Так, через внезапно озверевших бомжей, правоохранители обеспечились ключами, что помогало скрашивать ночные дежурства. Двое, которых сопровождала девушка, были уже под градусом, и их бычья горячность нуждалась лишь в мало-мальском поводе, чтобы произошёл выплеск свирепой энергии. Возможно, в их головы пришло: в домике затаился действительно бомж. Впрочем, могли они разъяриться и оттого, что ключ в замке оставил пожелавший без помех выпить хозяин, которого оба регулярно доставляли в вытрезвитель, предварительно укротив по-свойски.
Пробил час, и дача настрадавшегося владельца преподнесла знакомцам сюрприз.
Участник действа очнулся от сна без снов, когда пассажиры стали подниматься с мест, чтобы ощутить под ногами перрон Батайска. Можов пошёл к вокзалу, всеми силами стараясь не озираться. Ему так и виделось: вот-вот впереди, справа ли, слева возникнет фигура милиционера, чей взгляд в следующий миг почувствуется кожей и нутром. Я иду один – при том что приметы сходятся!
Он пристроился к группе: две женщины провинциального вида, пожилая и сравнительно молодая, и две девочки – лет пяти и лет четырёх – шли, как и положено, с грузом вещей. Руки женщин отягощали чемоданы, на плече молодой висела ещё и сумка, девочки несли небольшие торбы. Пожилая женщина приостановилась перевести дух, Можов зашёл сбоку, предложил:
– Я вам помогу.
Он встретил насторожённый взгляд не приученной к любезностям советской гражданки.
– Вас не встретили… – выказал Виктор сочувствие.
– Некому нас тут встречать, здесь пересадка.
– Вы на вокзале будете? – обрадовался он. – Я тоже дальше еду. Присмотрите за моим чемоданом, пока за билетом буду стоять?
Женщина кивнула, позволила ему подхватить её чемодан. Услуга за услугу – это было понятно и приемлемо. Он, словно по инерции, невзначай спросил:
– Вы куда едете?
– До Петрова Вала.
Виктор сообщил, что и ему туда же. Он с обретёнными попутчицами, по виду член семьи, остановился в помещении вокзала перед скамьёй, где нашлись два свободных места. Пожилая села на скамью, одна из девочек поместилась рядом, другую бабушка усадила на колени. Можов и вторая женщина складывали багаж горкой – мимо проходил милиционер. Парень обратился к попутчицам со словами: поезда запаздывают, поэтому так много народа скопилось. Ему ответили: народа всегда много. Милиционер, окинув взглядом беседующее семейство, удалялся.
Мать девочек и Виктор, которого не отпускал внутренний холодок, встали в очередь за билетами. Как обычно, люди озабоченно теснились у кассы, парень, прикрывая женщину, отталкивал тех, кто пытался влезть впереди них. Со стороны всё выглядело вполне обыденно, нормально. Для мужа Можов был несколько молод, но ведь бывает же. Мог он сойти и за младшего брата. Когда подошла очередь, он взял у новой знакомой деньги и вместе со своими держа в руке, наклонился к окошку кассы:
– До Петрова Вала три взрослых билета и два детских.
Кассирша посмотрела на него и, не заинтересовавшись, выдала билеты. Ехать предстояло в общем вагоне, в купейных и плацкартных не оказалось мест.
Когда возвратились к скамье, мать девочек, сев рядом с пожилой – то ли матерью, то ли свекровью, – взяла дочь на колени, а Виктор устроился перед ними на положенном на пол чемодане. Пожилая спросила:
– Вы в Камышин?
Парень, растерявшись, скрыл это широкой улыбкой, сказал:
– Я к бабушкиной сестре еду, не был у неё никогда – мать попросила съездить. Та заболела, живёт одна, помочь надо.
– Плохо старой-то болеть, когда одна живёшь, – вздохнула пожилая женщина.
Завёлся разговор на эту тему. Можов вставлял реплики, наводил беседу на нужное и, избежав прямых вопросов, вызнал, что большинство едущих до Петрова Вала направляются в Камышин, расположенный поодаль от железной дороги на берегу Волги. Малому царапнуло по сердцу: как легко мог попасться.
Пока ждали поезда, он раз пять заметил в зале милиционеров, один, а затем второй прошли совсем рядом – каждый раз парень цепенел. Когда двинулись на посадку и он нёс два чемодана, то на перроне боковым зрением усёк фигуру в форме, тут же наклонился к младшей девочке:
– Не отставай, за ручку чемодана держись.
Народ, толпясь, штурмовал вагоны, и Виктор, защищая девочек от давки, выдержав борьбу за места, стал совсем своим для попутчиц. Поезд, казалось, упорно не набирал скорость. Пообвыкнув в тесноте, спутницы Можова собрались перекусить. Ему предложили два варёных яйца и бутерброд с «любительской» колбасой, он, поблагодарив, взял только яйцо, а от остального упрямо отказался:
– У меня привычка – не ем в поезде! Чего только мне мать с собой не совала!
К его словам отнеслись с добродушным недоумением. Позже он, однако, у проходившей разносчицы купил пирожки с капустой, а также две шоколадки, которыми угостил девочек. Муторно-напряжённый день всё никак не мог истечь. Наконец при свете фонарей сошли на станции Петров Вал. Можов проводил попутчиц до привокзальной площади и попрощался:
– Пойду обратный билет возьму…
Вернувшись в здание вокзала, направился в туалет, где нашлась розетка; достав из чемодана электробритву, побрился. Он не стал искать, к кому прибиться: второй раз вряд ли повезло бы, да и был он уже довольно далеко от места происшествия. Но к окошечку кассы не пошёл. Прибыл поезд, проходивший из Адлера до Южного Урала, и он сел в общий вагон, сунув проводнику столько, сколько стоил проезд в купейном, будь там места.
В длинной дороге не раз посетив вагон-ресторан, в подпитии сошёл в Челябинске, откуда было недалеко до дома. Он чувствовал: изнемогшая воля вот-вот опочит хоть на снегу, хоть на угольях – не миновать всерьёз припасть к стакану, а там уж и засыпаться через язык. Что оставалось, как не запросить помощи, то ли сложив ладони, то ли прижав их к глазам?
Открывшей дверь матери он улыбнулся так вымученно, что та, в первый миг обрадованно воскликнув:
– О, Витя! – тревожно спросила: – Тебя обокрали? – но тут же заметила: чемодан при нём.
Сын проговорил удручённо:
– Сорвалось с горнолыжным спортом.
Разведя руками, устало снимая куртку, кратко поведал матери: в поезде ребята подвыпили, и он от других не отстал, а руководитель взъелся именно на него, хоть и сам был нетрезв… словом, получилась свара, он сошёл с поезда – и домой.
В прихожей уже стоял отец, и Виктор, поцеловав в щёку мать, с выражением: «Иду под розги!» – направился за родителем в его кабинет. Плотно закрыв дверь, сын присел на стул перед отцом, опустившимся в кресло, и стал исповедоваться, то и дело потерянно, беспомощно прикасаясь пальцами правой руки к нижней губе.
Поведав о жизни у Риммы Сергеевны, рассказал о встрече с гаишниками и о том незабываемом, с чем познакомился в отделении милиции. Затем, заново переживая происходившее, восстановил его с момента, когда оказался в Тихорецкой, до убытия оттуда на тормозной площадке цистерны, обрисовал и свой дальнейший путь до Петрова Вала.
Можов-старший, слушая, горбился, ниже и ниже опускал голову. Попросил дать ему таблетки из секретера. В кабинете был графин, Виктор налил стакан воды, но отец потребовал графин, проглотил таблетку и пил, пил из него, выпил всю воду до капли. Уперев локти в колени, сжимая обеими руками горлышко графина, сидел недвижно, поднимая тяжёлый взгляд на сына и вновь опуская. Заговорить смог лишь минут через десять.
– Я на тебя не лаю – поздно. Всё – поздно! Этих кретинов я бы сам убивал время от времени – после работы, для разрядки. И хорошо бы себя чувствовал. Как они обращаются с пьяными, с бродягами – известно, но с этим отребьем так и надо, я их не жалею. Сволочь – и те, и другие, но ты не должен был с ними столкнуться. Я с ними никогда не сталкивался. А ты нарушил правила. В нашей стране нельзя нарушать правила – я имею в виду не закон, а правила для тех, кому хорошо. Мне было сравнительно хорошо. Тебе – нет? Неужели нельзя было не пойти к той директрисе? А к той торговке на станции? Если в самом деле настолько замучила учёба, почему и вправду было не выпить в вагоне-ресторане?
– А руководитель смолчал бы?
– В крайнем случае, вернулся бы с дороги в Свердловск, и уж там...
– Тётя Лиза тут же бы позвонила маме...
– Да, конечно... Но какого рожна тебя завело сойти неизвестно где? Зачем ты связался с этой торговкой вином? Сейчас всё было бы по-другому... Никакие мои связи не помогут – МВД умеет постоять за свой престиж. Оно не уступит давлению. Да никто и не возьмётся давить при таком диком случае: перестрелять двоих милиционеров! Ни о каком объективном расследовании нечего и помышлять – тут работает правило, не закон. Милиционеры при исполнении обязанностей заметили незнакомца, который вошёл в дачный домик, они должны были поинтересоваться, кто он, что делает… а он напал! Именно так всё уже зафиксировано на бумаге. Ни о каком вине, что у них с собой было, и речи нет. А девушка скажет, что ей велят. Тебя ждёт верный расстрел, а до того они, конечно, поизмываются... Витька... а-аа, Витька… – отец стал хватать ртом воздух, уронил пустой графин на ковёр.
