— Слуш’, Миллард, друг-мой, похож’, мне понадобится маскировка, причём скоро — не мог бы я тебя обеспокоить на профессиональную подсказку-другую?
— Что ты натворил, Зойд? — не потерпелось узнать Блодвен.
— Невинен, пока вина не доказана, с этим у нас как нынче?
— Я-то просто хотела уточнить, не станут ли они у тебя деньги изымать, — тут это знакомый вопрос, на счета субподрядчика вкупе обычно навешивают больше, чем на пылесос:
— Удерживают больше, — предположил однажды Зойд, — чем Пизанскую башню, — на что Блодвен тогда ответила:
— Впендюривают больше, чем в калифорнийский бургер, — супруги, бывшие супруги, социалка, банк, «Потерянный самородок», галантерейщики с дальними почтовыми индексами, вот, что вам всем достаётся за такую беспорядочную жизнь.
— Похоже, это вам достаётся, — заметил ей Зойд.
— Потому-то вам, утыркам, по большей части и платят вчерную, — присоветовала тогда она, скроив рожу, которую Зойд помнил у своих училок в младших классах. Неплохой она человек, хотя по Зойдовой теории выходило, что она была б гораздо счастливей, окажись супруги в Голливуде. Миллард и Блодвен познакомились в Сан-Франциско, в театральном кружке, она играла в массовке хорошеньких девушек, он думал специализироваться по Брехту — однажды ночью на Хейте кто-то закинулся кислотой, и после некоторого стремительного килевания по шестидесятым, они вылетели из своего анархопсиходелического вращения и приземлились в двадцати милях вверх по грязевой полосе препятствий, называемой дорогой лишь теми, кто никогда и близко от неё не бывал, во глубине винляндских секвойных чащ, в хижине у ручья, из чьего русла по ночам до них доносился стук его золотоносной гальки. Когда же предприятие пошло на взлёт, они арендовали дом в городе, но за место в горах, где они впервые вернулись на Землю, держались по-прежнему.
— Сию секунду немножко занят, — Миллард вручая Зойду конверт с суммой зелёных внутри, — позже будет лучше — скажи-ка, Лапа, что у нас за «Кино в Восемь»?
— Эм-м, ой, Пэт Сейджэк в «Истории Фрэнка Горшина».
— Скажем, десять, десять-тридцать?
— Ёкс, надо Тренту позвонить, ему керогаз нужен.
Трент, чувствительный поэт-художник из Города, переехал сюда на Север из-за нервов, кои в данный момент пребывали не на вершине спокойствия.
— Бронетранспортиры, — Трент пытался орать и одновременно не повышать голоса, — личности в полной боевой выкладке топчут огороды, кто-то сказал, собаку Стоукли застрелили, я тут засел с тридцать-ноль-шестым, только я его и заряжать не умею, Зойд, что тваариии-ца?
— Постой, легче кореш, у тебя это похоже на КАПУТ, — имея в виду печально известную федерально-штатную Кампанию По Уничтожению Травы, — но пока ж ещё вроде не сезон.
— Это по твою душу, еблан, — Трент уже выл в голос, — они у тебя штаб-квартиру устроили, всё вышвырнули во двор, они уже верняк твою заначку нашли…
— Знают, на чём я езжу?
— От меня — нет.
— Спасибо, Трент. Не могу сказать, когда…
— И не говори, — предупредил Трент, шмыгнув носом, — увидимся когда-нибудь, — и повесил трубку.
Зойд решил, что ему вернее всего будет отыскать где-нибудь стоянку кэмперов и попробовать к ним прибиться. Место он себе забронировал в нескольких милях от города вверх по Седьмой реке под липовым именем, молясь, чтоб никто не прослушивал этот номер. Затем, с опаской, проследовал в своём кедровом бельме на глазу к «Пицце Бодхи Дхарма», которую сегодня вечером слышно было раньше, чем видно. Все обитатели заведения типа пели, такое, что, с флюидами грядущих бед, он распознал — не слова, они были по-тибетски, но мелодию, с её костотрясыми басами, к мощному и тайному заклинанию против захватчиков и угнетателей, в частности слышимому чуть позже в году, как раз на урожай, когда в небесах собирались вертолёты КАПУТа, и Северная Калифорния, подобно другим дуреводческим регионам США, вновь воссоединялась, говоря оперативно, с третьим миром.
Едва Зойд собрался заехать на стоянку, как первым делом заметил через витринное стекло Эктора, который навытяжку стоял на столе, полностью окружённый поющими едоками пиццы и персоналом. Зойд проехал мимо, отыскал телефон и позвонил Доку Дальши в «Винляндский дворец».
— Не знаю, насколько он опасен или надолго ли я его смогу задержать, поэтому постарайтесь скорее, лады?
А внутри «Пиццы Бодхи Дхармы» Эктор яростно оборонялся, глаза воспалённые, причёска набекрень.
— Зойд! ¡Órale, carnal![30] Скажи этим людям, до чего не нужна мне вся эта срань!
— Где мой ребёнок, Эктор?
В туалете для сотрудников, как выяснилось, дверь в который Прерия заперла. Зойд пошёл и поорал с нею туда-сюда, в то же время стараясь не спускать глаз с Эктора, а глубокий распев всё не заканчивался.
— Он говорит, будто знает, где моя мама. — Голос у неё настороженный.
— Он не знает, где она, сам меня на днях спрашивал, он пытается тебя использовать.
— Но он сказал, она ему это сообщила — на самом деле она хочет со мной увидеться…
— Он тебе тюльку вешает, Прерия, он УБН, работа у него такая — врать.
— Пожалюста, — крикнул Эктор, — сделяй уже что-нить с этим клюбом ликованья, патушта мне от них, я не знаю, странновато?
— Ты похищаешь моего ребёнка, Эктор?
— Она сама со мной хочет ехать, пентюх!
— Прер, это правда?
Дверь открылась. Крупные нажористые слёзы катились по её щекам, вместе с завитками фиолетовой подводки для глаз.
— Пап, что такое?
— Он псих. Он сбежал из Детокса.
— Лючше б ты зналь, как её защитить, Коллес, — федерале уже неистовствовал. — Лючше б у тебя какие-то ресурсы были, сам же скоро пожалеешь, что она не со мной, ése, я не один сегодня ночью чужак в городе.
— Ага, ты, должно быть, об армии у меня на дворе — скажи мне, Эктор, что это за люди?
— Не такой дурень уже б давно поняль. Это ударная группировка Министерства юстиции, у них военные подкрепления, а ведёт их твой старый дружбан собственнолично, Бирк Вонд, помнишь его? Дядя, который твою старушку у тебя отобраль, хах, cabrón[31]?
— Ну, блядь. — Зойд просто всё это время полагал, что это люди Эктора, УБН плюс их местные прихвостни. Бирк Вонд же — федеральный обвинитель, тяжеловес из Вашингтона, O.K.[32], и, как столь любезно припомнил Эктор, почти все годы движитель долгих и, рано или поздно, слезоточивых ночей, которые Зойд проводил в таких местах, как «Потерянный самородок». Зачем же, столько времени спустя, ему возвращаться и опять гонять эдак вот Зойда, если это никак не связано с Френези и старой грустной историей?
— А домой возвращаться даже не думай, больван, птушто дома у тебя больше нету, бумажки уже вертятся на его конфискацию по гражданскому ВРИКО[33], патушшта угадай-ка, Зойд, они нашли марихуану? у тебя в доме! Агха, унции аж две этой дряни, мы назовём их прорвой.
— Пап, о чём это он?
— Они и впрямь сейчас там, Вояка.
— А мой дневник? А моё всё для волос, а одежда? Дезмонд?
— Мы всё вернём, — меж тем как она подвинулась к нему в однорукое объятье. Он верил в то, что говорил, поскольку не вполне ещё мог поверить в обратное. Трент же способен на некоторые художественные вольности, верно? А у Эктора могла развиться Ящичная фантазия, спровоцированная слишком активным и пристальным просмотром полицейских сериалов?
— Тогда мне всё равно надо знать, — обратился Зойд к осаждённому агенту на столе, — зачем Бирк Вонд и его армия со мной так поступают.
И словно бы их хор декламировал речитатив для Экторовой арии, все теперь смолкли и стали внимать. Он стоял под витражной витриной, изображавшей подобие восьмеричной Пиццальной Мандалы, на ярком солнце ослепительное откровение пурпуром и золотом, однако в данный миг тёмное, лишь изредка его подправляли своими лучами фары с улицы.
— Я ведь тоже не без голливудских связей. Эрни Курокмана знаю. Ага, а Эрни много лет ждаль, чтоб большая Вольна Ностальгии захватиля и шестидесятые, а они, если верить его демографической статистике, — лючшее время в жизни большинства, которые тогда жили, лючше уже не будет — может, для них и печаль, а вот для производства кинокартин — нет. Мечта у нас, у Эрни и у меня, засечь одного легендарного наблюдателя-участника тех времён, Френези Вратс — твою бывшую старушку, Зойд, твою мамочку, Прерия, — и вытащить её наружу из таинственных лет подпольного существования, дабы создать Фильм обо всех давних политических войнах, наркотиках, сексе, рок-н-ролле, а крайний смысль его будет в том, что подлинная угроза Америке, и тогда, и теперь, — нелегальное злоупотребление наркотиками?
Зойд прищурился.
— Ой, Эктор…
— Я тебе цифры покажу, — не унимался Эктор, — даже с охватом в 1 % мы-се навсегда на этом наживёмся, мужик!
