Елена Ляпота - Через тернии к свету (СИ)

— А за что его звали Кривооким?

— Еще в детстве их отец велел рассечь одному из братьев лицо и оскопить его, чтобы король был один, а другой не пытался строить ему козней.

— Жестоко, — поежилась я, представив, как «любящий» отец собственноручно калечит пухлые детские щечки.

— А то, — ликовал Степан, не замечая выражения моего лица, — Историки писали, что Уильям Славный отравил своего отца, чтобы занять трон, а когда 20 лет спустя его собственный сын попытался свергнуть его, вспорол несчастному брюхо. Да и Вильгельм, которого все считали добряком, на поверку оказался похлеще брата. Ходили слухи, что он частенько брал к себе на ночь молоденьких служанок и оруженосцев, а наутро скармливал их тела собакам. Не мог, бедняга, вот и отрывался помаленьку.

Степан плотоядно улыбался, а меня едва не тошнило. Нет, чтобы девушке красивую историю рассказать — только мерзость всякую.

Я молча цедила выдохшееся шампанское, пока Степан старательно обыскивал взглядом «все мои трещинки», и самое лучшее, что произошло в следующие несколько минут, был бой курантов и одуряющий визг «С Новым годом!».

Хозяин дома умчался запускать салюты, а я легонько прикоснулась бокалом к раме.

— С новым годом, принцесса!

Когда девушка на картине моргнула, я поняла, что пора искать укромный уголок и завалиться спать.

Но, видать, в эту самую ночь задуманное сбывалось у всех, кроме меня. Едва я забрела в тихую комнату, где стоял вполне приличный диван, застланный премиленьким пледом в клеточку, как следом за мною ввалился Степан, благоухающий порохом и перегаром.

— Наконец-то одни! — шумно выдохнул он, расстегивая рубашку. Видок у него был неважный: глаза красные, в уголках губ отвратительно пузырилась слюна.

— Да пошел ты! — я схватила плед и демонстративно улеглась на диван.

— Совсем не нравлюсь?

— Совсем.

— А хочешь, я тебе принцессу подарю? Она мне очень дорога, а тебе — подарю.

Перспектива была заманчивой, но цена в виде конопатой лоснящейся морды, нависшей над моим драгоценным телом, кусалась больно.

— Не хочу, — буркнула я и отвернулась.

— Ну и пошла в ***.

«Кавалер» в порыве благородства вытащил у меня из-под головы подушку и примостился на коврике у дивана, и совсем скоро я услышала воистину медвежий храп.

— Слава Богу, — перекрестилась я, засыпая. Завтра постараюсь забыть этот позор.

Проснулась я от того, что кто-то больно хлестал меня по щекам.

— Уйди, сволочь.

— Да проснись ты.

Низкий встревоженный голос с хрипотцой был мне незнаком. Я приподнялась на локтях, с недоумением глядя на серые стены, высоченный потолок. Как мы очутились в погребе?

Степан сидел рядом, прямой, как струна, и бледный, как полотно. От былой спеси и самодовольства не осталось и следа.

— Ты помнишь, как мы?

— Ничего такого не было, — вспыхнула я, а сердце екнуло: а вдруг!

— Да я о серьезных вещах говорю, — рявкнул Степан, вскакивая на ноги. В помещении было прохладно, и он в расстегнутой рубахе и тонких джинсах, без носков покрылся пупырышками. Я же бессовестно куталась в теплый плед.

— Где это мы? — лениво спросила я, отказываясь просыпаться.

— Ты меня спрашиваешь?

— Добрые духи! Наконец-то услышали меня, — звонкий девичий голосок гулко прокатился в стенах нашего пристанища, и тут меня едва не хватил удар: откуда-то из темноты к нам приближалось видение в платье до пят и горящей свечой в руке.

Я неосознанно поползла к Степану и обхватила его колени. Он положил свою мясистую руку на мою голову и почти нежно потрепал по волосам.

— Не бойся, это всего лишь…

Он так и не сумел закончить фразу. Я тоже впала в ступор, узнав в таинственной незнакомке принцессу с картины. То же лицо, то же платье, только чистое и опрятное. Та же вселенская грусть в глазах.

— Ты что-то курил? — шепотом спросила я Степана, глядя на него снизу вверх. Тот сжал губы и покачал головой. Может, забыл?

Между тем принцесса приблизилась к ним на расстояние вытянутой руки и казалась такой реальной, что прошибал пот. Я видела, как раздуваются ее ноздри, как пульсирует крошечная жилка под глазом, как вздымается маленькая девичья грудь.

Видение поставило свечу на небольшой деревянный столик и опустилось рядом с нами на колени.

— Меня зовут Изабелла, — печально улыбнулась она, — Вы даже представить себе не можете, как я рада вас видеть. Я столько ночей молилась о том, чтобы Господь послал мне помощь. Он услышал меня.

— Я что-то ничего не пойму, — прошептал Степан.

— Заткнись, — посоветовала я и протянула Изабелле руки. Они почему-то прошли сквозь нее, как тень.

— Вы призраки, — почти радостно воскликнула принцесса, — Вы можете ходить сквозь стены. И вы должны помочь мне.

— Как? — удивилась я. Положение призрака, даже во сне, казалось мне малоприятным. А помогать девушке с картины… Как? Чем?

— Меня обвиняют в колдовстве, — заплакала Изабелла, — А я даже ни одного заклинания не знаю. И отца за всю свою жизнь я почти не видела, вечно весь в королевских делах, мне незачем его проклинать!

— Разве он не казнил твоего любовника?

— Какого? — Изабелла совершенно правдоподобно схватилась за голову, — Я чиста перед Господом и перед будущим мужем. И принц Себастьян мне очень мил. Следующим летом у нас должна быть свадьба.

— И никакого ухажера из местных дворян?

Девушка удивленно хлопала ресницами, а я умилялась: ну дитя дитем. Какие любовники — ей едва 14. И такой искренний наивный взгляд.

— Как нам тебе помочь? — подал голос Степан. Надо же! Рыцарь предлагал перчатку помощи. Жаль, у меня не было с собой видеокамеры.

— Узнайте правду! Вы ведь духи, вам все подвластно — запертые звери, тайные разговоры. Я должна узнать правду и сообщить ее дяде. Он такой добрый. Просто сильно расстроился из-за смерти отца.

Ничего себе, «добрый», подумала я. Знала бы ты, деточка, историю…

— Идем, — рука «рыцаря» потянула меня за локоть, — Поможем девушке.

— Спасибо, добрые духи!

Я уходила, увлекаемая Степаном неизвестно куда, а перед глазами стояло красивое доверчивое лицо с глазенками, припухшими от слез. Я и сама готова была разрыдаться.

В порыве сентиментальности я и не заметила, как Степан протащил меня сквозь стену: он и сам обалдел. В коридоре, выстланном каменными плитами, он меня отпустил и неожиданно больно ущипнул.

— Придурок, — я с удовольствием съездила ему по физиономии.

— Больно, — прошептал он, глядя на меня круглыми, как у филина глазами, — Во сне не бывает больно.

— А если снится, что больно? — предположила я.

— Не знаю, — признался Степан, — Никогда так не попадал. В глухое Средневековье, в компании шлюхи.

— Урод, — я со злостью пнула его в плечо. Степан едва шелохнулся: то ли я ослабла, то ли в самом деле крепыш. Но мне было все равно: разгневанная и оскорбленная до глубины души, я больше не хотела видеть этого рябого козла.

— Куда? — крикнул он мне вслед. Я чувствовала у себя за спиной его ненавистное сопение, — И чего ты такая обидчивая?

— Не мешай, — огрызнулась я, — Уж если мы оказались в этом дурацком сне, то позволь мне насладиться.

— В чем удовольствие-то?

— Когда я еще смогу бродить сквозь стены?

— А мне что делать?

— Можешь сидеть здесь и ждать, пока проснешься. А еще лучше — исчезни.

Я молча зашагала вперед, Степан едва слышно пошаркивал сзади. Наверное, нелегко босыми ступнями по каменному полу. Да и мне в капроновых чулках тоже несладко.

Странно все: проходим сквозь стены, предметы, тела, а боль и холод чувствуем. А еще тепло: я то и дело спотыкалась о шероховатые глыбы в полу, Степан меня подхватывал и даже предлагал понести на руках. И он был по-человечески теплым…

— Долго нам еще идти? — проворчал он.

— Извини, забыла купить путеводитель, — съязвила я.

— Ты жаба, — вздохнул Степан, — Хоть бы одного ласкового слова дождаться.

Я промолчала, раздираемая неожиданным приливом чувств, сродни совести. Только это была не совесть, а глупость, которую я постаралась поскорее выбросить из головы. У нас здесь другая миссия: искать иголку в стоге сена. И сено неожиданно нашлось.

— Живые люди! — воскликнул Степан, — Гляди какие латы! Мечи! Такие даже в Японии не купишь.

Мы набрели на четырех стражников, охраняющих массивную деревянную дверь, богато украшенную каким-то блестящим металлом. Может, и золотом: я не большой эксперт, а проб в Средневековье не ставили.

Стражники выглядели достаточно солидно, но лица их почему-то были бледны. Чуть поодаль стояло деревянное ведро. Я осторожно приблизилась и заглянула в него. Содержимое было странным, напоминало блевотину, и тяга к исследованию ведра быстро иссякла.