Зачем я был с Риммой?..
— Герман, это невероятно, — шепчет, как заговоренная, Ирочка. — Это… Это все наше?
Мне не остается ничего другого, как кивком удовлетворенного делами сноба подтвердить.
— И эта кровать?
— Да.
— И… картины на стенах?
— Договор купли-продажи оформлен на мое имя.
— И… шторы?
Далась ей эта трепещущая штора! Она ее приметила только потому, что та шевелится, и, будем надеяться, Ирочка не поняла почему.
Если мою девочку не остановить, она будет ходить и спрашивать, наше ли это, часа два. Предметов в подаренной мне компанией квартире достаточно, так что ни одна минута без вопроса не останется. Ирина не из бедной семьи, ее отец владеет в Москве несколькими магазинами, но она была свидетелем того, как приходит достаток, она знает, что достаток увеличивается постепенно, через труд и лишения, он не возникает из ниоткуда, и потому ей теперь трудно поверить, что существует другой вариант. Она не юрист, но переведи я ей с латыни nil inultum remanebit, она безоговорочно согласилась бы с этим заявлением. Ей невдомек, что все это — и квартира, и машина — не упало с неба за просто так, за все это мною уже предоплачено, и потому на лице ее восхищение, в которое вмешивается, между тем, страх.
— Герман, это, наверное, могущественная компания?
О да, отвечаю я ей. Она спрашивает, могущественней ли она «Феррейна» Брынцалова, и я, чтобы не портить общего впечатления о новом месте службы, подтверждаю и это.
— Вот только понять не могу, зачем они взяли у меня пункцию из позвоночника.
Она с изумлением посмотрела на меня.
— Как?
— Как… Так. Обязательная процедура. Они должны быть убеждены, что я ничем не болен. Взяли кровь, мочу и пунктировали.
— Ну, за такую квартиру можно и потерпеть… — на губах Иринки запорхала легкая улыбка. Ее, видимо, никогда не пунктировали. — Да, это могущественная компания, — говорит она, добавляя к моим заверениям и толику собственной уверенности.
Пока она планирует расстановку мебели, я задумываюсь над последним ее вопросом. Ирину волнует, скорее даже не волнует, а просто по-девичьи интересует, могущественней ли СОС, чем «Феррейн». Она спросила, чтобы убедиться в том, служит ли любимый ею человек в еще больше уважаемой компании, чем она себе это представляет. Сейчас, когда она убедилась, ее интерес исчерпан, и она уже там, в главной комнате, где есть кровать из массива дуба и две тумбочки по обеим ее сторонам.
Я сомневался, интересно ли будет работать в организации, производящей лекарства. Сам я никогда ничем не болел, а потому отнесся к теме философски. Ну, пригласили бы меня на большие деньги в другую компанию, производящую йогурты, мне что, там было бы интересней? Что вообще меня волнует? Меня волнует футбол и хоккей. Но в России нет компании, производящей классных игроков, где мне было бы работать интересно. Значит, нужно соглашаться на то предложение, где больше платят. Все не то, чем кажется. Работая в компании по производству моторных масел, можно находиться в стороне от масел. Защищая интересы корпорации, занимающейся производством «Фанты», можно ни разу не войти в цех, где воду смешивают с красителем. Сам процесс производства, равно как и рекламы, равно как и прочего, на чем стоит создание товара, одинаков по своей сути. Разница лишь в рекламе. Все остальное: процесс приготовления, схема контактов, работа с поставщиками и распространение — едины для всех. И для компании, производящей йогурты, и для компании, снабжающей задепрессированное реформами население лекарствами. «Нанеси боли ответный удар!», «Вы не понимаете! — Еще как понимаю!».
Все, что вкладывается в ротовую полость с целью заправки организма, поступает внутрь человека по давно заведенным правилам. Чтобы таблетке оказаться во рту, тысячи людей должны не спать ночами, ходить в суд, говорить на планерках и ломать мозги над рекламой. Запрограммированный народ отказывается жрать то, что не показывают по ТВ. Зато то, что по ТВ показали, он будет жрать до тех пор, пока не упадет, а онкологи не выяснят, что это было вредно для здоровья. Мне даже думать об этом не хочется. Весь этот процесс производства и партнерских отношений вызывает у меня изжогу, я ненавижу бизнес, меня увлекает право, а потому клянусь отныне рассуждать здраво и думать только о юридических проблемах СОС.
Еще не все кончено. Будут еще и проверки на вшивость, и наезды с целью проверить крепость хребта. Поскольку юрист я способный, на сковороду меня никто ставить, конечно, не будет. Но на балалайке пару раз все-таки сбацают. Никаких проблем, я готов. За десять тысяч евро плюс проценты от выигранных в судах дел я готов эти пару раз пройтись вприсядку под «Комаринскую». В необходимости этого меня убедил один мой знакомый, с коим я имел честь выпивать перед самым выпуском. Мы сидели в каком-то тухлом кабачке, он постоянно озирался с брезгливой улыбкой, словно находился в постоянной готовности встретить изумление по поводу его нахождения здесь на лице у кого-то из знакомых, и излагал мне непростые истины:
— Ты думаешь, твоя жизнь очертится, как только ты застолбишь место? Даже не думай. Ты живешь, пока еще тобой не заинтересовались скауты или пока ты еще сам не пришел с дипломом. Как только имя твое впишется в штат, ты пропал.
У него была квартира где-то на Моховой, крутая тачка, и слова его я до поры воспринимал как капризы отхватившего от брюха жизни кусок фарта.
— Я смотрю на тех, с кем работаю, и меня съедает тоска по тем временам, когда никто не знал, что такое мерчендайзинг или гламур. Что такое мерчендайзинг или гламур и сейчас никто толком не знает, но вера уже принята. Тысячу лет назад никто не знал, почему гремит гром и льется дождь, а потому просто ставили истукана и объявляли его хозяином грома и дождя. Не нужно ничего объяснять — есть истукан, и на этом баста. Сейчас те же истуканы, и тоже никто не хочет ничего объяснять. Не потому, что не знает, а потому, что как только до всех дойдет смысл этих понятий, жизнь придется поворачивать. Гламур. Кто-нибудь пробовал давать не бессмысленную характеристику этому коровьему понятию, а краткую и ясную, как хайку? Так я тебе скажу. Гламур — это вызов естественному. А мерчендайзер… это, епт, такая херня, без участия которой ни одной падле ничего не продашь.
— Не очень краткая и ясная характеристика, не так ли? — заметил я. — Хотя от хайку и есть что-то.
Приятель влил в себя остатки пива и навалился на стол.
— Пустая… Пустая, никому не нужная жизнь… движение в вакууме. Отсутствие сопротивления, механический труд, похожий на работу вибратора. Тьма. Кулисы… Порожняк, гоняемый от одной конечной станции к другой. Ты юрист, и я юрист, и однажды мы с тобой встретимся в суде, и как авгуры, вешая лапшу на уши прокурорам, собственным клиентам и судьям, будем изо всех сил сдерживаться от хохота, узнавая друг в друге лжецов. Ты поймешь, о чем я, когда через несколько лет, а учитывая твой интеллект, быть может, и через пару месяцев, спросишь себя, во имя чего, как и для кого ты прожил эти два месяца, а быть может, и несколько лет… — Он подозвал официанта, попросил еще пива и пустым взглядом уставился в стол. — И когда поймешь, что ответ прост и от него внутри твоей пустоты свищет ветер, ты догадаешься, что однажды в загаженном кабаке твой приятель был очень близок к истине… очень близок… Я хочу еще выпить.
Я пойму, о чем он мне тогда говорил, гораздо раньше, через два месяца после того вечера, когда обниму Ирину и лягу с ней на подаренную компанией СОС кровать.
А сейчас мой разум еще девственно чист и во мне свищет ветер, но это ветер не пустоты, а ветер, развевающий стяг с логотипом СОС. Я думаю сейчас, что победил жизнь. Я дал ей бой и сейчас танцую джигу на пепелище, дымящемся после занятия моими войсками крепости врага. Я еще не хочу пить так, как мой приятель, а потому всерьез пытаюсь ответить на заданный Ириной вопрос.
Могущественней ли СОС «Феррейн»? Я не знаю. Ирина тянет меня на кровать, чтобы немедленно «пометить» новую квартиру. Люди те же животные. Чтобы признать территорию своей, они ее помечают. Так процесс привыкания к новому месту происходит быстрее, и туда уже не вхож чужак. На какое-то время я позабыл о Риммочке, и слава богу. Иначе я рисковал остаться непонятым.
Вице-президентом компании, любезно предоставившим свои услуги по сопровождению нового рекрута по зданию СОС, оказалась доходного вида леди лет этак сорока пяти, хотя я не уверен, что именно сорока пяти. Это была та самая бабенка, которая бежала за каталкой с умирающим человеком и просила не беспокоиться за оставленный президентом компании в актовом зале органайзер. Есть такой тип женщин, которые рождаются сразу суками и сразу в зрелом возрасте, с которого можно либо скинуть пяток лет, либо пяток набавить. Имя таких организмов — раисымаксимовны. Такие раисымаксимовны — находки для компаний, поскольку они никогда ничего не оставляют без внимания и любой промах сотрудника воспринимают как оскорбление, нанесенное не компании, а им лично, при этом фактически такие стервы никакого отношения к компании не имеют и находятся там на птичьих правах. То есть в любой момент эту дрянь могут выкинуть по надуманным основаниям, как только она сама промажет. Для компании выброс раисмаксимовн происходит с точки зрения Гражданского кодекса РФ совершенно безболезненно, поскольку в суд они не пойдут. За тот короткий срок, что выжимали из себя все яды, стараясь угодить одному или нескольким наверху, они сотворили столько непристойностей, в том числе попадающих под санкции различных статей УК, что дешевле будет сгинуть и воскреснуть в какой-нибудь другой организации. Беспощадные кровожадные раисымаксимовны присутствуют в любой компании, и разница заключается лишь в том, что где-то такая сидит в отделе кадров или финансовом департаменте, а в СОС это существо вицепрезидентствовало. Надо сразу оговориться, что должность была формально присутствующая и отсутствующая одновременно, поскольку мне точно известно, что «вице-президент по вопросам организации рабочего процесса» — должность столько же актуальная в крупных организациях, сколько и должность «старшего дворника» по уборке подсобных помещений. И ту и другую строчку в штатном расписании одним приказом в течение двух минут можно выбелить, и от этого не изменится ровным счетом ничего ни для компании, ни для планеты в целом. Раисмаксимовн содержат именно на таких должностях и именно потому, что они не брезгуют ничем. Их задача — совершение безнравственных поступков. Когда количество сотворенных раисмаксимовнами дел очевидно переполняет чашу людского терпения и волна становится уже опасна для руководителей, руководители от них избавляются теми же позорными способами, которыми раисымаксимовны избавлялись по просьбе своих покровителей от других.
