Перспективы
— Поворот к неосталинизму, то есть к нормальному состоянию нашего общества, есть дело довольно громоздкое, — говорит Глеб. — Он должен быть всесторонне подготовлен. Это постепенно делается. Постепенно, незаметно и неуклонно — вот в чем ужас. А мы все помалкиваем. И Запад не замечает или делает вид, что не замечает. Смотри, какой нажим устроили на молодежь! На периферии выпускников школ целыми классами отправляют в колхозы и на заводы. За исключением детей начальства, конечно. И не пикнешь. И обставлено это все будто добровольный почин, порыв. Якобы романтика. В республиканскую конституцию включили специальный пункт о детях. Родители обязаны воспитывать детей в духе марксизма-ленинизма и все такое прочее. Если они этого не делают, их надо лишать родительских прав! Было ли в истории нечто подобное? Они присваивают себе и наших детей!
— Это будет способствовать лишь росту лицемерия и снижению рождаемости, — говорит МНС.
Лицемерие нам не страшно. Мы теперь лицемерие предпочитаем искренности. Искренне верующие опасны. Лицемеры способны на любую пакость. А сокращение рождаемости коснется только определенных кругов, с которыми ведут борьбу, — религиозных сект и инакомыслящих. Это, брат, серьезное дело. Это — установка на физическое искоренение всякого инакомыслия и на полную монолитность общества.
— Неужели Они достигнут своей цели?
— Трудно сказать. Нас может спасти наша общая халтурность. Могут появиться другие проблемы, и это дело могут забросить, пустить на самотек. Но дров Они наломают. Тысячам людей жизнь испакостят.
— Я бы не хотел воспитывать своих детей в духе марксизма-ленинизма. И не хотел бы, чтобы они стали лицемерами, приспособленцами.
— Что отсюда следует? Никаких детей! К этому Они и стремятся: сделать лучших людей общества бесплодными во всех отношениях. Я всегда говорил, что Они примутся за наших детей. Молодежь будет самой серьезной жертвой Их безмерной подлости. Им надо во что бы то ни стало разрушить всякую возможность образования традиции инакомыслия в ряде поколений. Это — проблема номер один для Них.
— Но этого мало. Надо еще лояльных обрабатывать. А для этого...
— Для этого нужна более умная и гибкая идеология. Они, кажется, сообразили это. Приглядись с этой точки зрения к газетам, журналам, фильмам, книгам, теле- и радиопередачам! Тысячи лучших ученых и деятелей культуры, современной науки и техники работают в Их пользу. Фактически именно они теперь выполняют наиболее серьезные и тонкие функции идеологической обработки населения. Официальная идеология стала формальной в ее откровенном виде. Над ней многие смеются. Но, будучи погружена в малых и незаметных дозах в поток пропаганды и популяризации достижений новейшей науки и техники, она делает свое подлое дело неотвратимо.
— Что ты о ней так невежливо? Ты же сам вроде плоть от плоти ее?
— У тебя есть родители?
— Есть.
— Любят они тебя?
— Вроде да. Вместе с тем...
— Вот и я вместе с тем... А ну Их и ее на ...! Надоело. Тошно от всего этого. А податься некуда.
Всякое достаточно развитое общество порождает социальную иерархию людей, а последняя с необходимостью порождает систему привилегий. Механизм действия этого закона примитивно прост. Если некоторая категория людей имеет какие-то привилегии сравнительно с другой категорией людей, более низкого уровня в социальной иерархии, она ради сохранения этих своих привилегий готова мириться с тем, что имеются категории людей, занимающие более высокое положение в социальной иерархии и обладающие привилегиями более высокого ранга. Этот закон объясняет тот факт, что главными защитниками существующего общественного устройства являются не высшие и даже не средние слои, а слои, слегка возвышающиеся над самыми низшими (подобно тому, как армейская дисциплина поддерживается не столько старшими офицерами и генералами, сколько сержантами и младшими офицерами). И наивно думать будто социальные сержанты и лейтенанты действуют только в силу указаний свыше и в силу страха перед социальными полковниками и генералами. Они действуют главным образом от своего имени и ради своих интересов.
Более того, этот закон дает себя знать и внутри категории людей одного уровня. Если индивид данной категории имеет хотя бы малюсенькую привилегию сравнительно со своими собратьями, он ради нее всячески хранит и одобряет всю систему привилегий. Тот, кто служил в армии, знает о существовании мощного слоя всякого рода сачков, холуев и отличников из рядовых, который является опорой ефрейторов, сержантов, старшин. Такой слой имеется в любом нашем учреждении.
Возьмите любое среднетипичное учреждение страны, и вы сами убедитесь в этом. Вот, например, научно-исследовательский институт. Стоит сотруднику чуть-чуть выделиться из массы рядовых и обрести какой-то пост, какое-то звание, в общем — какую-то власть хотя бы над одним-другим рядовым сотрудником, как он начинает функционировать в качестве должностного лица не за страх, а за совесть. Бывают, конечно, исключения. Но — редкие. И обычно они исправляются. Эти исключительные сотрудники, не ведущие себя адекватно их новому положению, заменяются другими, более подходящими. Любопытно, что очень часто люди, являющиеся вполне приличными в качестве рядовых, становятся редкостными сволочами, став маленькими начальничками. Когда Субботича избрали профоргом сектора, он ухитрялся отравлять жизнь многим коллегам не меньше, чем армейский старшина солдатам, хотя должность профорга — скорее комическая, чем серьезная. Из-за конфликта с ним как с профоргом МНС получил выговор от дирекции и был (в который раз!) исключен из списка кандидатов в кандидаты в члены КПСС. Конфликт возник из-за пустяка: Субботич решил прочитать нравоучение МНС по поводу внешнего облика члена профсоюза, а МНС посоветовал ему обратиться к психиатру. Когда Барабанова однажды назначили руководителем аспирантского сборника статей, тот чуть ли не каждый день стал собирать будущих авторов и читать им нудные нотации. МНС отказался посещать эти инструктивные собрания, и Барабанов изъял его статью из сборника. Причем высшее начальство дало Барабанову премию к празднику в размере половины месячного оклада. А что стало твориться со Смирнящевым, когда он дорвался до руководящей роли в логике чуть ли не в мировом масштабе, поддается описанию только в терминах патопсихологии. Заведующая научным кабинетом, считавшаяся в институте воплощением доброты и справедливости, в течение многих лет терроризировала своих подчиненных, и никто из них не посмел пикнуть об этом и пожаловаться публично. Это обнаружилось лишь случайно: молодая сотрудница, распределенная сюда после окончания института и доведенная до отчаяния травлей со стороны заведующей и ее приближенных, сделала попытку покончить с собой.
В любом учреждении есть образцово-показательные рядовые, регулярно получающие премии, благодарности, путевки в дома отдыха, улучшающие жилищные условия. Любой начальник обрастает массой подхалимов, прислужников, осведомителей, собутыльников. И эти выполняют свои неофициальные функции далеко не бескорыстно. Все они ощущают себя причастными к власти, а значит — к привилегиям.
Слой низших начальничков и их добровольных помощников (первичный начальнический слой) образует самое мощное препятствие для рядового гражданина, желающего пробиться в высшие сферы. Для различных категорий людей этот слой различен. Например, для МНС этот слой имеет более высокий ранг, чем для упомянутой девочки из научного кабинета. Причем чем ниже ранг этого первичного начальнического слоя, тем труднее его пробить и тем более жестоким он является в отношении нижестоящих. Лишь при наличии покровителей из более высокого слоя, чем этот первичный начальнический слой, или карьеристической изворотливости можно преодолеть последний.
Первый начальнический слой образует основу и ядро первичного коллектива. Если член коллектива вступает в конфликт со своим первичным начальническим слоем, коллектив очень редко поддерживает его. Обычно коллектив принимает сторону начальства, ибо от начальства его жизнь зависит в гораздо большей мере, чем от этого конфликтующего члена коллектива. Так что подавляющая масса населения страны вообще не пробивается через соответствующие первичные начальнические слои и не допускается до такого положения, когда человек может противостоять высшим властям государства, то есть противостоять обществу в целом, а не своему жалкому первичному коллективу.
Именно в такой ситуации оказался МНС. Первичный начальнический слой в силу некоего социального инстинкта принял решение не пропустить МНС на более высокий иерархический уровень, а первичный коллектив и высшее начальство в силу того же социального инстинкта решили оказать всяческую поддержку этому первичному начальническому слою. Но если дело обстоит таким образом, то есть если судьба МНС предрешена, зачем в таком случае писать о нем книгу? На то есть две важные причины. Первая — праздное любопытство. Разве вам не приходилось с интересом наблюдать, как муха бьется о стекло, пытаясь вырваться на волю? Приходилось наверняка. И наверняка вы при этом приговаривали что-нибудь такое: эх ты, глупое существо! И чего ты бьешься без толку?! Тут же стекло! И с твоими мушиными силенками, хе-хе-хе, его не одолеть! Вот нечто подобное испытываю и я, глядя на бесплодные потуги МНС. Любопытно, знаете ли (как выражается в таких случаях Субботич). Вторая причина куда серьезнее. Из того, что для МНС закрыт путь наверх, не следует, что ему закрыты пути падения вниз и движения куда-нибудь в сторону. Куда еще ниже, спросите вы, можно опуститься? Оказывается, можно. Низший уровень не для всех одинаков. Разные категории лиц имеют свои различные низшие уровни. И одни из них выше или ниже других. Для МНС открыты еще некоторые возможности свалиться со своего сравнительно высокого низшего уровня на другой низший же, но более низкий уровень. Например, стать чернорабочим или мелким служащим в какой-либо конторе с окладом семьдесят рублей. Кроме того, подобно мухе, которая может сменить одно стекло в окне на другое или даже одно окно на другое, чтобы продолжать биться, МНС может, оставаясь на своем же низшем уровне, покинуть Институт идеологии и устроиться в другое учреждение, например, в редакцию какого-либо третьеразрядного журнала (в «Блокнот агитатора»), в третьеразрядное издательство (в «Московский рабочий»), в третьеразрядный институт (в Институт культуры, бывший Библиотечный). Почему в третьеразрядный? Потому что во второразрядные не возьмут, тут блат нужен, а в четырехразрядные тоже не возьмут, тут побоятся взять. Можно, наконец, покинуть Москву и... Но об этом лучше не думать! Потерять московскую прописку и отдельную комнату в центре Москвы — на это способны только сумасшедшие.
