Ирина замолчала. Вспомнила, как пила морс, взятый у умирающего. Потому что мучила жажда, и на сантименты времени не было – уже ввозили на каталке нового инфарктника. Кисло-сладкий клюквенный морс подействовал на Ирину как мертвая вода – все опротивело. Все – это работа вполсилы, когда не хватает лекарств, ломается оборудование и гибнут люди, которых теоретически могли бы спасти.
– После того морса, – спросила Мария Петровна, – ты в участковые терапевты подалась?
Мать угадала верно. Но Ирина не собиралась подтверждать ее догадки. Да и вообще напрасно разоткровенничалась. Нашла перед кем!
– Все-таки я верю, что ты очень хороший специалист! – убежденно произнесла Мария Петровна. – Ира, ты знаешь, у меня… у меня…
– Ну, говори! – подтолкнула Ирина. Мария Петровна явно боролась с собой: открывала рот и молчала, разводила руки и соединяла их в замок. Борьба не увенчалась успехом.
– Чепуха! Не обращай внимания! – уныло проговорила Мария Петровна.
– Трусишь? Но я до ночи здесь сидеть не намерена, пока ты созреешь. Да, я знаю, что у тебя нашли рак щитовидной железы.
– Знаешь? Откуда? – изумилась Мария Петровна.
– Не во сне же твои диагнозы увидела! Разговаривала с врачами из ведомственной поликлиники, где ты раньше наблюдалась. Зачем вырвала из медицинской книжки заключение онколога? Ты его уничтожила?
– Нет, спрятала.
– Я все поняла еще час назад. Ты устраиваешь чехарду с врачами, потому что ищешь того, кто мог бы тебя вылечить. Конкурсный отбор на владение секретом врачевания проводишь? Операции смертельно боишься и надеешься на чудо.
– Не к экстрасенсам же мне обращаться. Я в них не верю.
– Веришь. Шиворот-навыворот, но веришь. Ищешь исцелителей среди фельдшеров «скорой помощи» и участковых терапевтов. Разумная образованная женщина, а ведешь себя как невежественная баба! Отдаешь себе отчет, скольким людям своим мракобесием нервы испортила? Думаешь, твои комплексы у тебя на лбу написаны? Врач видит, что ты блажишь и издеваешься над ним. За что?
– Ладно, не снежные, не растаяли. Конверты с деньгами никому силой не пришлось заталкивать, из рук выхватывали. Та, что в туалете сидела, еще и прибавку за вредность просила. У меня больше не было, так она продуктами взяла.
– Нечего насмехаться над нищетой врачей!
– Не над нищетой их кошельков я насмехаюсь, а над нищетой мозгов.
– У самой от страха смерти мозги набекрень!
– Не боюсь я смерти! Непереносима мысль о беспомощности моего тела, гниющего заживо.
– Нам дела нет, чего ты боишься!
– Нет дела? Ира, скажи, когда ты узнала, что у меня болезнь смертельная, тебе не хотелось… ты не думала ко мне прийти?
– Зачем?
– Действительно, зачем? Я ведь в тайне все держала, словно не опухоль у меня, а срамная болезнь или проказа. Не хотела, чтобы люди относились ко мне с брезгливой жалостью.
– Потому что сама людей презираешь.
– Неправда!
– Правда! Человек больше всего не любит в других собственные недостатки. И меня никогда ты по-настоящему любить не сможешь, потому что я всегда буду напоминать о страшном грехе.
– Это ты у какого-нибудь Фрейда с арктикой вычитала?
– При чем здесь Арктика?
– Арктикой в народе лысину называют. Видишь, как много ты еще не знаешь. И Фрейд тебя всему не научит.
– Твой случай и без Фрейда ясен. На краю жизни хочется обрести покой и прощение.
– Хочется, – кивнула Мария Петровна.
– Вернись к параграфу первому своего устава, – посоветовала Ирина.
– Какого устава?
– По которому ты жила. Параграф первый – у меня нет ребенка. Параграф второй – если ребенок все-таки есть, смотри параграф первый.
– Думаешь, старые анекдоты перефразировать остроумно? Ира, ты сказала про край жизни… Понять чувства человека, который одной ногой в могиле…
– Они мне неинтересны, твои переживания. Но как врач, я должна сказать…
– Не боишься на себя грех взять?
– Какой грех?
– Руку матери умирающей оттолкнуть.
Мария Петровна протянула через обеденный столик руки ладонями вверх, надеясь, что Ирина вложит в них свои ладошки. Ирина демонстративно убрала руки за спину.
– Двадцатый раз тебе повторяю: нет у меня матери! И в моей мелкой, как ты считаешь, душонке для тебя не найдется ни любви, ни сострадания, ни уважения – ничего!
Мария Петровна оперлась локтями на стол, сцепила пальцы, прижалась к ним подбородком.
– И за гробом моим не пойдешь?
– С того света подсматривать собираешься? Не выйдет. За бананами тоже ко мне не присылай.
– Это жестоко. Может, справедливо, но очень жестоко и больно. Ирина, у меня ведь квартира, большая, министерская. А вы теснитесь, друг у друга на головах сидите. Я ее, квартиру, вам, а вы, а ты… внук…
– Теперь ты пытаешься меня подкупить.
– Пытаюсь.
– Напрасно. Что касается квартиры, она все равно мне отойдет. Я – единственная наследница, других детей и родственников нет, материнства тебя не лишали, и сама ты от него не отказывалась, так что по закону после твоей смерти квартира – моя.
– И ты это давно знала?
Мария Петровна откинулась на спинку стула, зажала голову руками, словно хотела удержать рвущиеся наружу горькие и страшные мысли.
– Естественно, – пожала плечами Ирина.
– Заранее все спланировала?
– Если в нашу суматошную жизнь не вносить элементы планирования и организации, она приобретет характер хаоса.
– Твои отец и муж тоже на чемоданах сидят?
– Оставь в покое мою семью!
Мария Петровна резко встала, подошла к раковине, набрала из крана воды, жадно выпила. Потом с размаху грохнула чашкой об пол, та разлетелась на мелкие кусочки.
– Ах, сволочи! Пирожок с пиявками вам в глотку! Я как Анна Каренина придурочная бегаю перед поездом! Мечусь из угла в угол, стены грызть от ужаса готова. А они! Родственнички! Дружная семейка потирает руки, ждет, когда я преставлюсь, чтобы улучшить свои жилищные условия. Кукиш! Дулю! – Мария Петровна подскочила к Ирине и ткнула ей в нос дулю. – Завещание напишу. Детскому дому! Церкви! Хрену собачьему!
– Делай как хочешь. У нас по конституции свободная страна. – Ирина отвела ее руку от своего лица.
– По конституции? – продолжала кипятиться Мария Петровна. – Судиться будешь? Муж юрист… Я, конечно, паршивая овца, но вы шерсти клок с меня порядочный отхватили. Зарабатывала как полярник или космонавт. И всю жизнь, каждый месяц – половина вам, берите, живите, воспитывайте мою доченьку!
– Считаться вздумала? Ну, давай, бери калькулятор, складывай, сколько я тебе должна?
– Ты мне не деньги должна! Ты врач! Физиологические процессы она наблюдает! Знала, что мать подыхает, и не пришла, слова не сказала, не остановила, не подсказала. Как же! С одной стороны, квартирка наклевывается, а с другой – мечты реализуются. Сколько ты ко мне гробиков прилаживала? Сыграю в ящик – то-то радости тебе будет! Когда узнала, что я скоро копыта отброшу, крутилась юлой от счастья – диагноз подтвердился, больная скоро на тот свет отправится!
Ирина встала и вплотную подошла к матери. Они опять, как час назад в гостиной, стояли друг против друга, чувствовали толчки дыхания, которые вырывались вместе со словами.
– Что? – зло спросила Ирина. – Плохая девочка из меня выросла? Не нравлюсь? А в кого мне быть хорошей? В папу-рохлю или в маму-кукушку?
– В бабушку, в бабушку пошла, великого специалиста по консервам.
– По чему?
– Она мастер была огурцы солить. И людей, их чувства, стремления – все консервировать: в банку, рассолом, уксусом залить и стерилизовать, кипятить, пока ни одной молекулы живого чувства не останется.
– Не трогай бабушку и папу! Ты их мизинца недостойна!
– Я недостойна их волоска из-под мышки! Кто я? Без роду без племени! Провинциальная шлюшка! Кукушка!
– Нет, достойная, благородная женщина. Орденоносец с переходящим знаменем в руках.
– Мстишь? Отыгрываешься? Правильно. Самое время. Кто я сейчас? Живой труп.
Давайте, доктор, топчите, пляшите на моих костях. Папашу еще пригласите. Атои всей семейкой. Меня – в хоспис, а сами по квартирке пройдитесь, прикиньте, как мебель будете расставлять. Я перед тобой наизнанку вывернулась, на коленях ползала, а ты меня, как последнюю мразь… Чего мучаться, затягивать процесс? У тебя яд в сумке есть? Давай, накапай, я выпью…
– Это пошло, в конце концов!
Ирина не рассчитала силы. Хотела отодвинуть мать в сторону, а получилось – отбросила так, что Мария Петровна отлетела и ударилась о шкаф.
«Травм нет, – на секунду задержавшись, отметила Ирина, – синяки не в счет».
Ирина быстро прошла в прихожую, сбросила тапочки, стала натягивать сапоги. Мария Петровна заявилась следом. Подошла к входной двери, повернула ключ в замке, вытащила и спрятала в карман.
– Наш разговор не окончен!
– Мне не о чем с тобой говорить! Открой дверь немедленно!
– Иди в комнату! – велела Мария Петровна. – Хватит характерами меряться!
