Мысль о звонке Голде послушно ждала его утром у порога полусонного сознания, первой юркнула в очередь дневных забот и планов. Он приподнял голову с подушки, потер странно ноющее горло. Почувствовал что-то мокрое.?Наверное, ночью опрокинул кружку с водой?. Включил свет. Ладонь блестела красным и липким. Подушка тоже была в крови.
– Опять?! Неужели опять?! – крикнул он вслух с обидой и гневом.
Прижимая к горлу край простыни, поплелся в ванную. Пижаму стаскивал, уже стоя под струей воды. Потом покачивался перед зеркалом, вглядывался в красное пятно под кадыком. Так и есть: кровь выступала медленно, но неостановимо. Он прижал пятно ватным томпоном, крест-накрест налепил пластырь. Несколько раз глубоко вдохнул, побрел к телефону.
– Лейда?.. Прости, что так рано… Да, это Грегори… Боюсь, что у меня опять то самое… Да, стигматическое… Кровит сильно… Можно приехать?.. Прямо сейчас?.. Думаю, что смогу… Хорошо, буду через час…
Это уже случалось с ним раньше. Первый раз – лет восемь назад, когда они еще были с Олей?одна плоть?. Настолько?одна?, что она первая почувствовала в постели: с ним что-то неладно. Откинула утром одеяло, стала осторожно ощупывать. Увидела красные расплывы на пижаме. Боли он не ощущал, но кровь продолжала сочиться. Пять красных пятнышек на груди выстроились причудливым созвездием. Он пытался залепить их пластырем, но Оля решительно погнала его к врачу.?Какой еще экзамен? Студенческие каникулы? Подождут! У них был целый семестр, чтобы пить кровь своего профессора. Вот до чего они тебя довели!?
В медицинском центре его пересылали от одного специалиста к другому, как футбольный мяч. Терапевт, кожник, хирург, гематолог, психиатр… Кровь не останавливалась. Она послушно сворачивалась в марле бинтов, пряталась от мазей и притираний, но сами ранки отказывались затянуться свежей кожей. Его уговорили лечь в больницу на обследование.
Палата ему досталась с видом на огромный цветущий каштан. Сосед, нацелив на телевизор гипсовую ногу, упивался автомобильными гонками. Профессор Скиллер послушно позволял замерять туки, токи и пуки в своем организме, раздавал жидкости на анализ – кому красную, кому желтую – а ну, подходи! – подставлял открытый рот, глаз, ухо пытливым маленьким прожекторам, вставал и ложился навстречу рентгеновским лучам. Кровь продолжала сочиться, но врачи были довольны загадочным недугом и покладистым пациентом. Каждая красная капелька законным – заведенным – порядком где-то в компьютерных переплетениях невидимо превращалась в заслуженные долларовые эквиваленты с двумя, а то и с тремя нулями. И кто мог предвидеть, что послушность пациента вдруг прервется – так шумно, так скандально?
А виновата была, конечно, сотрудница бухгалтерии. Зачем ей нужно было приносить больному на подпись какие-то формы, связанные с медицинской страховкой? Как потом выяснилось, пациенту вовсе не обязательно было расписываться на этих бумагах. Но неопытная девица воображала, что лишняя подпись никогда и никому помешать не может. Она не могла понять, почему профессор Скиллер вдруг вскочил с кровати, стал тыкать ей под нос законные бумаги, кричать:
– Что это такое? Откуда взялись такие цифры?!
– Где? В чем дело?.. Ну да, так у нас заведено… Стоимость лечения указана отдельно, а стоимость пребывания в больничной палате – рядом, в отдельной колонке… Да, именно таковы расценки на сегодняшний день…
– Скажите, а вот этот? – Профессор катал желваки, со свистом выпускал воздух из носа, тыкал пальцем в своего соседа. – У этого любителя быстрой езды – в отдельной колонке – то же самое? Или мне – особая честь?..
– У всех то же самое… Но ведь никто ничего не платит, – лепетала испуганная девица. – У вас – своя страховка, у него – своя, и обе полностью покрывают пребывание в больнице первые три дня.
– Но я не хочу! Я не хочу, чтобы кто-то – пусть даже Рокфеллер, или Онасис, или Билл Гейтс – или мой университет – платил вам за ночь в этой каморке столько, сколько стоит пятикомнатный люкс в отеле?Валдорф-Астория?!
Да, ученым свойственна рассеянность, отстраненность, мечтательность, порой неосведомленность о самых простых реалиях повседневной жизни. Но кто дал им право реагировать столь бурно и непредсказуемо на обыденное столкновение с прейскурантом? Да еще вовлекать в это своих студентов и аспирантов! Которые с веселой готовностью примчались по звонку своего профессора, притащили к дверям больницы арендованное кресло-каталку. Помогли профессору усесться в нем прямо в больничной пижаме и халате. И все посетители больницы должны были проходить мимо. А когда слетелись корреспонденты, студенты выстроились вокруг кресла кольцом и маршировали, неся над головой жирнобуквенные плакаты:
?Долой медицинский грабеж!?
?Врачей – на зарплату!?
?Медицинское обслуживание – ДА! Медицинское страхование – НЕТ!?
?День в госпитале – не дороже ночи в мотеле!?
Кровоточащие пятна на груди профессора выглядели очень эффектно крупным планом на телевизионных экранах.
Администрации больницы не оставалось ничего другого, как призвать полицию. Оля забрала мужа прямо из участка и отвезла домой. Там его уже ждала вызванная из соседнего штата теща Лейда.
Она заставила его снять пижамную куртку. Уложила на кушетку. Обмыла грудь теплой водой. И начала то ли причитать, то ли напевать непонятные слова, то повышая, то понижая тон, меняя ритм, опускаясь до шепота, взлетая вверх громкой жалобой. Кровь выступала все медленнее, темнела, засыхала корочкой. Оля стояла за матерью, с гордостью гладила ее по плечам.
– Да, в России, до эмиграции, я много лет занималась народными заговорами, – рассказывала потом Лейда. – Это древнее искусство, известное до сих пор и русским староверам, и уральским шаманам, и буддийским монахам. В Америке мне не разрешили открыто применять его, практикуюсь только на родных и друзьях. Но, видимо, не забыла…
Десятилетняя Кристина смотрела на происходящее со смесью восторга и ужаса.
– А ты не помнишь, с чего у тебя началось кровотечение? – спросила Лейда. – Ядовитая ива или ядовитый дуб отпадают, в октябре они уже безвредны. Не было ли какого-нибудь болезненного впечатления? Какой-нибудь сцены с кровью и насилием?
И тут он вспомнил. Именно что было – накануне вечером! Они с Олей смотрели какой-то фильм по телевизору. И там была сцена расстрела молодой женщины – в свирепой стране Таиланд, за наркотики. Наслушавшись разговоров о гуманизме, таиландцы стали оберегать своих палачей от тягостных впечатлений. Осужденная была привязана к столбу и скрыта от пулеметчика подвешенной простыней. На простыне – аккуратно нарисованное красным сердечко. Именно в него стрелявший должен был выпустить очередь. Потом врач выглянул из-за простыни и поздравил молодого солдата с успешным выполнением боевого задания.
Ночью лицо женщины проплывало у Грегори перед глазами, красное сердечко светилось на лбу, как знак касты. Кровоточащие пятна появились наутро как раз напротив сердца. Лейда припомнила похожие случаи: загипнотизированному прикладывают к руке холодную металлическую линейку, но гипнотизер говорит, что она горячая, и нате вам – на коже вспыхивает настоящий ожог. Полезли в энциклопедию на слово?стигмат?. Узнали, что после святого Франциска Католической церковью было зарегистрировано еще около трехсот случаев появления у разных людей кровоточащих пятен на месте ран Христовых. Из этих страдальцев шестьдесят были объявлены святыми.
– Павлик в отъезде, я застелила кушетку в его кабинете, – говорила Лейда. – Сними рубашку – надо взглянуть, нет ли пятен в других местах.
– Посмотри на спине – там у несчастного мистера Кравеца была вторая рана. А интересно: могу я подать в суд на телестудию? На всю их программу?Улики и обвинения?? За причинение мне тяжелого увечья?
– Нет, на спине чисто, но есть маленькое пятно и на шее тоже. Точнехонько там, где у погибшего должна была быть входная рана. Ну, ты и феномен! Если все это откроется, на тебя слетится стая ученых. Гематологи, психиатры, дерматологи… А потом и священники во главе с каким-нибудь папским нунцием!.. В два счета превратят тебя либо в подопытный экспонат, либо в персонаж для крестного хода.
Кабинет мужа Лейды был похож на маленький геологический музей. Уже в первый их приезд с Олей Павлик устроил им экскурсию. Какие-то названия застряли у Грегори в памяти. Лиловые кристаллы – это, кажется, аметист. Отшлифованный срез с зелеными разводами – малахит. Трудное слово натролит связалось с пучками блестящих игл, похожих на испуганных дикобразов. А как же называется этот красный камень, из которого добывают ртуть? Павлик помнил только русское название, имевшее смысл довольно нелепый:?варить кино?. В пестром ряду камней и кристаллов даже простой обломок антрацита, водруженный на лакированную деревянную подставку, чернел и переливался музейной загадочностью.
