Тут подали горячее. Это событие отвлекло переговорщика и позволило Полуживцу уйти от немедленного ответа.
– А теперь вернёмся к вопросу цены услуг. Я вижу, вы не из тех людей, кто, сделав дело, ждёт, когда его спросят, сколько лимонов положить ему в чай. Вы – не стяжатель. Я читал вашу анкету. Вы совершенно здоровы, молоды, одиноки… И вас, так сказать, увлекает процесс. – Александр Куприянович изобразил на небритом лице двусмысленную гримасу, будто говорил о чём-то фривольном. – Я хочу сделать вам предложение. Вы, мил человек, получите возможность переходить в другие тела совершенно бесплатно. Более того, это будет ваша работа, за которую вам начнут платить деньги. Очень достойные деньги. Вы станете испытателем. Одним из многих наших испытателей. Знаете, как в авиации. Только машины, которые вам придётся испытывать, уже давно сконструированы и опробованы матушкой природой. Не под человеческие, правда, нужды. В этом и вопрос. – Александр Куприянович поймал цепким взглядом взгляд Полуживца. – Условие таково – метемпсихоз будет происходить по нашемуусмотрению. – Он выразительно нажал на слово «нашему». – Понимаете? Исследования продолжаются – в этом деле ещё много неясного. Например, с рептилиями и птицами, в принципе, уже можно работать, а с рыбами и членистоногими пока что закавыка. Или вот вопрос: возможно ли провести наше сознание через метаморфоз, скажем, махаона? Претерпит ли и оно преображение? От личинки – к бабочке. Возвысится ли дух? Нужны не просто добровольцы. Нужны специалисты с опытом переселений – от очевидного, так сказать, к невероятному. Разве вам не интересно взглянуть на мир фасеточным глазом?
И, не дожидаясь ответа, Александр Куприянович вонзил нож в золотой бок котлеты по-киевски, так что из раны прыснула на скатерть горячая струя зелёного масла.
Полуживцу было интересно, он хотел. Хотел взглянуть и фасеточным, и немигающим рыбьим глазом, и круглым зраком птицы, и вертикальным змеиным зрачком. Хотел стать сопричастным делу, величие которого во всей полноте теперь ему открылось. Метаморфозы жизни! Преображение тел, полное торжество содержания над формой! Алхимия немеет. Евгеника стыдливо уходит в тень, становясь служебной дисциплиной. Бессмертное ядро сознания, извечно путешествующее в рукотворном бестиарии сансары! Человек в пауке! Паук в человеке! Помыслить невозможно…
Он принял предложение и уже на следующий день, протрясясь на маршрутке до Турухтанных островов, подал начальнику отдела рапорт об увольнении. Хотя, конечно, были и сомнения: если вычёркиваем медицину, кто тогда возьмётся вершить рукотворную вечность? На всех же всё равно не хватит. На всех всегда не хватает – ни хлеба, ни разума, ни бессмертия, ни Бога. Кто назначит избранных? Кому выпадет жребий жертвы? А без них, жертв, при нынешнем раскладе – никуда. Мыслимое ли для человека дело? Всё та же песня – счастье на костях. А что, собственно, с содержанием? Возможна ли, действительно, возгонка духа до высших фракций? И нужна ли физическая вечность без такой возгонки? Стоп. Почему всё и сразу? Вот и посмотрим, что выходит. По очереди, по частям. Разберёмся, так сказать, в процессе. Уж если и окажется, что это грех, так это будет величайший грех. Такой, что небо содрогнётся. Утешимся величием злодейства.
Возвращаясь из начальственного кабинета, Иван увидел в коридоре Катю Барбухатти – та шла навстречу. Скользнула по нему быстрым взглядом – без интереса, как по скучной вещи, будто он – пепельница или корзина для бумаг. Полуживец не удержался.
– Привет директору автосалона.
Катя удивленно замерла.
– Вы знакомы?
– Так, – неопределённо махнул рукой Иван. – Поверхностно. И вместе с тем довольно глубоко.
И пошёл дальше. Катя посмотрела ему вслед, явно недоумевая – если у шефа здесь знакомство, почему она ходит не в тот кабинет?
Спустя без малого месяц – на то, чтобы окончательно разделаться с таможней, потребовалось время – Полуживец вновь отправился на встречу с Александром Куприяновичем. На этот раз его пригласили в небольшой особнячок на 4-й роте, очутившись во дворе которого (ряд гаражей, берёза, молодая ель) Иван понял: именно здесь в шкуре Гая он впервые почувствовал себя выстиранным бельём на свежем ветерке. Стало быть, теперь ему доверяли, раз дали адрес гнезда, тайного логова, базы. Или их несколько?
Полуживец слегка смутился, когда в кабинете, в котором рассчитывал встретить знакомого переговорщика, обнаружил молодого ассистента Макара в бело-голубом хлопковом свитере. Тот по-хозяйски восседал в кресле за рабочим столом, направив линзы очков на тонкой дужке в раскрытую книгу. В шкафах здесь было много книг: философия, биология, ненавистная медицина, математика – даже тома золотых и серебряных поэтов.
– Смотрите-ка, – вместо приветствия изрёк Макар и принялся читать: – «Египтяне также первыми стали учить о бессмертии человеческой души. Когда умирает тело, душа переходит в другое существо, как раз рождающееся в тот момент. Пройдя через тела всех земных и морских животных и птиц, она снова вселяется в тело новорожденного ребенка. Это круговращение продолжается три тысячи лет. Учение это заимствовали некоторые эллины, как в древнее время, так и недавно. Я знаю их имена, но не называю». Во как. Похоже, египтяне и индусы черпали некогда из одного источника. Да вы, мил человек, садитесь.
Макар указал на стоящий возле стола стул и закрыл книгу. Полуживец невольно бросил взгляд на обложку и вверх ногами прочитал: «Геродот. История. Книга Вторая». И тут его, как запоздалая догадка, волной накрыла… нет, не так – вернулась и догнала проскользнувшая поначалу мимо интонация речи, явно заёмная, Макару не принадлежавшая, а принадлежащая совсем другому человеку. Как говорил когда-то белобрысый бонвиван: голос у баяна один, но кто-то сыграет так, а кто-то – этак. «Чёрт возьми», – чертыхнулся про себя Иван и настороженно посмотрел на прыщавого ассистента. Он мучился – спросить или не спросить: а куда, собственно, подевалось то, что прежде тут, внутри, сидело? В какую упаковку сослали эту личность? И какова судьба той упаковки? Не спросил.
– Да, – ответил на его взгляд Макар. – У нас тут форс-мажор случился. Не знаю даже точно, чьи силки – спецслужбы, криминал или новоявленные медицинские коммандос. Пришлось немного пофинтить – сожгли мосты, замели следы, хвост отбросили. Ночевать даже довелось в дешёвом хостеле, в одном номере с шестью пускающими ветры финнами. Но нас, мил человек, на фу-фу не взять: спутают ноги – отрастим крылья. Так что теперь принимайте меня в этом виде. – Макар провёл вдоль свитера руками, будто стряхивал невидимые крошки.
– Александр Ку… – нетвёрдо произнёс Полуживец.
– Нет, я Макар, – сказал Макар. – Сирота, холост, аспирант биофака. На что есть соответствующий документ. И давайте без расспросов. У нас тут собственная служба безопасности – ей, если на то пошло, виднее. Я ведь, между прочим, и не Александр Куприянович. Ну, то есть, когда им представлялся, не был им – тоже маска. – Однако Макар был не склонен вдаваться в подробности. – Итак, к делу, мил человек, к делу.И Полуживец погрузился в дело, как в сказку, как в запой.
Следующие полтора года стали самым ярким, захватывающим, рискованным, рассыпающимся на несостыкуемые части и всё же складывающимся вновь временем его жизни, полным чёрных провалов и радужного света. Иван познал глубины моря и ветры небес, где лишь глыба вод и свистящий воздух были ему опорой. Он выскальзывал из рыбацких сетей, грыз землю, оглядывал пространство глазом на стебельке. Он сжимал клыками хрипящую добычу, висел вниз головой, укутавшись в перепончатые крылья, свирепел, когда разум его в гон заливала рубиновая пелена, хохотал в ответ на брошенное ему «гули-гули», пил дубовый сок и в ярости отбрасывал соперника от пенящегося источника огромными рогами. Мир разговаривал с ним языком звуков, жестов, запахов, цветов – Полуживец учился понимать. Сколько впечатлений и переживаний… Сколько животных страхов и тёмных, дремучих, превосходящих вместилища разума откровений… Он разрушался, он страдал, он приходил в себя и снова рвался в бой. Он погибал. Он боялся и преодолевал страх. Порой ему казалось, что он исчезает, порой – что зреет, наполняется, растёт. Любая страсть, став содержанием жизни, подтачивает человека, как поток – высокий берег, и чем поток крепче, тем разрушительней. Полуживца сносило, валило, наматывало на колёса… Всякий раз, поднявшись на вершину, он видел – там ничего нет. Он успокаивался, он срывался с петель…
Однажды в июне всё кончилось. Разом – будто жизнь резко обрезали по широкому краю. Но этого, кажется, никто не заметил. С Полуживцом по-прежнему здоровались соседи в Казачьем переулке, в его сторону стреляли глазками девицы, шиншилла брала из его руки корм. А как-то на Финляндском вокзале дорогу ему преградил раскрытыми объятьями белобрысый парень.
