Вот потому-то Пэн принял это событие близко к сердцу, совсем БЛИЗКО К СЕРДЦУ — в левый карман жилетки.
— Давай по порядку! — велел он.
— Давно-давно, позавчера, к нам из деревни приехала бабушка, — начал рассказывать мальчик, — и сразу все стало шиворот-навыворот. Туда не ходи, это не трогай, там не бегай… В доме поселились какие-то СТЫД и СРАМ…
— А, знаю-знаю, — заметил Пэн, — я знаком был с ними в детстве, Стыд и Срам — занятные ребята, передай им, пожалуйста, привет.
— А сегодня Биг съел шнурки от моих ботинок и разгрыз бабушкину горжетку. Он это сделал не нарочно, а она его вы-ы-гнала… — И Джонни заплакал. — Пропал мой Биг! Если б вы знали, сэр, какая это была собака!
— Да, судя по всему, это была собака из ряда вон выходящая.
— ИЗ РЯДА ВОН ВЫБЕГАЮЩАЯ! — поправил Джонни Трикитака.
— Первым делом, — сказал Пэн, — ты должен написать мне заявление, что у тебя пропала собака. Иди сюда! — Пэн поднялся из-за стола под надписью «Директор» и пересел за стол «Прием находок и заявлений». — Вот бумага, вот карандаш. Пиши:
«Директору стола находок мистеру Пэну Трикитаку от девятого сего месяца насчет пропащей собаки
ЗАЯВЛЕНИЕ
Прошу найти точка. Звали БИГ точка. Очень хорошая точка. Из ряда вон выбегающая подпись Джонни».
— Написал? — спросил он.
— Написал, — ответил МАЛЬЧИККОТОРЫЙЛЮБИТСТОЯТЬВУГЛУИДЛЯЭТОГОСПЕЦИАЛЬНОБЕЗОБРАЗНИЧАЕТ.
Вот это заявление:
— Очень хорошо, — сказал Пэн, прочитав. — Только собак ты рисовать не умеешь. Это не собака, а свинья какая-то.
Он положил заявление в синюю папку «Дело № ___», подумал и сказал:
— Кажется, мне как директору необходимо направить сотрудника Трикитака в командировку по делу о пропавшей собаке Биге… Подожди-ка, Джонни, я только выпишу мне командировку. Тетя Тротти всегда говорила, что у меня КОМАНДИРСКИЕ наклонности. — И он, сев за стол «Директор», резво застрочил что-то по бумаге, на ходу объясняя Джонни: — Понимаешь, я должен потом отчитаться перед собой о командировке. Ты же слышал, в таких случаях говорят: ДАТЬ СЕБЕ ОТЧЕТ.
Трикитак и Джонни вышли на улицу.
— Дело в том, — сказал Пэн, надевая канотье, — что мы отправляемся в командировку к моему большому другу и соседу эсквайру Смиту. Он обязательно посоветует нам, как быть. Он просто мастер ДЕЛО ДЕЛАТЬ.
— А далеко эта КОМАНДИРОВКА? — спросил Джонни.
— Совершенно близко! — успокоил его Трикитак. — Я давно хочу навестить Смита, да все РУКИ НЕ ДОХОДЯТ…
— Так пойдем ногами! — предложил Джонни.
И они пошли. Их обгоняли кебы и прохожие с собаками, с большими собаками и маленькими, с самыми разными собаками, но беда в том, что среди них не было ни одного Бига. Наконец Трикитак сказал:
— Видишь дом из красного кирпича под зеленой крышей? Это мой дом. А рядом, за тем большущим забором, — дом эсквайра Смита.
Трикитак и Джонни долго стучали в калитку, но им никто не открывал. Тогда МАЛЬЧИККОТОРЫЙЛЮБИТСТОЯТЬВУГЛУИДЛЯЭТОГОСПЕЦИАЛЬНОБЕЗОБРАЗНИЧАЕТ перелез через забор и открыл калитку. Трикитак подошел к дому, постучал в окно и сказал:
— Смит, дружище, ведь вы здесь, почему же вы не открываете?
В окне показался красный, как редиска, нос эсквайра, и недовольный голос сказал:
— Потому что тихий час! С трех до пяти у меня ТИХИЙ ЧАС, понятно вам, сэр? И нечего барабанить в калитку!
— Нет, тут что-то не так! — сказал Пэн. — С трех до пяти — это уже получается ДВА ТИХИХ ЧАСА! И вечно вы, эсквайр, норовите двойную порцию оттяпать. Открывайте дверь немедленно, мы пришли ЗА СОВЕТОМ!
Эсквайр удивился так, что чуть не вывалился из окна.
— С чего вы взяли, сэр, что эта штука у меня? Обыщите хоть весь дом — никакого Совета вы не найдете!
Шлепая босыми ногами, он прошествовал в переднюю и открыл дверь.
— Очень рад, джентльмены, — сказал Смит, — но, к сожалению, мне нечем вас угостить. Я как раз собирался сегодня пообедать у вас, Трикитак.
— Очень кстати! — воскликнул Пэн. — А что это за запах доносится из кухни? Похоже на жареных цыплят под белым соусом…
— Что вы, — сказал эсквайр, и лысина его покраснела, — это пахнет сапожной ваксой, не будь я Бенджамен Смит, отставной сержант! Сегодня утром я чистил сапоги.
— Да? — искренне удивился Пэн. — А мне показалось, что, кроме жареных цыплят, на кухне лежит еще копченый окорок, кусочек балыка, пирожки с капустой и смородинная наливка…
— Наверно, сэр, это запах из конюшни, — упавшим голосом пробубнил эсквайр. — Я никак не соберусь ее почистить…
Но Трикитак уже нес из кухни и жареных цыплят на блюде, и копченый окорок, и балык, и пирожки, и большую бутыль смородинной наливки, что горела на солнце, как огонь.
— Ого! — удивился Смит, глядя на все это. — Кто бы мог подумать, что у меня в кухне окажутся такие полезные вещи! Как это вам удалось, сэр?
— Просто если вы собираетесь обвести кого-то ВОКРУГ ПАЛЬЦА, — ответил Пэн, — то не вокруг указательного, потому что ваш УКАЗАТЕЛЬНЫЙ палец всегда смотрит в сторону кухни.
— А у меня эти цыплята вылетели из головы! — попытался оправдаться Смит.
— Это очень странно! — строго возразил Пэн. — Как это цыплята могли ВЫЛЕТЕТЬ, когда они ощипаны и поджарены?
Они сели втроем за стол, и за обедом Трикитак рассказал историю Джонни.
— Что делать, эсквайр? У нас одна надежда — на вас! — закончил он.
Смит задумался. Очевидно, ему польстило то, что у Трикитака с Джонни осталась всего ОДНА надежда, и та как раз на него! Он решил доказать, что НАДЕЖДА ему будет впору.
Все это время из огорода и сада эсквайра доносилось вззззжик-взззжиканье работающей пилы.
— Что там пилят, Смит? — спросил Трикитак.
— А, это я нанял Майкла и Пита, — небрежно отвечал эсквайр, — чтобы они спилили тот высоченный сухой тополь в моем са… — И тут Смит замер, глядя перед собой выпученными глазами. Его толстый нос побагровел еще больше, и вдруг, вскочив, как ошпаренный, эсквайр выбежал из-за стола и помчался в сад, оглушительно вопя: «Ма-а-а-айкл! Пи-и-ит! Бросайте пилить, ребя-а-а-ата!»
Трикитак с Джонни переглянулись и побежали за эсквайром. Высоченный сухой тополь в саду был основательно подпилен, то есть его подпилили почти до ОСНОВАНИЯ. Здоровенные соседские парни Майкл и Пит стояли рядом и, разинув рты, смотрели вниз, на бурлящего эсквайра.
— Я придумал! — крикнул Смит Трикитаку. — Дело надо делать, сэр! Вы возьмете подзорную трубу, залезете на верхушку тополя и осмотрите сверху весь город. Где-то ведь должна бегать эта собака!
— Ура! — крикнул Джонни.
— Ура-то ура… — сказал Пэн. — Но мне бы не хотелось, джентльмены, чтобы эта командировка была последней в моей жизни…
— Неужели вы могли подумать, сэр, что я не позабочусь о вашей безопасности? — с обидой спросил Смит. — Вы полезете на тополь с зонтиком, а на землю я положу мою лучшую пуховую подушку.
После этих слов эсквайр сбегал домой и вернулся, держа под мышкой длинную подзорную трубу и большую подушку, желтую с голубыми цветочками.
— Это будет лучшая ваша командировка, сэр! — воскликнул он, а Джонни от радости захлопал в ладоши.
И Пэн Трикитак полез в командировку на высоченный, сухой, основательно подпиленный тополь. Дерево раскачивалось, зонтик выскальзывал из подмышки, а подзорная труба из зубов, но Пэн бесстрашно поднимался все выше и выше.
Сверху эсквайр и Джонни казались очень маленькими, даже Майкл и Пит сверху не выглядели такими здоровенными, а подушка — желтая с голубыми цветочками, — на которую в случае чего должен был упасть Пэн, — эта подушка вообще была похожа на точку, из тех, что Трикитак обычно ставил в конце своих ЖАЛОБНЫХ ПРЕДЛОЖЕНИЙ.
Наконец Пэн дополз до последней развилки на тополе, уселся и поднес к глазам подзорную трубу эсквайра.
Боже, какая красота открылась перед ним! Весь город лежал внизу, выкатив на солнце черепичные крыши. Каких только флюгеров там не было — старых боцманов, кованых лошадок, сверкающих на солнце зеркальных шаров на шпилях. В центре возвышалась башня ратуши, на крыше которой гуляли голуби.
— Ну что, сэр, не бегает ли там собака? — крикнул снизу эсквайр.
— Не-е-ет! — крикнул в ответ Трикитак. — Бегает только какая-то старая леди, останавливает прохожих и, кажется, плачет.
Не успел он это прокричать, как дерево под ним заскрипело, хрустнуло и стало медленно валиться набок. Эсквайр, и Джонни, и Майкл, и Пит закричали во все горло, замахали руками и забегали, а Пэн не растерялся, быстро раскрыл зонтик и прыгнул вниз.
Это было здорово! Он медленно опускался, и ветер приятно ворошил его волосы. Честно говоря, Трикитак даже слегка огорчился, что земля уже близко, — ему очень понравилось летать под зонтиком.
