Пилия попытался остановить его, но майор завел свою любимую «теорию несправедливости» о том, что мужчина всегда в проигрыше: в юности, когда его волнуют зрелые женщины, они недоступны для него, а он окружен соплячками и целками. А потом, когда мужчину все больше и больше начинают волновать целки-соплячки, то вокруг него — одно толстое, морщинистое и перезрелое бабье, а целки и соплячки опять недоступны так же, как в юности недоступны зрелые дамы.
Пилии сегодня было не до баб и целок.
— Есть разговор.
Майор переменился в лице:
— Что еще? Опять сюрпризы?
— Серьезное дело.
И Пилия рассказал ему всю свою поездку, ничего не утаивая, кроме имени Большого Чина — его тень он не хотел беспокоить.
Майор хмыкал, охал, но не перебивал, что-то отмечал на листке. Когда Пилия закончил, он уставился ему в лоб голубыми глазками:
— И зачем ты все мне рассказал?
— Хочу отдать тебе это дело. Раскрути его и возьми себе половину. Или две трети, как хочешь.
— Тридцать кило опиума — это не шутка. Это много бабла. Но что нам известно? Только название закусочной и данные буфетчика... — Майор поджал губы. — Этого мало. А вдруг буфетчик просто не знает?.. Хотя... Ты говоришь, что ваша машина была на вид неказиста?
— Да, старая рухлядь. Вместо парприза — целлофан, грязная, глушитель стучит...
— Значит, ты прав, грабили местные — залетные выбрали бы хорошую машину... А это сделали свои... Племянник буфетчика или сын... В общем, кто недалеко и ничем не гнушается... Говори имя буфетчика и название закусочной. У меня в Зугдиди хорошие связи...
На это Пилия и рассчитывал.
— Карло Эсакия, забегаловка «Мзиури», километрах в семидесяти от абхазской границы.
Майор записал, набрал зугдидский код... Попросил к телефону полковника Самушию и, после приветствий и дежурных вопросов о семье и здоровье, попросил его срочно арестовать и прислать в Тбилиси буфетчика.
— Да, да, подозревается в соучастии... Материалы дела подошлю попозже... Оно пока у другого следователя... Но буфетчик нужен чем скорей, тем лучше... Что?.. Ой, какая перестройка, не смеши меня!.. Сделай по старой памяти, в долгу не окажусь...
Закончив разговор, он усмехнулся:
— Перестройка, говорит, трудно стало работать... Права человека, понимаешь ли...Ради аллаха!.. Чтобы требовать прав человека, вначале надо человеком стать... А наше стадо?.. Говно, бараны. Пусть станут людьми, а пока хер им в задницу, а не права человека!.. В Москве эти суки все развалили, и тут начинается!..
— Что думаешь делать? — прервал его Пилия.
Майор пошевелил бровями, стал чертить на листе схему, в середине которой был изображен буфетчик Карло, а от него шли два уса, один тянулся к слову «воры», другой — к слову «менты».
— Надо копать по обеим линиям. Полковник Самушия его арестует и пришлет сюда. А я свяжусь по своим каналам с зугдидскими ворами... Но воров в Зугдиди сейчас больше, чем граждан. Поэтому надо сузить сегмент и выйти на самых главных, — и майор повел стрелочку от слова «воры» к слову «главные». — Их в Зугдиди четверо. А брат самого главного сейчас пошел на большой срок. За деньги я устроил его в колонию здесь, в Каспи, а не в Сибири. Можно попытаться обменять чемодан на этого сидящего брата...
— Как? На пересмотр дело послать? — не понял Пилия.
— Нет, какой там пересмотр — он пять раз судим, рецидивист почище Аль-Капоне... Сделать ему побег. Пусть они возьмут себе пару кило за беспокойство, а остальное вернут. Не то им несдобровать — перестреляю, как собак! — вдруг стал возбуждаться майор. — Моду взяли — приезжих грабить! Беспредел! Перестройка! Всюду беспокойство! В Абхазии — националисты, в Осетии — сепаратисты!
И майор углубился в рассуждения о том, что все беды Грузии происходят от непомерного фасона, раздутого самомнения, неумения ориентироваться в реальности, от провинциализма, мечтательности и стойкого заблуждения, что мы — лучше, умнее и благороднее всех на свете.
— Ладно, слышали... Мне пора! — встал Пилия. — Остаток списка надо подчистить.
Майор не понял:
— Какого списка? А, что Кукусик дал... — Он махнул пухлой рукой. — Плевать! Делай, что хочешь. Какой кус упустили с отцом этого Кукусика, до сих пор сердце кровью обливается... Ведь все уже было на мази: я послал Сико и Нодара, чтобы они под видом сантехников осмотрели дачу и квартиру этого цеховика. Они приехали в отделение прямо в спецодежде, обалдевшие: «Там богатства больше, чем в музее Грузии». Даже с бригадиром грузчиков договорился, что они на своих фурах подъедут и все из дачи и дома подчистую вынесут и перевезут в старый ангар, где мы раньше вещдоки и инвентарь для стрельбища прятали — ключи у меня остались. Да ты знаешь этого бригадира — это отец убийцы Амоева.
— Который никак сорок тысяч не донесет? Ты мне оттуда должен, — напомнил из принципа Пилия.
Майор скривился, полез в сейф, вынул пачки по-банковски запечатанных пятидесятирублевок и кинул их на стол:
— Вот десять тысяч, пока...
Пилия сунул деньги в карман куртки:
— По-братски поделил, ничего не скажешь... Я ему — лимонное дело, а он мне — десять тысяч...
Майор взвился:
— Да какие там лимоны-апельсины? Где они?! У буфетчика Карло в заднице?! До них еще, как до Луны... А вообще с этим опиумом большие дела сделать можно. Перегнать в героин. Есть умельцы. Дай им ангидрид, аммиак, ацетон, место, где шуровать, и готово, грамм — сто долларов, пожалуйте!
— И место готово — у дяди Михо в подвале, — вдруг вспомнил Пилия.
Майор недобро зыркнул на него:
— На что намекаешь?
— Ни на что, так просто...
— А... А то... — состроил гримасу майор, которому вдруг показалось, что Пилии все известно про дядю Михо: что майор решил спустить это дело на тормозах и заставить дядю Михо отдать свой дом за свою свободу, о чем уже есть с ним договоренность. Очень уж понравился майору этот добротный дом. Да и невестки старика были хороши — ядреные кобылки, не то, что эти драные городские кошки... кости с собой принесли, а мясо дома забыли... Пусть дядя Михо выберет из двух сыновей одного «вешалкой» и на него все дело повесит — а другие члены семьи ничего знать не знали.
А Пилия, проверяя карманы перед уходом, думал, что вот, всего пару дней назад, когда он потерял чемодан, ему жить не хотелось, но и умирать было жаль. А теперь и жить хочется, и умирать не к спеху. Тем более, что он твердо решил уйти из милиции и даже дал себе слово съездить в монастырь — да вот хотя бы в Давид-Гареджи — попытаться хоть сейчас очиститься от всего, что налипало за годы в милиции.
«Паико был мой последний грех. Теперь надо жить дальше. Отмаливать? На все воля Божья. Бог захочет — преступник убьет, не захочет — убийца промажет», — бесцельно думал Пилия, не уходя из кабинета и словно чего-то ожидая.
Майор тем временем порылся в своей распухшей записной книжке, набрал номер, спросил кого-то о зугдидских ворах и внимательно слушал, переспрашивал и сверял:
— Сколько всего братьев у Раждена?.. Два сидят, а сколько еще на свободе?.. Ого!.. Всего, значит, пять... Из них — два вора в законе, правильно я понял?.. А другая родня?.. Ясно... Это его домашний телефон?.. Что, пароль?..
Ха-ха-ха, надо же, как в кино... Маскировка... Да, структура. .. А чего еще ждать от этой сраной перестройки, когда все друг с другом пересрались и скурвились?.. Ты все в том же отделе?.. Пора бы в городской... Как там братья абхазы? Этот кусок земли потерян, я давно говорил... они всегда были предателями и выгодниками, такие уж у них душонки... Да и вы, мегрелы, не лучше! «Мы — колхи» — твердите! Вы — колхи, они — абхазы, те — осетины, один я грузин, выходит... Какие там колхи, бабушкины сказки... Ладно. Когда в Тбилиси будешь?.. Хорошо, жду.
Майор повесил трубку, насмешливо глянул на Пилию:
— А ты мегрел или тоже колх?
— Брось ты эти глупости. Я пошел, мне еще домой заскочить.
— Иди. Да, забыл спросить: как тебе в качестве верблюда, не страшно было?
— Какого верблюда?
— Ну, того, который опиум перевозит.
— А-а... Очень страшно. Мы — звери, Гурам... — признался Пилия.
— Они тоже звери. Все хороши. Так я оформлю тебе командировку на два года? — Майор выжидающе посмотрел на Пилию. — Это сейчас у тебя фаза такая, бизнес-шмизнес. А как без погон и пушки побегаешь овцой, так опять к нам запросишься.
Пилия молчал. Майор угадал его сомнения.
— Чего молчишь? Оформлять?
— Оформляй.
Майор удовлетворенно кивнул:
— Я тебя оформлю так: послан на Северный Кавказ, внедрен в группу наркодельцов.
— Пиши что хочешь. Но эти два года дай свободно жить.
— Конечно. И помогу, когда наши ребята тебя за задницу возьмут. Небезвозмездно, разумеется...
Пилия покачал головой.
— А как ты думаешь? Ты теперь переходишь в разряд жвачных, которых доят, не забывай! И фининспекция придет ларьки проверять. И участковый. И ОБХСС с ревизорами, и спецотдел со спецпропусками!.. Всем отстегивать придется, ртов много, а после перестройки еще больше станет. Так что готовься к дойке!
