Дорота машет рукой, имитируя давно нанесенные удары.
– Он беспомощно лежал на грязном песке в разбросанном пепле кострища. Его разбитая голова находилась недалеко от большой, высохшей кучи дерьма. Там его место!
Женщина сопровождает слова невообразимой ненавистью и отвращением, наклоняется над столом и касается потным лбом его столешницы.
– Куски окровавленной кожи и обломки кости приклеились к моим рукам. Я мыла их многократно, стараясь избавиться от этого, и все равно видела под ногтями засохшую кровь.
Марыся замирает, но через минуту чувствует, как содержимое желудка подступает к горлу. Ее рвет в пустую уже кружку из-под кофе.
– Мадам, вам не нужен доктор? – мгновенно подбегает услужливый кельнер, а за ним санитар.
– Вы себя хорошо чувствуете? – задает он глупый вопрос: женщина выглядит, как труп.
– Спасибо, все в порядке. – К Марысе медленно возвращаются силы. – Я выйду на свежий воздух, мне станет лучше.
Обе едва тащат ноги в больничный двор. Дочь допивает последний глоток теплой уже воды и подкуривает сигарету, вытянутую из пачки матери.
– Конец. По крайней мере, он не сделает вреда ни мне, ни моим дочерям, никому другому, – делает вывод Дорота.
– Это хорошо.
Дорота меняет тему.
– Привезла себе из Польши травяные порошки, но они и успокаивают, и усыпляют одновременно. А я не хочу спать! Каждую ночь возвращается ко мне тот ужас. Каждую ночь вижу его лицо, а сейчас даже уже наяву, – признается она грустно.
– Тебе нужны лекарства не для сна, а для стирания памяти. Может, не всей, но большей ее части, – Марыся грустно улыбается. – И для этого нужны специалисты.
– Но мне уже лучше, – нервничая, убеждает ее Дорота. – Я рассказала тебе большую часть моих «чудных» воспоминаний. Может, когда они вышли на свет божий, то улетучатся? Как думаешь?
– Я думаю, что ты созрела для визита к доктору.
– И что я этой мудрой докторше для сумасшедших должна рассказать, а? Может, правду?
– Часть правды, скорее, ее вариант. Расскажи ей, что у тебя кошмары, в которых к тебе все время приходит чудовище. Этот упырь преследует тебя каждую ночь и пугает. Ты хочешь от него избавиться. Описание должна придумать, руководствуясь собственным воображением.
– Что ж, будет даже очень правдоподобно. Так что, идем, доченька?
Мать обнимает взрослую дочь и с нежностью кладет голову на ее плечо.
– Как хорошо, что ты рядом со мной. Я так сильно тебя люблю, – шепчет она счастливо.
* * *
Сорок дней с рождения Нади пролетели так быстро, что не успели и глазом моргнуть. Наступил долгожданный момент посещения семьи и знакомых. Такова давняя арабская традиция. На самом деле hafla usbu[11] должна проходить через семь дней после рождения. Но молодые родители, желая защитить любимую дочурку, решились перенести прием, так как совсем недавно бушевала эпидемия свиного гриппа. А сейчас снова говорят об очередной инфекции. В условиях Саудовской Аравии, где миллионы паломников свозят всю возможную заразу, лучше не подпускать толпу к слабому и беззащитному новорожденному. Женщина-арабка после родов и ее маленький ребенок находятся под усиленной охраной ближайшей родни все сорок дней не только из соображений защиты от инфекции и бактерий. Делается это, чтобы уберечь новорожденного от «дурного глаза» и проклятий. Этот очень старый предрассудок по-прежнему заботливо культивируется.
– Несмотря на то что все женщины из моей семьи обижены на то, что их не пригласили раньше, думаю, что кто-нибудь все же придет, – радует Хамид жену, которая в виде исключения встала чуть свет вместе с ним.
– На пригласительных я просил вписать часы от десяти до шестнадцати. Если бы мы сидели весь день, то измучились бы.
– Хорошо, очень хорошо. Кроме того, мама пригласила поляков на семнадцать, значит, сегодня гости будут нас оккупировать с утра до ночи.
– У меня кое-что для тебя есть, молодая мамочка.
Муж вбегает в гардеробную, где прячет презент.
– Сегодня ты должна быть в новой одежде.
Он вручает жене чехол, в котором скрывается сюрприз.
– Что это?
Марыся распаковывает подарок и старается скрыть, что не очень-то в восторге, но это не очень хорошо выходит.
– Надень и не морщься. Испокон веков на такие приемы женщины после родов надевали длинные широкие платья.
– Нет, но… ткань хорошая, но…
Марыся через голову набрасывает на себя домашнее платье.
– Я в нем тону! – улыбается она жалобно.
– Ну, первый сорт!
Хамид щупает тонкий шелк, который переливается у него через пальцы.
– А я не могу надеть что-нибудь более сексуальное? Смотри, как я выгляжу! Как тельная корова!
Девушка крутится перед зеркалом и тяжело вздыхает. Темно-голубое платье украшено рисунками ручной работы: спереди – изображение гейши, а сзади – большой павлин с распущенным хвостом. Концы рукавов и низ оригинального платья расшиты цирконами, которые украшают и брошь с изображением японки. Также они блестят в глазах и перьях на изображении птицы.
– Красивая вещь, немного не мой размер.
– Где-то там есть шарф для подвязывания.
Хамид подходит к жене сзади, заводит руки ей за голову и неумело застегивает на ее шее тяжелое колье.
– Что это?
Сейчас глаза Марыси искрятся почти таким же блеском, как большие синие сапфиры и окружающие их бриллианты.
– Презент от счастливого отца. Знаю, что ты предпочитаешь комплекты, поэтому есть еще браслет, перстень и серьги. Только не говори, что я должен их застегивать, – смеется муж, целуя супругу в шею.
– Ты сумасшедший!
Марыся поворачивается к нему лицом.
– Сколько же это стоило? Я… не заслужила, – шепчет она, а большие, как горох, слезы текут по ее щекам.
– Как же?! Ты подарила мне долгожданного ребенка. Ты со мной, а это для меня означает все, потому что я тебя очень люблю, Мириам.
Хамид нежно целует ее в губы.
– Я тебя тоже. Ты такой добрый! – растроганная, она шмыгает носом. – Сейчас я должна признать, что к этому украшению то платье – мечта!
– Хорошо тебе развлечься, – он поворачивается к выходу. – Я уже опаздываю, должен лететь! Увидимся около пяти.
– Арабок принять наверху, в спальне? – переспрашивает она по-прежнему шокированная.
– Да, сейчас Альпана принесет Надю, а Нона будет подавать напитки и сладости! – кричит Хамид из-за двери.
Женщина чувствует, будто ей не хватает воздуха. Садится на кровать и вяло касается дорогих украшений. «Я этого не стою, – шепчет она. – Как и твоей любви». Полная стыда, она опускает голову.
– Марыся?! – через минуту слышит она голос матери. – Я видела, как мой зять выбегал из дома. Что-нибудь случилось?
– Не хочет опаздывать на работу и только.
Дорота входит и застает дочь с выражением грусти на лице, сжимающей в безвольной руке свои новые драгоценности.
– О, я не могу! Это правда? – глаза женщины выходят из орбит. – И какое платье! А чем же оно расшито?
– Наверное, какими-то кристаллами или цирконами, – говорит Марыся бесцветным голосом.
– Ты что, глупая?! Фальшивка никогда так не будет блестеть! Счастливица ты! Я так рада!
Мать после последнего визита в больницу Хаммади просто ожила. Неизвестно только, так ей помогло признание своей вины или выписанное психиатром лекарство.
– Я не заслуживаю ни его любви, ни подарков.
Молодая жена признает то, что ее так мучит, и взрывается безутешным плачем.
– Я обычная гулящая девка, шлюха самого низкого пошиба! – кроме того, что она говорит по-польски, еще и приглушает голос. – Как я должна ему смотреть в глаза?! Ну, расскажи мне! Как?!
– Перестань уже!
Дорота вытирает ее мокрое от слез лицо, когда в комнату неуверенно заглядывает кормилица со служанкой Ноной.
– Расставляйте, расставляйте все! – показывает она рукой. – Fisa, fisa[12]! Гости сейчас придут!
– Прекрати расклеиваться, – строго говорит она дочери, надевая на нее остальные украшения. – Ведь ты крепкий орешек, тверже, чем я. Это был хороший выход, единственный! Она сжимает ей руку и в подкрепление своих слов кивает головой.
– Нужно было ехать в Польшу, – Марыся старается справиться с отчаяньем. – Сейчас, если дело выяснится, меня ждет неизбежная смерть, а маленькую Надю в лучшем случае сиротский приют.
– Выкинь из головы эти глупости! Что ты рассказываешь?! Успокойся! Марш в ванную и вернись сюда, как новая! – она притворяется суровой, но вся внутри дрожит, потому что слова дочери глубоко ранят ее сердце.
«Может, действительно, нужно было ее вывезти? – думает она в панике. Если возьмут пробы ДНК, то Марысе хоть ложись и плачь. В этой стране за измену мужу – смертная казнь, и никакой кассации. Господи Боже мой! Хуже нельзя было набедокурить!»
– Летом поедете с нами в отпуск в Польшу.
Дорота просовывает голову в ванную и видит, как расстроенная дочь старается накрасить глаза кохлем[13].
