Горбалюк невольно хмыкнул про себя, глядя на все эти его нехитрые манипуляции. Настолько они были ему до боли знакомы и узнаваемы. Казалось, время повернуло вспять, и перед ним снова сидит его старый, верный дружок Петя Зайченко, он же Зайчик. И они разминаются «водовкой» или «портвешком» в ожидании чувих, которые должны вот-вот подкатить, буквально с минуты на минуту. Если, конечно, опять не продинамят, что, к сожалению, тоже не раз бывало. Да-а!.. Были времена.
Где они теперь, те чувихи? И те водовки и портвешки: кавказы и агдамы? Канули в лету. В тартарары. Вместе со всей той жизью. Теперь и водки-то все другие. Не говоря уж о чувихах. Которые вообще исчезли, как класс. Хорошо, что хоть водки-то еще остались.
Горбалюк осторожно покосился на матовую стеклянную бутылку. А может, блин, и вообще хрустальную! Чем черт не шутит! Кто знает, чего от них, олигархов, ждать? Может, они из стеклянной посуды пить вообще брезгуют? Стремаются. Западло им.
Да нет, стеклянную, наверное, все-таки. Обычный «Абсолют», кажется. Пробовали, пробовали!.. Пивали. Приходилось. Не часто, конечно, но бывало. Значит, и миллиардеры тоже его пьют?.. Жаль. А я-то, грешным делом, думал какую-нибудь «Миллиардерскую особую» попробовать. «Олигарховку». По миллиону баксов бутылка. Губы раскатал. Эх, жаль, что не срослось! Опять не получилось. Ну да ничего! «Абсолют» — это тоже неплохо. Тем более, что у Зайчика-то он наверняка родной, не палёный. Настоящий. Небось, прямо из Швеции ему гонят. Спецрейсом.
— Ну?.. — Зайченко потянулся к нему чокаться. Горбалюк тоже взял свою рюмку, одновременно косясь на стол и присматривая себе какую-нибудь подходящую закуску. Глаза разбегались.
Как, блин, у льва при виде стада антилоп, — мельком подумал Горбалюк. — Ладно, какая разница, в конце концов. Вон та рыбка для начала вполне подойдет.
Водка была ледяная. Горбалюк даже вкуса ее толком не почувствовал. Хотя нет, хорошая. Классная водка!
— Закусывай, закусывай! — жуя уже что-то, подбодрил его Зайченко — Не стесняйся.
— Да я не стесняюсь, — пробормотал Горбалюк, накладывая себе всего понемножку. Ну, а чего? Надо же попробовать. Когда еще с миллиардером есть придется?
— Давай сразу по второй, что ли! — Зайченко, оказывается, успел уже опять, по новой, наполнить рюмки.
— Да не гони ты так! — чуть было по старой привычке не прикрикнул на него Горбалюк, но вовремя прикусил язык.
Увы! Они уже вовсе не молодые веселые и бесшабашные студенты, беззаботно порхающие по жизни от стипендии до стипендии. И перед ним сидит вовсе не двадцатилетний обезбашенный Зайчик. Минутный морок рассеялся. Горбалюк снова почувствовал себя неловко в своем стареньком дешевом костюмчике. Вспомнил, кто он и кто теперь его бывший друг. И кто здесь заказывает музыку. И чего стоят все эти показные простота и запанибратство. Сейчас у хозяина хорошее настроение — вот он и играет от скуки в рубаху-парня, своего в доску. А взгрустнется ему через секундочку… Пригорюнится да и скажет, пожалуй, чего доброго: «А отхвати-ка ты мне, братец, трепака!» И будешь ведь отхватывать. Как миленький! Никуда не денешься. Будешь-будешь!.. А иначе зачем бы ты вообще сюда явился? Как ни трепака отплясывать? «Авось понравлюсь!»
Горбалюк с ожесточением проглотил свою водку и, не глядя, сунул вилкой себе что-то в рот.
Зря, блядь, я сюда пришел, — с внезапной горечью подумал он. — Докатился! Жизнь проклятая заела. Жена, дети… А-а!..
Он хотел сам налить по третьей, даже дернулся уж было, но в итоге так и не решился. Сидел, сам себя презирая, но бутылку взять без разрешения все-таки так и не осмеливался.
— Ну, как там народ-то хоть у нас живет? — между тем лениво поинтересовался Зайченко. Вторую рюмку он, кажется, даже и не закусывал. Просто запил наскоро чем-то из бокала, соком каким-то — и всё. — Ты хоть с кем-нибудь контактируешь?
Горбалюк послушно стал рассказывать. Собственно, рассказывать-то особенно было нечего. У всех ведь одно и то же. Обычные, серые, рядовые, заурядные жизни обычных, серых, заурядных людей. Работа — жена — дети. Вот и вся «жизнь». Каторга. Житие. Зайченко был из их потока единственным, кто чего-то сумел добиться. Причем не просто «чего-то», а!.. На фоне этих его, поистине феноменальных и фантастических достижений, результаты остальных выглядели более чем скромно. Да и не было ни у кого, по правде сказать, никаких особых «результатов». Девчонки все, в основном, сразу замуж повыскакивали, ребята…
Да-а!.. — вдруг неожиданно подумал Горбалюк, не переставая в то же время рассказывать. («Вэл до сих пор в институте так и работает, на кафедре; Азаркина развелась недавно второй раз…» — Зайченко рассеянно слушал, вяло поддакивая.) — Вот если бы на нашем потоке опрос тогда провести! Кто, мол, чего в жизни добьется? На Зайченко бы уж точно никто не поставил! Да ни в жисть! Как, впрочем, и на меня. Мы там с ним явные аутсайдеры были. Парии какие-то. Изгои. Потенциальные алкаши да и вообще, по мнению большинства, конченые типы. Совершенно никчемушные и бесперспективные. Заведомые неудачники, в общем.
А что в итоге? Где они теперь, все эти «удачники», эти молодые и блестящие дарования, так много, казалось, обещавшие? Все эти аверины-гусаровы? Один спился, второй сейчас за гроши в НИИ каком-то горбатится. А ведь действительно талантливые ребята были! Особенно Гусаров. Помнится, я у него диплом свой в покер выиграл. Эпохальное сражение! Королевское каре против флеш-рояля! Нарвался, мальчик. Не повезло!
Горбалюк почувствовал, что он уже слегка опьянел. Язык заплетаться немного стал, мысли путаться… Да и вообще он себя как-то иначе чувствовать стал. Лучше! Раскованнее как-то. Веселее. Даже робость его куда-то вдруг исчезла.
— Слушай, Петь, давай лучше из бокалов пить! — с пьяным оживлением предложил он, прервав на полуслове свой бесконечный и нудный рассказ. — А то рюмками не берет что-то. Под такой закусон
— Давай! — сразу же согласился Зайченко. — Давай из этих вот, — он приподнял один из стоявшей рядом с ним длинной шеренги разнокалиберных бокалов, рюмок и бокальчиков. Горбалюк с некоторым трудом нашел у себя рядом точно такой же и придвинул Зайченко. Тот мгновенно наполнил бокалы водкой. Оба. До краев. «Вздрочь», по Далю. Помнится, они еще смеялись, когда читали. Потом, правда, выяснилось, что это только для каких-то там сыпучих материалов, кажется, не для жидкостей, но какая разница!? Словечко осталось. — Ну, поехали! За что пьем?
— За все хорошее! Чтоб все у нас всегда ровно было!
— Ладно, давай!
Выпили. Горбалюк, скривившись, стал шарить взглядом по столу. Чего я тут еще не ел-то? А! вот это!.. Что это у нас такое?..
— Может, горячее сказать, чтоб подавали? — с набитым ртом поинтересовался Зайченко.
— Сам смотри! — небрежно отмахнулся Горбалюк. Он чувствовал себя пьяным и веселым. На душе было совершенно легко. Ну, миллионер, и миллионер! Мне-то что? По хую! Или даже миллиардер?..
— Слышь, Зайчик! — вдруг неожиданно сам для себя сказал Горбалюк. — Ты же миллиардер, вроде? Дал бы мне тоже немного денег? А? По старой дружбе?
— Денег? — перестав жевать и с явным интересом на него глядя, переспросил Зайченко. — А сколько тебе надо?
«Шура, сколько вам надо для полного счастья?» — сразу же вспомнились Горбалюку бессмертные строки, и он даже засмеялся вслух от этой своей мысли и от этой полной схожести ситуации.
— Ну, не знаю… — наконец кое-как выдавил он из себя, продолжая смеяться. — Сколько не жалко. Только имей в виду, отдавать мне нечем. Гол, аки сокол.
— Ладно, — коротко бросил Зайченко, снова наливая по полному бокалу и чокаясь с Горбалюком. — Давай!
Горбалюк несколькими крупными глотками влил в себя содержимое своего бокала (блядь! сколько здесь? грамм двести, не меньше!) и сразу же запил стоявшим рядом соком. Он был уже порядочно пьян. Зайченко, судя по всему, тоже. Он раскраснелся, на лбу выступила испарина.
О чем, бишь, мы только что говорили? — с трудом стал соображать Горбалюк. Мысли у него расползались в разные стороны, как мухи по столу. — О чем-то ведь интересном… А! о деньгах!
— Слышь! — вслух произнес он. — Ну, вот ты миллиардер. По ящику постоянно светишься, в Кремле тусуешься, хуё-моё. Олигарх, бля, в натуре. Ну, и как это — быть миллиардером? Иметь столько бабок? Всё тебе доступно!.. «Что видишь ты вокруг». Тёлки… тачки крутые… А помнишь, как мы с тобой чувих в трамвае снимали? — снова засмеялся он пьяным смехом. — И как ты злился потом, когда они нас динамили? Теперь, небось, не динамят? Любую, там, супермодель — только пальцем помани?
— Да, теперь не динамят,… — задумчиво и грустно как-то усмехнулся Зайченко. — Только манить теперь уже не хочется. На хуй они теперь нужны! Всё не вовремя, в общем. Как обычно.
— Чего так? — пьяно удивился Горбалюк. — Не стоит, что ли?
