— Машинки все одинаковые по городу бегают, упаси бог перепутать. Один наш заехал в запретную зону — и в двадцать четыре часа.
— А мы на курсах пятерочку получили, — сообщила Людмила и погладила мужа по плечу.
— Ох, мам-ма… — простонал Андрей, передернувшись, как от приступа зубной боли.
И Горощук, словно впервые заметив его присутствие, обернулся и поглядел на него сквозь свои очки жука-бомбардира.
— Что с тобой, любезный? — спросил он. — Живот?
Андрей ничего не ответил. В левом углу рта у Игоря зубы были какие-то синие, как будто он ел чернику… только вряд ли черника водится в этих краях. Сосредоточившись на этой подробности, Андрей сумел удержаться и не покраснеть. С такими весельчаками, как Игорь, нужно ухо держать востро. Внутреннего времени у них достаточно, сами с собой они живут очень дружно, вот от безделья и начинаете перебор вариантов: отчего же это малец покраснел? На что отреагировал?! Ах, на живот? А что, интересно, такое у него с животом? И давай на все лады пробовать, кстати и некстати вставляя «живот, животик, животинка», и лукаво приглядываться… Что самое противное: поняв ход примитивной мысли, и в самом деле начинаешь дергаться и корчиться, реагируя на эти экзерсисы, то-то радость добровольному исследователю он готов скакать и петь, как ребенок…
Впереди на зеленом откосе красными и желтыми цветами был выложен герб республики, неправдоподобно богатый среди лачуг. Машина нырнул в сырой туннель под гербом, выскочила с той стороны насыпи, и Игорь с гордостью иллюзиониста сказал:
— А вот и наш хуторок.
Косая дамба, оставшаяся позади, заслонила нищие пригороды, и перед щербатовцами открылся вид на каменистый полуостров, сплошь уставленный многоэтажными зданиями. Торцы и брандмауэры, ограждения балконов и лоджий были ярко раскрашены, меж домов пролегал прямые проспекты с зелеными разделительными полосами, обсаженные деревьями, которые буйно цвели красными и синими цветами. С трех сторон города глухо и грозно синел океан.
Игорь Горощук снисходительно слушал, как новоприбывшие ахают, хают, допускают незрелые высказывания и оценки.
— Но вы не обольщайтесь, друзья, — промолвил он, наконец, — все это так-ск, декорэйшен. Ресторан «Бристоль», кафе «Лонг-Айленд» — там кормят одной фасолью. Ноу фиш, ноу мит — ни рыбы, ни мяса. Вообще, господа, если вам сейчас, к примеру, захочется пообедать, то самый короткий путь — на самолет и обратно в Москву.
Въехали в чащу высотных домов. Горощук, надо полагать, не впервые встречал новоприбывших, потому что у него были ухватки матерого экскурсовода.
— Кинотеатр «Метро»: кондиционированный воздух, прохладительные напитки «Амёбный» и «Нежные колики», вестерны, порнушки, бондиана, фильмы ужасов, в дальнейшем — высылка в двадцать четыре часа… Клуб «Маритимо»: катание на яхтах, ночные рыбалки в открытом океане, очаровательные девушки, в дальнейшем — высылка в двадцать четыре часа… Дамский салон «Бонни»: платья-балахоны в местном стиле, принимаются в оплату часы, фотоаппараты, продукты питания, в дальнейшем — высылка в двадцать четыре часа… Как видите, город предлагает вам широкий спектр удовольствий, и расплата за них — неотвратима. Как говорит т-щ Букреев…
Но того, что говорит по этому поводу товарищ Букреев, новоприбывшие так и не узнали, потому что фургончик остановился у подножия красивого белого здания, на стене которого сияли золотые буквы «Отель „Ройял“. Мама Люда, вытянув шею, зашевелила губами, и, чтобы предупредить недоразумение, Андрей быстро спросил:
— Нас сюда поселяют?
— Донт харри, — одернул его Игорь. — Не спеши. Всем сидеть на местах. Детей не выгуливать.
Он вылез из кабины, озабоченно ссутулился и, заложив за спину руки, вошел в глубокий, отделанный светлым мрамором подъезд. Там, внутри, расхаживали важные, как бронзовые жуки, служители в ливреях с фалдами и золотыми галунами.
— Ну, Ванюшка, — прошептала Людмила, — привез ты нас! Даже дух замирает!
Андрей хотел выйти из фургона, но она зашипела на него:
— Не слышал, что сказано?
Игорь появился минут через десять. Беззаботно посвистывая, сунув руки в карманы мятых мальчишечьих штанов (на ногах у него были разношенные, как старые лапти, сандалии), он вразвалочку подошел к машине, постоял, глядя на переднее колесо. Затем сел в кабину и коротко сказал Филиппу:
— Аут ов кэш. Не в кассу. Давай в „Эльдорадо“.
— „Эльдорадо“, — медленно повторил Андрей. — „Эльдорадо“!
Что поделаешь, — непонятно сказал Горощук. — В „Эльдорадо“ тоже люди живут. Я-то, правда, начинал с „Дакоты“, но тогда было проще, через три дня квартиру дали, в ней себя и держу…
Но ведь нам рано или поздно тоже дадут? — спросила Людмила.
— Да уж тут уж как уж, — уклончиво ответил Горощук.
— А здесь номеров нет? — робко спросил его Иван Петрович. Это был первый вопрос, который он задал коллеге: все переживал свой конфуз в аэропорту.
— Есть, да не про нашу честь, — весело ответил Игорь. — Это ж отель „четыре звезды“, весь забит фирмачами с дикого Запада, на нас тут и смотреть не хотят. Голову надо иметь сюда ехать.
— Откуда ж мы знали? — возмутилась Людмила.
— Да я не про вас, — сказал Игорь. — Есть такие мастера быстрых решений. Квик-трикеры, чтоб им так жить.
Загадочная гостиница „Эльдорадо“ понравилась Андрею даже больше, чем солидный „Ройял“: балконы и балкончики, веранды и верандочки уступами, жаль только, что штукатурка на углах повыщербилась и стены оплесневели.
— Хорошо, „Смоленска“ с вами нет, — сказал Игорь, вылезая. Тут с этим строго. Сперва выходят багаж посмотреть, а потом уж решают. Номерочки у них тесные, с большим багажом могут и не взять.
— Ох, скорее бы, — вздохнула Людмила. — Нам уже все равно. На этот раз ждали до осатанения долго. Филипп поставил маши в тень, но солнце отсвечивало от асфальта и, попадая в глаза, выедал их, как соляная кислота. Краски вокруг стали блекнуть, сперва до побелели, как будто сделаны были из пиленого сахара, потом стали таять в горячем воздухе, струясь и распускаясь, словно в пустом кипятке, а после и вовсе исчезли, перестали быть видимы, все стало матово-белым, и на этом фоне вспыхивали и гасли угольно-красные и огненно-черные пятна, которые в нормальных условиях человек может увидеть, лишь надавливая на глазные яблоки пальцами.
Наконец Игорь вышел и с сердитым лицом направился к фургону, что-то бурча на ходу. Взгромоздился на высокое сиденье рядом с Филиппом и закончил свою тираду:
— …на мою голову.
Все молчали. Филипп с вопросительной улыбкой смотрел на него.
— Что глядишь? — сказал ему Горощук и в сердцах хлопнул дверцей. — К Звягину, куда же еще? В пансион „Бриз“.
— Звягин будет сердиться, — совершенно по-русски заметил Филипп.
— А пускай сердится, нам-то что? Кто начальник?
— Звягин начальник, — ответил Филипп.
— Вот и дуй, — сказал Горощук. — И без разговоров. И чтоб я еще когда-нибудь взялся…
У подъезда узкого, как пенал, многоэтажного дома с ярко-красным лоджиями Игорь долго стоял лицом к глухой стене и как будто чего-то ждал.
— Что это он там делает? — с нервным смешком спросила Людмил.
— Разговаривает через локутор, — объяснил Андрей.
— Через что? — не поняла Люда.
— Ну, через переговорное устройство. Видишь, руку держит на кнопке.
— И что же, ему даже дверь не хотят открывать? — повысив гол так, чтобы Игорь слышал, спросила мама Люда.
— Откуда я знаю? — ответил Андрей.
— Ну, уж теперь и мы пойдем, — решительно сказала Людмила. — Поглядим в глаза этому Звягину: что ж он так плохо принимает людей? И Настя давно не сикала.
— А кто с вещами? — спросил Иван Петрович.
Людмила покосилась на Филиппа.
— Андрюша посидит.
— Еще чего! — возмутился Андрей. — Я тоже живой человек. Совсем стушить меня хотите?
— Ну, ступайте втроем, — предложил отец, — а я останусь.
— А ты и рад! — вскинулась мама Люда. Видимо, она совсем изнемогла от жары и сдерживаться была уже не в силах. — Лишь бы ни с кем не поссориться! Кто из нас командированный? На чье имя аттестат? Кого обязаны жильем обеспечить? Привык за женину юбку прятаться! Иди, иди, тюря, я уж посижу.
Иван Петрович посмотрел на жену и, не сказав ни слова, стал выбираться из машины. Следом за ним вылез и Андрей, не без опаски ступил на тротуар, неровно вымощенный квадратными бетонными плитами. Ноги были как будто чужие, глаза и губы щипало от пота, голова кружилась, что-то жужжало в ней и мерцало, как в детском волчке.
Взяв Настасью за руки, мужчины подошли к Игорю, тот все еще нажимал ладонью на кнопку.
— Ну, вот они тут скопились, в затылок мне дышат, — сказал он, приблизив губы к решеточке микрофона, едва видневшегося в стене. — Как хотите, Григорий Николаевич, айм аут, нет больше сил.
