Я поспешно вытерся и застыл, прислушиваясь. В трубах, безусловно, было какое-то движение. Нет, мне почудилось. Я надел халат и осторожно приоткрыл дверь. Не знаю, чего я ожидал. Во всяком случае, это не был грабитель, тут у меня никаких сомнений не возникло. Я спустился по лестнице, оставляя мокрые следы на деревянных, ничем не прикрытых ступеньках, напрягая слух. Теперь шум вырывающейся наружу воды стал более различим, но откуда он доносился? Я оглядел гостиную, кухню, потом кабинет и третью спальню в полуподвале. Внизу шум в трубах был особенно заметен. Нет, бесспорно, он мне не чудился. Это было своего рода утешением, но таким, от которого у меня по коже забегали мурашки, воплощение древней мудрости и ужаса.
На кухонном столе лежала вскрытая пачка «Мальборо», вероятно оставленная Клер. Как и ее мать, она никогда толком не помнила, где находятся ее ключи, сумочка, кошелек, кредитные карточки и другие личные мелочи. И мир, словно растроганный такой беспомощностью, как будто готов был ее побаловать — вот как Чак меня накануне вечером. То, что пряталось, обнаруживалось, все, что считалось потерянным, находилось. Я вытащил сигарету и вышел на заднее крыльцо, готовясь жадно затянуться, и вот тут я увидел Элли.
— Бог мой! — сказала она своим ровным бодрым тоном. — Я не знала, что вы вернулись.
Она держала в руках наш шланг и с его помощью мыла садовые инструменты, прислоненные к стене соседнего дома. Между нашими участками забора не было. Элли считала, что отсутствие заборов создает дух добрососедства.
— Надеюсь, вы не против, что я им воспользовалась, — продолжала она. — Наш садовый кран заржавел и затопил подвал, то есть водопроводная труба, хотела я сказать, и Джеку пришлось ее отключить. Он планирует обновить всю систему по весне. Но сейчас она не работает, а я хотела только вымыть их, прежде чем убрать на зиму.
Я неопределенно кивнул. Элли всегда была на ногах, и в дождь, и в ведро. Рациональное объяснение перепада в напоре воды меня немного успокоило, но чье-либо общество требовалось мне меньше всего.
— Я так жалею, что мы были в отъезде, когда случился этот ужас с Люси, — продолжала она, завернув мой наружный кран и сворачивая шланг. — Мы ведь редко куда уезжаем, но Трейси исполнялся двадцать один год, ну мы и решили, что надо туда отправиться.
Она стояла ниже меня, глядя вверх с печальным выражением. Я всегда считал Элли занудноватой старой каргой, но сейчас внезапно осознал, что когда-то она была красавицей. Затем брови сдвинулись на лице, которое словно бы постарело с пяти лет до пятидесяти, а вот личность за его фасадом ни на йоту не изменилась.
— Но ведь это же случилось раньше! — сказала она с удивлением. — Я прочла про это в газете и решила, что мы тогда были в Спокейне, но этого же не может быть. Я что-то совсем запуталась.
— Как так? — спросил я просто из вежливости.
— Ну, мы с Джеком вернулись в среду, да? И я думала, что этот ужас произошел в понедельник, но этого не может быть, потому что после нашего возвращения я видела Люси прямо вот здесь.
— Прямо где? — резко спросил я, не смягчая голоса. Если Элли решила прибегнуть к клише горестного сочувствия постороннего зрителя, то ей по крайней мере следовало не путаться в фактах.
— В среду? Или в четверг? Нет-нет, наверное, в среду, потому что это день вывоза мусора, и я как раз выкатила баки на улицу. Тут я оглянулась на ваш дом, а она стояла прямо здесь, спиной к кухонному окну. Я помахала и окликнула ее, но она меня не заметила, или ей не хотелось разговаривать. Думается, ее что-то заботило. Но знаете, что странно? Она выглядела на двадцать лет моложе, совсем такой, какой была, когда они с Даррилом Бобом купили этот дом.
Я промолчал, но, очевидно, мой взгляд был выразителен, потому что Элли отвернулась.
— Я понимаю, с этим трудно смириться, но такова воля Божья, — докончила она, направляясь к собственному крыльцу.
Элли принадлежит к какому-то толку христиан-фундаменталистов и часто упоминает Бога небрежным тоном привычной покорности судьбе, словно он был главой фирмы, в которой она работала низкооплачиваемой затырканной секретаршей.
— Дайте мне знать, если вам что-то понадобится. У меня есть запеченный тунец на ужин, если вы захотите.
Я вошел назад в дом и закрыл дверь. В среду на прошлой неделе Люси была мертва уже два дня.
Тут я вспомнил поминальную службу в среду и о том, что здесь была Клер. Вот кого видела Элли у кухонного окна. Не Люси, а Клер. В холле все еще мигал автоответчик. Дисплей предупреждал: «НЕ ОТВЕЧАЕТ». Я набрал номер нашей записывающей службы. Было двадцать три звонка. Я выслушал самый последний. Клер просила позвонить ей. Голос у нее был расстроенный. Только этого мне не хватало, подумал я, еще одной истерики. Но позвонил и тут же пожалел об этом.
— Сначала Джефф меня бросает, потом смерть мамы, а теперь еще и это. Нет, мы прокляты.
— Клер?
— Извини, наверное, у меня синдром горя или что еще там они напридумывали на этой неделе, на… их! Все чушь. И это тем глупее, что я никогда не была близка с ним, даже когда он жил с нами. Он же, честно говоря, был заядлый пьяница, да еще с депрессиями. Мама пыталась уговорить его лечиться, но он предпочитал самолечение выпивкой. Дикие перепады настроений. Никогда нельзя было предвидеть, чего ожидать.
— В чем дело, Клер?
— То он — сама нежность, и тут же начинает орать на тебя. Плюс он был последним неряхой, не мылся по нескольку дней подряд, неделями не менял одежды. А как обедал? Стоя на кухне, жрал арахисовое масло ложкой из банки и запивал пивом.
Она умолкла и громко высморкалась.
— Я его ненавидела. И ее. Знаешь? Я тебе никогда про это не говорила, не хотела причинять боль, но теперь…
— Клер, что…
— Они трахались в комнате прямо напротив моей. Той, в которой теперь спите вы. То есть спали. И она визжала, а он орал — и так всю ночь напролет. А мне всего тринадцать, боже ты мой, ни разу не целовалась и должна была слушать их часами, а потом утром мама садится завтракать такая светло радостная, а у него вид «ну, я вчера ночью хорошо потрудился за весь день, так что теперь можно и отдохнуть с чистой совестью».
— Алло?
— На… их обоих. Ненавижу их. Я часто желала, чтоб они умерли, а теперь так и есть, и мне страшно. Будто причиной я. Или я тоже психованная? По наследству? Мне страшно, до того дерьмово страшно. Алло? Ты тут?
Я услышал, что она плачет.
— Да. А ты?
— К несчастью.
— Клер, но что произошло, в чем дело?
— Как это — в чем дело? Ты знаешь, в чем дело.
— Нет.
Молчание.
— Разве они тебе не сказали?
Мной все больше овладевало раздражение.
— Кто не сказал мне что? — окрысился я.
— Полицейские. Они сказали, что говорили с тобой. Я звонила тебе в отель и домой, но тебя нигде не было. Мог бы по крайней мере сам позвонить. Он же был моим отцом, мать твою. На какой планете ты обитаешь?
— Клер, послушай. Дома меня не было всю ночь. Я здесь только с раннего утра. В отель приходил полицейский сказать, что трейлер твоего отца сгорел. Он задал кучу вопросов. Вот и все, что я знаю.
Еще одно более долгое молчание.
— О господи! Они тебе не сказали?
— Не сказали чего?
— Он мертв.
— Кто мертв?
— Мой отец.
— Мертв? Каким образом?
— Его застрелили. Трейлер сгорел, но они нашли пистолет и… и уцелевшую часть трупа. Череп сохранился. Ему выстрелили в лоб с близкого расстояния.
Я не нашел что сказать.
— Я так жалею, так жалею, вовсе я его не ненавидела, я не думала, что говорю. Я его жалела, как мама. Он был ущербным человеком. Но, господи, к кому из нас это не относится? И, конечно, маму я никогда не ненавидела. Я так жалею, что сказала это. Я тут слегка схожу с ума.
— Да, конечно. Послушай, хочешь…
— Я ничего не хочу. Со мной все будет нормально. Но у меня к тебе вопрос.
— Ну?
— Ты убил моего отца?
И снова я не нашел что сказать.
— Алло?
— Я тут.
— Ты слышал, что я спросила?
— Да, конечно, и ответ: «нет».
— Но ты был там, верно? Так сказала полиция, когда они звонили.
— Я поехал туда увидеться с ним.. Да.
— Зачем?
— Хотел обсудить с ним, кто получит что из наследства Люси. Я поехал туда ради тебя. То есть ради тебя и Фрэнка.
— Ты видел его в субботу?
— Да.
— А его труп они нашли в понедельник.
— К тому времени я был уже здесь.
— Но они не могут установить время его смерти из-за…
Она умолкла.
— Из-за пожара?
— Да.
— Теперь я понял. Ничего этого они мне не говорили. Мне так жаль, Клер. Бедненькая моя! Если бы я мог что-то сделать!
Она несколько раз всхлипнула, а потом выговорила:
— Ты можешь.
— Но что?
— Мне необходимо знать, убил ли ты его.
— Нет.
— Но они сказали, что у них есть фотографии, которые он снял, когда ты угрожал ему пистолетом. Тем самым, который они нашли там. И еще сказали, что ты купил его утром того дня и это — тот пистолет, который выпустил пулю, которая его убила. Вот что они мне сказали.
