне уже приятно, что кто-то меня жалеет. Переживает. Уже от вас энергия добра идет. Так, что, Лидия Петровна, людей любить надо! Надо! Иначе, зачем жить? А озлобится это самое простое. Злоба, она съедает человека. Просто уничтожает, словно червяк ест его изнутри! И человек, как бревно становится трухлявым. Морально погибает. Лидия тяжело вздохнула, затушив окурок, всплеснула руками:
— Красивы ваши слова. Но все же. Злоба-то разная бывает. Старик кивнул головой и грустно ответил:
— Конечно, есть злоба к врагу. Когда страну твою завоевать хотят. Но я не, об этом. Я о зависти и злобе людской, обычной повседневной, так сказать. Она страшна. Лидия напряглась. Вдруг зло спросила:
— А как, быть с любовной злобой? Она-то, как? Тоже человека съедает? Старик лукаво сощурился:
— Я, что-то не пойму?! Что вы имеете в виду? Любовь и злоба, вроде бы несовместимы! Насколько я знаю, когда человек любит, он не может озлобиться! Не может! Или я не прав?!
— Может. Вот, например один человек любит другого. А тот не отвечает ему взаимностью. И тогда человек озлобляется. Он готов на все. Он готов на преступления. Такое ведь бывает?
Клюфт задумался. Павел Сергеевич нахмурил брови, внимательно рассматривал лицо Лидии. Она засмущалась и опустила глаза. Старик вздохнул:
— Я не встречал. Хоть и живу, вот уже восемьдесят с лишним. Скрябина, как упрямый и капризный ребенок, буркнула в ответ:
— А я встречала. Человек хочет убить другого человека, только за то, что его любит его возлюбленный! Вернее ему не отвечают взаимностью. А возлюбленный любит, ну, того человека. В общем, простите, я немного запуталась!
— Да?! — ухмыльнулся Клюфт. — Такое, вроде бы шекспировское развитие?! Разве такое возможно у современной молодежи?
— Возможно. И вот вы, как бы поступили в такой ситуации? — неожиданно спросила Лидия. Старик замер. Он даже не сразу понял, что она его тестирует. Пытается подогнать под «современный момент». Клюфт переспросил в растерянности:
— В какой, такой ситуации?
— Ну, если бы, вам сказали, что вас хотят убить! За то, что вас любит женщина.
— Лидия вызывающе смотрела в глаза Павла Сергеевича. — А ее любит мужчина и он хочет вас убить! Вы, как бы поступили? Испугались? Бросили бы эту женщину? Клюфт рассмеялся. По-стариковски, задорно и искренне:
— Да, интересная ситуация? А я? Я-то, люблю, ну,… ту женщину?
— Без памяти,… - выдохнула Скрябина.
— Ну, вот, вы сами и ответили! — всплеснул Клюфт ладонями. — Как можно отступиться от того, кого любишь без памяти?! Памяти-то нет!!! А значит,… и чувства опасности нет. А значит, главное для тебя тот единственный человек! Вот и все.
— И вас не напугала бы смерть?
— Нет. Да и что есть, лучшего, как говорится, чем умереть за любимую? — старик улыбался. — Это ведь тоже так приятно! Лидия погрустнела. Было видно, ответ ее расстроил:
— Вы очень интересный человек Павел Сергеевич. Очень! С вами не просто интересно, с вами хорошо. Как-то уютно на душе от ваших мыслей высказанных вслух. Спасибо вам. И Вилор. Он тоже взял частичку от вас. Он тоже взял и я только за это вам благодарна… Старик ее грусти не заметил. Напротив, ему показалось, что он «сумел достойно ответить» молодой и красивой женщине:
— Ну, что вы деточка! Что вы! Вы льстите мне! Старика вводите в искушение! От ваших слов веет лестью обольстительницы! Смотрите Лидия Петровна! Влюбиться у меня еще сил хватит! Есть еще порох в пороховницах! Лидия улыбнулась:
— Ой! Пожалуйста! Я только рада буду! И у Вилора какой соперник будет! Кстати, Павел Сергеевич, это вы внуку такое имя дали? А?
