* * *
Безграничный мир сузился до нескольких квадратных метров. Но мне тут не душно. Ближе к полудню надзиратель предлагает выйти на прогулку. Это не обязательно. Я могу и дальше валяться на постели и поджидать, когда усатый старикан из телевизора предложит что-нибудь стоящее. Но я люблю прогулки: можно провернуть пару выгодных сделок.
Курильщики из недавно загремевших жестоко страдают от отсутствия «Житан». Если повезет, то в изоляторе какой-нибудь сострадательный полицейский даст им одну-две сигареты, но это ничтожно мало по сравнению с их ежедневной нормой..
Обнаружить новичков легко: все они в робе, которую им выдали тут. У них еще не было ни времени, ни возможности попросить, чтобы им привезли из дома нормальные вещи. На прогулке они встают так, чтобы можно было вдыхать дым чужих сигарет, и коршуном кидаются на окурки, которые старожилы отбрасывают небрежным щелчком..
Можно приступать.
– Здоров, я Абдель. Сигареты надо?
– Усман. Еще бы нет! Что хочешь взамен?
– Вот куртка твоя – реальный «Левайс»?
– Тебе не пойдет. Слишком большая.
– Не беспокойся, я знаю, куда ее пристроить. Четыре пачки за куртку.
– Четыре? Брат, я что, похож на идиота? Да она стоит не меньше тридцати!
– Максимум шесть. А вообще твое дело.
– Шесть пачек! Да мне это на три дня…
– Как хочешь.
– Ладно, давай…
Обмен нельзя совершить на прогулке, это нарушение правил. Сделка завершится позже с помощью отлаженной системы «йо-йо», на которую надзиратели смотрят сквозь пальцы. В процессе задействованы даже те, кто не участвует в сделке. Во-первых, это какое-никакое развлечение. Во-вторых, всем рано или поздно бывает что-нибудь нужно.
И, в-третьих, тот, кто откажется помогать, станет изгоем в нашем камерном сообществе. Я заворачиваю сигареты в тряпку, привязываю к простыне, спускаю из окна и начинаю раскачивать из стороны в сторону. Через некоторое время моему соседу удается поймать сверток. Он передает его своему соседу, дальше и дальше, пока посылка не попадет к тому, кому она предназначена.
Получив сигареты, он привязывает к простыне куртку и тем же путем отправляет ее ко мне. Иногда простыня рвется или кто-нибудь криворукий упускает ее. Тогда посылка навсегда остается внизу, на колючей проволоке. С ней теперь можно попрощаться. Чтобы так не пролететь, клиентов нужно выбирать по соседству..
* * *
Так, пора обедать. Скоро тихий час. А завтра – день свиданий. Родители приезжают ко мне раз в месяц. Нам почти не о чем говорить.
– Ну как, сынок, ты держишься?
– Да, все в порядке.
– А кто с тобой в камере? Они тебя не трогают?
– У меня отдельная камера. Все нормально. Тут вообще клево!
Чистая правда, не вру: во Флери-Мерожи я отлично провожу время. Тут же все свои. Все мы попрошайничали, воровали, дрались, толкали дурь, убегали от полиции до тех пор, пока однажды не попались. Ничего особенного. Некоторые хвастаются, что сели за вооруженный грабеж, но им никто не верит. Реальные бандиты чалятся в тюрьме Френ.
Парень по имени Бартелеми рассказывает, что его посадили за кражу бриллиантов на Вандомской площади. С него все ржут: на самом-то деле он присел за то, что в квартале Дефанс подрезал хот-дог у какого-то хера в костюме. Его судили за то, что он нанес потерпевшему «психологическую травму». С ума спрыгнуть!.
* * *
Ровно в два дня я прибавляю звук и слушаю по радио выпуск новостей. Полицейские – спецы из отряда «Рейд» попали в ловушку, которую им устроил какой-то псих в Рис-Оранжисе[20]. Решив, что их коллеги уже вышибли дверь, вооруженные до зубов копы через окно ворвались в квартиру, где забаррикадировался преступник.
Но тут им вышел облом. Псих оказался бывшим спецназовцем, и у него дома был целый арсенал. Он выстрелил первым, итого – минус двое на мусарне. Радоваться – не радовался, но и плакать я не стал. Насрать. Мир офигел, в нем полно шизанутых, и что-то подсказывает мне, что я не самый опасный из них. Приглушаю радио и включаю телевизор.
Чарльз Инглз пилит дрова, дети бегают по прерии, Кэролайн мешает угли в камине[21]. Я засыпаю….
Мне очень уютно. Тюрьма Флери-Мерожи похожа на летний лагерь. Клуб «Мед» из фильма «Загорелые», только без солнца и девочек. Надзиратели, наши любезные аниматоры, стараются не доставлять нам неприятностей. Побои, оскорбления, унижения – это я видел только в кино. А здесь – ни разу со дня моего прибытия.
Знаменитое предостережение «не вздумай уронить мыло в душе» – миф или просто фуфло; еще не разобрал. Мне жаль наших охранников – вот кто обречен провести здесь всю жизнь. По вечерам они выходят из нашего серого корпуса и отправляются в другое, такое же унылое здание. Единственное различие в том, где находится замок.
У себя дома они закрывают его изнутри, чтобы защитить себя от злодеев вроде нас, от тех, кого еще не засадили. Тюремщики тоже живут под замком. Заключенные считают дни до освобождения, а охранники – до пенсии..
* * *
Попав сюда, я тоже поначалу стал считать дни. Но мне хватило недели, чтобы понять: лучше это прекратить. Пусть время идет как идет, а я просто буду жить – минуту за минутой. Как жил всегда. Я стал общительным, подружился с соседями. В стене между двумя камерами всегда есть дыра диаметром примерно десять сантиметров, где-то на уровне пояса.
Через нее можно разговаривать, передавать сигареты или зажигалку, а еще сосед может смотреть твой телевизор. Нужно только правильно установить зеркало на табуретке – так, чтобы в нем отражался экран. Соседу будет не очень удобно – ему придется приникнуть глазом к дырке и напрячь слух, но это все-таки лучше, чем ничего..
Каждую первую субботу месяца по «Каналу Плюс» показывают порно. За несколько минут до сеанса все заключенные начинают барабанить в двери, стучать по столам, топать. Но это вовсе не значит, что они рвутся на свободу. Тогда зачем?.. Кто знает. Я, если что, стучу вместе со всеми. Иногда мне нравится этот шум, но чаще хочется, чтобы он наконец прекратился..
Во Флери-Мерожи никогда не бывает полной тишины. Никогда. За исключением ежемесячного телевизионного порносеанса. Как только начинается фильм, все замирает.
Я научился отключаться от постоянного шума, слушая музыку в своей голове. Обычно это музыка из фильмов. «Однажды на Диком Западе» вышел за два года до моего рождения. Это мой любимый вестерн. К счастью, его часто показывают по телевизору, и я никогда не пропускаю повторы. Все реплики знаю наизусть. «Я просил только припугнуть их, а не убивать» – и кровожадный ответ: «Они больше всего боятся, когда умирают».
Или еще: «Я недавно видел три таких плаща. В плащах было трое мужчин. Внутри троих мужчин было три пули». Круто же!.
Иногда попадается немой фильм с Чарли Чаплином. Я смеюсь так, что надзиратели боятся за мой мозг – не повредился ли. Почти так же я смеюсь, когда слушаю новости по радио или по телевизору. В Крейе три девочки пришли в коллеж в парандже, и французы теперь думают, что они с утра проснулись в Иране. Началась форменная паника.
Новости настолько убоги, что с них только ржать и ржать..
* * *
Наступает вечер. Свет и телевизор выключают после второго фильма. Уже конец года. Срок моего заключения почти закончился. По ходу, набрал десять кило – ведь я целыми днями валялся, как старый паша. Полнота мне не идет, но я не парюсь: знаю, что на воле меня ждут дела. Снова нужно будет шустрить, стартовать с пол-оборота.
Бегать быстро и далеко. Я похудею, дайте срок. В июне я признал свою вину во всем, что мне предъявили, потому что думал, что быстрее увижу солнце. Но я мог бы все отрицать, и меня выпустили бы до суда. Я мог бы исчезнуть, спрятаться у приятелей или у родственников в Алжире. И был бы не прав – потому что не получил бы интересный опыт, который к тому же не причинил мне никакого вреда..
* * *
9 ноября, лежа на шконке, я услышал, как Кристин Окран[22] сообщила: стена, двадцать восемь лет разделявшая Европу, разрушена. В газетах только об этом и говорили. Железный занавес задрожал. Потом я увидел по телевизору людей, которые растаскивали в разные стороны бетонные блоки и обнимались на развалинах.
Какой-то старик играл на виолончели на фоне куска стены, покрытого граффити. Значит, до этого дня Восток и Запад были полностью отделены друг от друга; это не было придумано в Голливуде. И если бы Джеймс Бонд существовал на самом деле, то ему действительно пришлось бы сражаться с советскими шпионами….
Я вдруг подумал: где я жил до того, как попал во Флери-Мерожи? На какой планете? Нелепо звучит, знаю – но только просидев полгода под замком, я открыл для себя мир. Надзиратели прозвали меня туристом, потому что я ни к чему не отношусь серьезно. У меня всегда такой вид, будто я просто мимо проходил.
