— Джейсон! Пора вставать! — прокричала мама на лестничной площадке. Мне снилось, что я проснулся в лесу, окутанном синей дымкой, и нашел дедушкину «Омегу», целенькую, в зарослях огненных крокусов. Тут во сне послышался топот бегущих ног, и появилась мысль, что это кто-то из «призраков» спешит к месту сбора, на кладбище при церкви Св. Гавриила. Мама снова закричала: «Джейсон!», и я увидел, что уже 07.41.
Я сонно ответил «О’кей» и приказал ногам спуститься с кровати — остальное тело поневоле последует за ними. Вопреки моим надеждам зеркало в ванной не отразило свежих признаков проказы. Я подумал, что, может быть, стоит прижать ко лбу горячую тряпку, а потом пожаловаться, что у меня температура. Но маму не так легко обмануть. Мои счастливые красные трусы оказались в стирке, и я надел бананово-желтые — физкультуры сегодня нет, так что это все равно. Внизу мама смотрела по Би-би-си-1 новую утреннюю передачу, а Джулия резала банан себе в мюсли.
— Добрутро, — пробормотал я. — Что это за журнал?
Джулия показала мне обложку «Фейс».
— Если ты хоть пальцем до него дотронешься, пока меня не будет, я тебя придушу.
«Это я должен был родиться, а не ты, поганая корова», — прошипел Нерожденный Близнец.
— Ты что-то хочешь сказать? У тебя такое лицо, как будто ты сейчас обмочишься. — Джулия явно не забыла вчерашний вечер.
Я мог бы дать отпор, спросив Джулию, придушит ли она и Эвана тоже, если он тронет ее журнал, но это значило бы объявить себя подслушивающим червяком. Мои «витабиксы» были на вкус как опилки. Прожевав завтрак, я почистил зубы, положил сегодняшние учебники в сумку «Адидас», а ручки «Бик» — в пенал. Джулия к этому времени уже ушла. Она ездит в то отделение школы, где располагаются шестые классы — за ней заезжает Кейт Элфрик, которая уже сдала на права.
Мама висела на телефоне — рассказывала тете Алисе про нашу новую ванную комнату.
— Алиса, погоди минуту, — мама прикрыла трубку ладонью. — У тебя есть деньги на обед?
Я кивнул. Я решил сказать ей про классный час.
— Мама, я х…
Висельник перехватил слово «хотел».
— Скорее, Джейсон! Опоздаешь на автобус!
* * *
На улице было мокро и ветрено, словно на Лужок Черного Лебедя направили дождевальную установку. От Кингфишер-Медоуз остались только заляпанные дождем стены, исходящие каплями птичьи кормушки, мокрые садовые гномы, переполненные прудики и блестящие от воды альпийские горки. Лунно-серая кошка наблюдала за мной с сухого крыльца мистера Касла. О, если б я мог превратиться в кошку! Я миновал перелаз у выхода на верховую тропу. Будь я Грант Бэрч, Росс Уилкокс или кто угодно из ребят, живущих в социальных домах на Веллингтон-Энд, я бы сейчас перемахнул через изгородь и пошел по верховой тропе, куда приведет. Даже посмотрел бы, не идет ли она к заброшенному туннелю под Мальвернскими холмами. Но для таких, как я, это невозможно. Мистер Кемпси тут же заметит, что меня нету в день классного часа, которого я так боялся. На первой перемене он позвонит маме. Мистера Никсона тоже поставят в известность. Папу вытащат с еженедельного совещания. По моим следам пустят школьных надзирателей с собаками. Меня захватят в плен, допросят, сдерут с меня кожу заживо, и потом мистер Кемпси все равно заставит меня прочитать отрывок из «Простых молитв для сложного мира».
Если начинаешь задумываться о последствиях — все, пиши пропало.
У «Черного лебедя» стояли девчонки под зонтами. Мальчикам так нельзя, потому что зонты — это для педиков. (Кроме Гранта Бэрча, который не мокнет, потому что приказал своему слуге Филипу Фелпсу притащить огромный зонт, с каким играют в гольф.) Я шел в куртке, поэтому верхняя половина тела у меня была почти сухая, но на углу главной улицы меня обогнал «Воксхол Шеветт», расплескал огромную лужу и промочил мне все ноги. Носки стали шершавые и мокрые. Пит Редмарли, Гилберт Свинъярд, Ник Юэн, Росс Уилкокс и вся их шайка устроили битву в луже, но как раз когда я подошел к остановке подъехал школьный автобус с глазами как у Нодди. Норман Бейтс смотрел на нас с водительского места, как вечно бодрствующий мясник на загон, полный откормленных свиней. Мы залезли в автобус, и двери зашипели, закрываясь. На моих «Касио» было 8.35.
В дождливые утра школьный автобус разит парнями, отрыжкой и пепельницей. Передние сиденья занимают девочки, они садятся на Гарлфорд и Блэкмор-Энд и говорят только об уроках. Чоткие пацаны сразу проходят назад, но даже ребята вроде Пита Редмарли и Гилберта Свинъярда сидят смирно, когда автобус ведет Норман Бейтс. Норман Бейтс — из людей, похожих на треснутые каменные статуи, с таким лучше не связываться. Как-то раз Плуто Ноук открыл аварийную дверь — просто так, от нечего делать. Норман Бейтс прошел назад, схватил Плуто за шиворот, протащил по всей длине автобуса вперед и реально вышвырнул наружу. Плуто Ноук заорал из канавы:
— Я на тебя в суд подам! Ты мне руку сломал, блин!
Норман Бейтс в ответ вытащил сигарету из угла рта, наклонился со ступенек автобуса, высунул язык, как индеец маори, и медленно, целенаправленно потушил о собственный язык еще горящий окурок. Раздалось шипение. Норман Бейтс щелчком отшвырнул окурок на парня, сидящего в канаве.
Потом сел за руль и поехал дальше.
С тех пор никто не трогает пожарную дверь в его автобусе.
* * *
Дин Дуран влез в автобус на Драггерс Энд, на самом краю деревни.
— Эй, Дин, — сказал я, — садись со мной, если хочешь.
Он страшно обрадовался, что я назвал его по имени при всех. Осклабился и мгновенно плюхнулся рядом.
— Господи! Льет, прямо уссывается. Если и дальше так пойдет, то к послешколы Северн выйдет из берегов во всем Аптоне. И в Вустере. И в Тьюксбери.
— Определенно.
Я из кожи вон лез, стараясь быть дружелюбным — не столько ради него, сколько ради себя. Вечером, в автобусе из школы домой, я могу считать себя везунчиком, если хоть Человек-Невидимка захочет сесть рядом с Д-д-джейсоном Т-т-т-тейлором, ш-ш-школьным з-з-з-заикой. Мы с Дураном стали играть в «Четыре в ряд» на запотевшем окне. Дуран выиграл у меня одну игру, не успели мы и до Велланд-Кросс доехать. Дуран учится в классе мисс Уайч, 2У. 2У — второй с конца класс. Но Дуран на самом деле не глупый. Просто если бы он вдруг начал учиться слишком хорошо, ему бы ото всех досталось.
В болотистом поле стояла черная лошадь, очень несчастная. Но я буду гораздо несчастней через двадцать одну минуту, даже уже немного меньше.
Под нашим сиденьем был радиатор отопления, так что мои школьные брюки расплавились и прилипли к ногам. Кто-то вонюче пернул. «Подгузник запустил газовую бомбу!» — заорал Гилберт Свинъярд. Подгузник ухмыльнулся, показав бурые зубы, высморкался в пакет из-под чипсов и швырнул его. Пакеты из-под чипсов далеко не летают, так что он попал в Робина Саута, сидящего прямо позади.
Не успел я оглянуться, как автобус заехал на школьный двор, и мы все высыпались наружу. В дождь мы ждем начала уроков не во дворе, а в актовом зале. Школа сегодня утром, казалось, состояла из мокрых замызганных полов, исходящих паром сырых курток, учителей, ругающих учеников за крик, первоклассников, играющих в запрещенные салочки в коридорах, и третьеклассниц, которые прочесывали коридоры, сцепив руки и распевая песню «Претендерс». У начала туннеля в учительскую, где учеников ставят на время обеда в наказание, висят часы. По этим часам мне оставалось жить пять минут.
* * *
— А, Тейлор! Превосходно, — мистер Кемпси ущипнул меня за мочку уха. — Тебя-то я и искал. Следуй за мной. Я желаю поместить ряд слов в твои органы слуха.
Наш классный руководитель повел меня по мрачному коридору, ведущему к учительской. Учительская — это как Бог: кто ее видел, тот не жилец. Распахнутая дверь в учительскую брезжила впереди, и сигаретный дым вылетал оттуда клубами, как туман в Лондоне времен Джека-потрошителя. Но мы свернули, не дойдя до нее, и оказались в кладовке, где хранятся канцелярские товары. Кладовка служит чем-то вроде КПЗ для ребят, которые влипли. Я попытался сообразить, что я такое сделал.
— Пять минут назад ко мне был перенаправлен телефонный звонок. Содержание разговора касалось Джейсона Тейлора. Звонила некая персона, которую заботило твое благосостояние.
Мистера Кемпси не поторопишь, остается только ждать.
— Эта персона призвала меня к свершению акта милосердия в последнюю минуту перед казнью.
Мимо открытой двери кладовки промчался мистер Никсон, директор школы, источая волны гнева и пара от мокрого твида.
— Простите, сэр?
Мистер Кемпси поморщился, раздраженный моей тупостью.
— Правильно ли я понимаю, что ты ждешь сегодняшнего утреннего классного часа с трепетом, который можно описать как «ужас, парализующий мозговые функции»?
