В ту ночь она спит одна. Потолочный вентилятор гоняет над головой горячий липкий воздух, который булькает густой похлебкой. В голове неотвязные мысли о «доме»: полночное гудение вентиляторов и холодильников, овеществление их духа. Избыток материального гнетет воображенье, и тому трудно одержать победу. Все наши забавы и увеселенья полны сказочных уродов и чудовищ, ведь когда мы выйдем из кинотеатра или отложим книгу, или утихнет музыкальный гром и буря, тогда скука серых будней неизбежно навалится на нас и нам не деться никуда… Мы мечтаем об иных мирах и измереньях, рассуждаем о смысле того, что кроется за смыслом, представляем себе мир антиподов, ибо, когда мы бодрствуем, мир яви и вещей хватает нас и держит и мы не можем заглянуть за горизонт событий. А здесь, в тенетах пустого бульканья сухого воздуха, среди противно шуршащих тараканов, могут рухнуть все пределы и преграды; они и рушатся, и появляется возможность вновь пережить ужасный опыт.
Она всегда старалась держаться и не плакать, а сейчас ее стали сотрясать рыдания без слез, и она заснула. Утром ее разбудили звуки барабана и танцоры.
Во внутреннем дворе сошлись и девы юные, и опытные жены. Бил барабан, а в такт ему женщины отвечали движеньем танца. Колени врозь, ладони с вензелями пальцев повелевают движеньем рук, а шеи изогнуты в невозможном повороте, их взоры пламенеют, и они танцуют на прохладных камнях, перебивая барабанный ритм. (Ранний час, и двор еще в тени, и солнце еще на камни не упало.) А во главе танцовщиц высокая, прямая, как доска, старуха лет за шестьдесят — сестра мистера Махараджа, — в целом штате никто не смог еще превзойти ее в искусстве танца. Она увидела, конечно, новоприбывшую, но не подала и виду. Она — хозяйка танца, а танец — самое главное.
Вот танец завершен, и они стоят друг против друга, две женщины хозяина дома: его сестра и американка.
Что это было?
Танец жар-птицы, танец примиренья, чтоб от нее избавиться.
Жар-птица. (Ей приходит в голову Стравинский, спектакль в Центре Линкольна.)
Мисс Махарадж наклоняется к ней. Эта птица не поет, говорит она. Ее гнездо сокрыто ото всех. И если она коснется женщины своим крылом недобрым, та женщина сгорит.
Конечно, такой птицы нет. Это все сказки старых жен.
Здесь нет сказок старых жен, поскольку нет, увы, и самих старых жен.
Явленье Махараджа! Он в тюрбане, в расшитом одеянии, спадающем с его широких плеч. Как он красив и статен, бодр и весел, и примирителен!
Она ведет себя капризно и довольно дерзко, как женщина другого века. Он старается ей угодить и добиться ее расположения. А затем он уходит — нужно все подготовить к торжествам по случаю ее приезда. Он надеется — она будет довольна.
И что же это будет?
Немного терпения, и ты увидишь.
В полупустыне, за смердящим дворцом, мистер Махарадж готовит феерическое действо. В лучах луны, при свете жарких звезд, на необъятных коврах из Исфагана и Шираза собрание вельможных сановников приветствует ее. Лучшие музыканты исполняют грустные, бередящие душу мелодии на флейтах и на вдохновенных струнных. Певцы поют старые и вечно новые песни о любви, и самые изысканные яства подносят ей для услажденья. Она уже стала местной знаменитостью, она известна всей округе. Я пригласил в гости вашего супруга, хохочет губернатор соседнего штата, но сказал, что если он объявится без вас, то лучше ему совсем не появляться мне на глаза. А их сосед, бывший принц, предлагает показать ей сокровища искусства, которые хранятся под замком в его дворце под сводами подвалов. Я никому их не показывал, кроме госпожи Онассис, — тут было мне не устоять. Для вас, как и для Джеки О., я разложу сокровища в саду.
При лунном свете состоялись верблюжьи гонки и скачки лошадей, танцевали танцовщицы и пели песни певцы. Над головами взрывались фейерверки. Она склонилась к господину Махараджу (уже давно забыто и прощено его отсутствие накануне) и прошептала: Ты эту сказку устроил только для меня или (поддразнивая) такое времяпрепровождение для тебя обычно?
Она почувствовала, как весь он сжался, и горечь прозвучала в его словах. Нет, только ты причина такого праздника, ответил он. В этом разоренном месте ты поддалась несбыточной мечте. Верблюды, лошади и даже все съестное доставлены сюда издалека. Мы разорились ради того, чтобы тебе доставить радость. Как ты могла вообразить, что нам по силам такая жизнь? Мы старались удержать последнее, что у нас было, а сейчас, чтоб угодить тебе, залезли по уши в долги. Нам не до жиру — быть бы живу; и эта сказка из «Тысячи и одной ночи» — всего лишь твоя мечта.
Я не просила ни о чем, сказала она. И я не виновата в этом показном расточительстве и мотовстве. А ты меня винишь и обличаешь, и это мне обидно.
Он выпил слишком много, и это развязало его язык. Мы выражаем наше уважение у ног владыки. Колдунья, вызови нам дождь.
Ты говоришь о деньгах?
О чем еще здесь можно говорить?
Мне казалось, о любви, сказала она.
Полная луна была невиданно красива. И не было доселе в мире прекрасней музыки. Но как жестока была с ней эта ночь! Мне нужно кое-что сказать тебе, сказала она.
Она беременна. Мечтает сжечь мосты и корабли. Ей снится любимый фильм, в котором герой возвращается в родную деревню и оказывается в прошлом времени, когда отец был молод. Когда же он хочет покинуть деревню и идет на станцию, чтобы уехать, он видит, что рельсов нет и нет пути домой. На этом фильм кончался.
Когда она просыпается в своей душной комнате, то простыни мокры — хоть выжимай, а у ее постели сидит женщина. Влажной простыней она укрывает ее наготу и, улыбаясь, пожимает плечами. У тебя здоровое, крепкое тело, говорит она. Конечно, помоложе моего, а в остальном похоже на мое.
Я его оставлю. А сейчас не знаю, что и думать.
Мисс Махарадж качает головой. В деревне говорят, что будет мальчик, объясняет она, и прекратится засуха. Такое есть поверье. Но он тебя не отпустит. А если все же ты потом уедешь, ребенка он оставит у себя.
Ну, это мы посмотрим! — кричит она. Когда она волнуется, то начинает говорить в нос, гнусавить, и это неприятно ей самой. Она мысленно представила, как попадает в ловушку, из которой ей надо выбраться любым путем, всеми правдами — это было бы, конечно, лучше — или неправдами. Бездействие — вот чего нельзя терпеть! Она не будет падать в обмороки от жары и закатывать истерики — ему они будут нипочем. Любовных глупостей она уже наделала немало, и сейчас надо действовать головой.
Шли недели, и постепенно она стала понимать, что происходит. Казино в его городском дворце ему не принадлежало — он подписал нелепый контракт, по которому уступил его нескольким подозрительным типам. Арендная плата, которую они ему выплачивали, была смехотворной. В контракте мелким шрифтом было напечатано, что по особым дням и праздникам он должен обходить игорные столы и улыбаться гостям обворожительной улыбкой, создавая атмосферу, в которой хочется играть. Тарелки спутниковой связи были более доходны, но разваливающийся особняк в деревне был прожорлив и съел бы намного больше не только тарелок, но и блюд, чтобы можно было содержать его в порядке.
Этот дворец в деревне потерял свой возраст: ему, возможно, было шесть веков. В большинстве комнат не было электрического освещения, мебели и стекол в окнах. Зимой — холодный, летом — жаркий, к тому же случайные дожди заливали парадные дворцовые покои. И все, что было здесь настоящего, — это вода, их неистощимый дворцовый ключ-родник. А за дворцом, где летучие мыши, как сломанные зонтики, качались в развалинах, она нашла себе тропинку в кучах птичьего помета и смотрела, как светлеет утром горизонт. Жители деревни, которых засуха превратила в нищих, приходят под покровом темноты, стараясь скрыть унижение, и наполняют водой кувшины. За очередью жаждущих маячит, словно призрак, черная тень высокой стены с бойницами. Крестьянка на ломаном английском объясняет, что в прежние времена обуглившаяся крепость господствовала над поместьем принца. Тьму сокровищ унес пожар, и жизней тоже.
Когда же это было?
Прежде всех времен.
Ей становятся понятны его ожесточение и горечь. Еще одна принцесса — мисс Махарадж — рассказывает ей, что одна вдова-аристократка свела счеты с жизнью, выпив огненной воды. Она истолкла в ступе фамильные бриллианты и проглотила их.
И мистер Махарадж, приехав в Америку, поддался новаторским изыскам и завоевал ее своим отчаянным безумством. Он выучился языку, на котором говорит человек передовых идей, но на деле он беззащитен перед тем, что предлагает ему время. Засуха, его наивность и неопытность, ее решимость отвернуться — все это его погубит. В Греции атлет, который побеждал на Олимпийских играх, становился знаменит и знатен. А мистер Махарадж разлагается и чахнет, как и его дворец. Ее собственная комната напоминает верх роскоши — в окнах стекла, и электрический вентилятор медленно поводит шеей. И телефон, который иногда даже работает. И розетка для ее компьютера, при помощи которого можно (правда, не всегда) установить связь с другой планетой, где проходила ее прежняя жизнь.
