– Господин полковник, – козырнул ему адъютант, – вас тут барышня ожидает…
– Не до барышень мне сейчас! – буркнул полковник.
– Она, собственно, не к вам, а к Плетневу хочет! – пояснил адъютант.
– А тому и подавно… не до того. Передай: у него все забинтовано, – по-солдатски пошутил Покровский.
– Зачем же так строго? – вмешался Мерзляев. – Герой имеет право на награду.
– Проси! – согласился полковник. – Посмотрим, что за птица!
Адъютант вышел.
– He буду мешать. – Мерзляев встал и направился в соседнюю комнату.
Настенька распахнула дверь.
– Добрый день, сударыня! – Полковник галантно пошел ей навстречу. – Мне доложили вашу просьбу. Вынужден отказать. Плетнев ранен и находится в лазарете.
– Мне нужно срочно с ним увидеться.
– А вы, собственно, кто ему?
Настя замялась:
– Ну… в общем… знакомая…
– К сожалению, не могу, – улыбнулся полковник, – у Алексея знакомых много, а здоровье – одно!
– Оставьте этот тон, полковник! – вспыхнула Настенька. – Я – его невеста!
– Простите старого осла! – смутился Покровский. – Мы тут совсем одичали в казармах… Рад познакомиться! Одобряю вкус и выбор корнета!
– Мне тоже приятно познакомиться с невестой господина Плетнева. – В дверях стоял Мерзляев. – Давайте навестим вашего жениха вместе, дорогая Настасья Афанасьевна.
Мерзляев вел Настеньку под руку. Вел мягко, но настойчиво. Они шли мимо казарм, и гусары с интересом посматривали на хорошенькую девушку.
– Выходит, я получил отставку? – печально сказал Мерзляев.
– Выходит, – вздохнула Настенька.
– И это несмотря на охватившее меня чувство?
– Несмотря…
– И вы его любите?
– Очень.
– А он – вас?
– Без ума!
– Невероятно! – с ехидцей заметил Мерзляев. – Тем более невероятно, что я был свидетель, как три дня назад в театре он впервые увидел вас! Такая пылкая любовь с первого взгляда?!
– Это бывает, – саркастически заметила Настя, – хотя бы судя по нашей вчерашней встрече.
– А как папенька относится к вашему жениху? Одобряет?
Нервы Насти не выдержали, она сорвалась:
– Господин Мерзляев, вы меня ревнуете или подозреваете?
– Я тебя допрашиваю, дура! – с неожиданной злостью процедил Мерзляев и тут же, вернув сладкую улыбку, произнес: – А впрочем, извините, несравненная Настасья Афанасьевна. Признаюсь честно, ревную…
Палата полкового лазарета. В госпитальной койке сидел, голый по пояс, Плетнев. Его мускулистый торс был перевязан крест-накрест белыми бинтами, а бесчисленные царапины замазаны зеленкой и йодом. В общем, он был колоритен, во всех смыслах этого слова. В руках корнет держал гитару, перебирая струны. Рядом с ним на стуле, в скромном платье, сидела Жужу, на коленях у нее был узелок.
Корнет напевал:
Сердца томная забота,
Безымянная печаль!
Я невольно жду чего-то,
Мне чего-то смутно жаль.
Не хочу и не умею
Я развлечь свою хандру:
Я хандру свою лелею,
Как любви своей сестру…
– Это, Леша, тебе от Зизи, – тихо, не прерывая песни, сказала Жужу и поставила на стол банку с вареньем. – Пряники – от Лулу, а вот пирог с грибами – от самой мадам…
продолжал песню корнет, —
И никто не исцелит…
Поглядишь: хандра все любит,
А любовь всегда хандрит.
Тут Плетнев и Жужу почувствовали, что в палате кто-то есть, и обернулись на вошедших.
– Родной мой! Любимый! Что они с тобой сделали! – по-бабьи запричитала Настя и кинулась к раненому.
– Розанчик! – завопил Плетнев. – Какими судьбами! Вы…
Договорить ему не удалось. Настя обхватила руками могучее тело Плетнева и поцелуем заставила его замолчать. Внимательно наблюдавший за этой сценой Мерзляев отметил некое недоумение в глазах корнета, затем корнет зажмурился, что свидетельствовало о чрезвычайном восторге.
– Ну, я, пожалуй, пойду! – спокойно сказала Жужу, поднимаясь со стула. – Твоя мамзель тебя и покормит. Привет от всех наших. Поправляйся, Леша… – И она двинулась к выходу.
– Подождите! – остановил ее Мерзляев. – Кто такая?
– Жужу! Из заведения мадам Жозефины…
– Зачем приходили?
– Гостинцев принесла. Пусть поест домашнее. Что он все на казенных харчах…
– А эту даму знаете? – Он показал на Настю, которая упорно продолжала целовать корнета.
– Она давно за ним ухлестывает… Обесчестил, обещал жениться, а потом раздумал. Она даже к нам в заведение к нему прорвалась. Ну чего? Могу идти, господин жандарм?
– Идите, – разрешил озадаченный Мерзляев. – Подождите, а вы как сюда прошли?
– Так и прошла, – лениво сказала Жужу.
– Посторонних в полк не пускают.
– Это я-то им посторонняя? – засмеялась Жужу. – Ну, господин капитан, вы скажете… – И, не переставая посмеиваться, Жужу покинула палату.
– Вот уж сюрприз так сюрприз! – освободившись из Настенькиных объятий, произнес корнет, но выразить свои чувства ему не удалось. Настенька с криком: «Молчи! Тебе вредно разговаривать!» – повторила свой поцелуйный маневр.
– Прекратите! – раздраженно рявкнул Мерзляев. – Сцена разыграна блистательно!
– Это бестактно, в конце концов! – Настенька гневно обернулась. – Оставьте нас одних!
– Действительно! – Плетнев тоже возмутился. – Чего уставился?!
– Господин корнет, извольте встать перед старшим по званию! – приказал Мерзляев.
– Вставать мне доктора запретили, – нахально ответил Плетнев. – А перед дамами чинами щеголять неблагородно. Подглядывать – тем более.
– Не читайте мне нотаций! Кстати, здесь, – Мерзляев указал на пустую койку, стоявшую рядом в палате, – здесь должен лежать больной. Где он?
– Ваш соглядатай, что ли? Его унесли…
– Куда?
– В хирургическую!
– Как?!
– На носилках!
– Почему?
– После переломов! – дружелюбно разъяснил Плетнев. – Все ясно или еще есть вопросы?
Мерзляев закусил губу и выскочил из палаты, хлопнув дверью.
Избавившись от опасного свидетеля, Настенька попыталась освободиться из объятий, но не тут-то было. Корнет был охвачен страстью:
– Сударыня, я вас обожаю! Я – на вершине блаженства. Вы – мой идеал! Как вас зовут?
– Подождите! – Насте все же удалось вырваться. – Я – дочь того человека, которого вы спасли сегодня на рассвете. Он меня послал к вам. Его схватили. Теперь его и ваша жизнь зависят от того, что вы скажете… Понимаете? Вы должны говорить одно и то же… Понимаете?
– Вон оно что! – Плетнев посерьезнел. – Сударыня, я восхищен вашим отцом! Разрешите пожать вашу руку! – Он взял Настеньку за руку и, воспользовавшись этим, попытался при влечь девушку к себе.
– То, что я вам скажу, очень важно! – Настя оттолкнула Плетнева. – Запомните: на вас напали всадники на белых лошадях. Они были в черных костюмах и в черных полумасках…
– Красиво! – оценил корнет.
– Запомнили?!
– Чего тут запоминать… Черные – белые…
– Нападающих было пятеро! Поняли?
– Ну уж нет! – неожиданно заартачился Плетнев. – Тридцать как минимум…
– Да вы что? Рехнулись? Говорят вам – их было пятеро!
– Не обижайте, сударыня! Кстати, как вас зовут?.. Какие пятеро! – Корнет искренне засмеялся. – Пятерых я бы уложил одной левой… Нет! Тридцать – и точка!
– Вы что, издеваетесь? – начала злиться Настя.
– Ладно, – сделал уступку корнет, – только ради вас: двадцать, и ни копейки меньше!
– Болван! – вспылила Настя. – Вы погубите отца!
– Хорошо! Поскольку уважаю вашего папашу… Как говорится, ни нашим ни вашим. – И корнет назвал окончательное число: – Двенадцать! Больше уступить, сударыня, не могу – перед ребятами стыдно, засмеют.
– Хотите в беду попасть – несите что угодно. Я вас предупредила! Прощайте! – Настя пошла к двери.
– То есть как «прощайте»? – Корнет был искренне изумлен. – И это все?
– Что «это»? – не поняла Настя.
– Ну, это… Поцелуи… Признания… Это что ж? Спектакль?
– И вы поверили, что правда? – улыбнулась его наивности Настя.
– Как же можно такими святыми вещами играть? – Плетнев был обижен и оскорблен. – Я к вам – со всей душой. А вы… За что?
Настя посмотрела на убитого горем Плетнева, пожала плечами и устремилась к выходу.
– Ничего не буду говорить! – взъерепенился корнет. – Пусть – тюрьма! Пусть – Сибирь! Сорок их было! – И для усиления добавил: – И без масок!
Настя остановилась.
Негодующий Мерзляев шел к своему экипажу. Навстречу ему выскочила бричка, которую погонял Артюхов. Увидя шефа, подручный резко осадил коня.
– Разрешите доложить, господин штабс-капитан! – радостно крикнул Артюхов. – Поймали! Пытался бежать в переодетом виде…
– Допрашивали?!
– Без вас не посмели. Но по дороге в тюрьму он мне рассказывал: мол, какие-то пятеро… На белых лошадях… Лиц сподвижников не разглядел, потому что были в полумасках…
В уме Мерзляева мгновенно промелькнула догадка.