Боб в этот момент изрекал что-то особенно судьбоносное и не для посторонних ушей, но, заметив Елену, сразу уставился на нее, замолчав на полуслове, отчего слушатели и слушательницы дружно повернули головы в ту же сторону.
Открытое шелковое платье Елены (всю ночь перешивала) производило впечатление, будто оно начало скользить вниз и уже обнажились ее античные плечи, но каким-то чудом и в самый последний момент зацепилось за ее высокую грудь, отчего все остальное пока не открылось. Однако в любой момент могло открыться.
Произведенное впечатление отвечало задуманному. Если мужская половина тусовки замерла в ожидании — ну еще чуть-чуть, то дамы возбужденно зашелестели, словно листва на асфальте под метлой дворника: это вызов, бесстыдство или «писк» в новом сезоне?
Словом, центр внимания сдвинулся в сторону Елены, и, кроме старых знакомых, у нее вскоре появилась масса новых, так что Колотова быстро оттеснили в тень собственной жены, где он и обосновался, попивая «мартель» и наблюдая за происходящим.
Боб заметил его не сразу. И небрежно кивнул, сделав вид, будто не заметил, с кем Елена пришла, что как бы позволяло ему волочиться за ней весь вечер.
Было скучно, как в семейном склепе, где собрались только свои. Зато Лена была в своей стихии. Колотов пил в полном одиночестве и радовался, видя издали ее сияющее лицо — надо же ей иногда блистать в свете. И при этом ничуть не ревновал — да и к кому? Знаменитости, будучи без массовки, по два, а то и по три на рядового избирателя, казались блеклыми, нетелегеничными.
Колотов оживился, когда бывший завотделом МГК по пропаганде стал докладывать по бумажке о вновь открывающихся православных храмах в Москве, после чего призвал создать Фонд помощи детям бастующих шахтеров. И две дебелые матроны в мехах и драгоценностях — ни дать ни взять старые графини из советских фильмов о белой эмиграции — тут же начали собирать пожертвования на то и другое.
Когда одна из них пристала к Колотову, тот сначала не знал, как отцепиться, и потому досадливо отмахнулся, как от надоедливой мухи. Он уже просек, что в этой компашке лучше прослыть хамом, чем скрягой. Но как только сборщица податей, фыркнув, отошла, громко воскликнул: «Чушь порете, уважаемый! О каком малиновом звоне сорока сороков вы тут талдычите, если попы освящают бандитские малины, а православные церкви заполнены малиновыми пиджаками бандитов?»
Окружающие оглянулись, телекамеры уставились, Боб кисло поморщился, Лена погрозила кулаком, а вокруг зашептали: «Безобразие… Кошмар… Как сюда таких пускают?..»
Кое-кто начал припоминать: постойте, уж не тот ли это алкаш, которого, помните, судили за пьяный дебош дома у критика Исидора Чуднова? Его тогда пожалели, взяли на поруки, а он, смотрите, что вытворяет…
— Господа, разве вы забыли статью «Очищение души» — настоящий панегирик репрессивному режиму? — громко спросила какая-то дама в бриллиантах. — Так вот этот господин имеет к ней самое прямое отношение!
— Вы стараетесь спровоцировать скандал! — шипели дамы с разных сторон. — Но ваше время прошло!
— Но пассаран! — Колотов поднял кулак. — Фашизм не пройдет!
И тут выступила Елена. Ткнув пальцем в сторону Боба, от которого весь вечер не знала, как отделаться, она громко спросила:
— Минуту! Я прошу минуту внимания! Роберт, а почему вы молчите?
— А что я должен говорить? — стушевался тот.
— Как что?! Эта статья — ваших рук дело! Вы в ней вычеркнули, что сказал мой муж, и приписали ему то, чего он не говорил! И он с тех пор не может отмыться от грязи! Вашей грязи!
В своем гневе Елена была столь же прекрасна, сколь и опасна. Колотов в такие минуты старался держаться от нее подальше. Боб это тоже осознал и потому молча двинулся в направлении мужского сортира.
— Ах, это… — бормотал он, пятясь. — Но я уже тогда все ему объяснил. И он меня понял…
Все осуждающе смотрели на Елену: красивой женщине позволено быть украшением благородного собрания, но ей никогда не простят публичного скандала.
— Все, идем отсюда! — Елена решительно схватила Колотова за руку, оттолкнув подступивших «секьюрити».
— Я никуда с тобой больше не пойду! — добавила, когда они уже оделись и двинулись на выход…
Дома они сразу легли спать, а Ира специально смотрела все ночные выпуски новостей, чтобы дождаться репортажа о презентации. Утром она подозрительно спросила:
— Вы ничего не путаете? Может, вы были в другом месте? Что-то я вас там не заметила.
Исидор Чуднов, услышав по телефону от Колотова про эту историю, завздыхал:
— Мнэ-э… ну, что вам сказать? Разве что?.. Я попытаюсь перефразировать известное изречение… сейчас, как это… Свобода — слишком серьезное дело, чтобы доверять ее нашим либералам. — И спросил после паузы: — Не знаете ли, Саша, что думает по этому поводу Сева Голощекин?
Голощекин — и тоже по телефону — хмыкнул:
— Конечно, слышал. И во всех подробностях. Только о том и говорят… А твоя Лена — молодец! Передай ей это. И учти, Саня, она права: через скандал можно стать знаменитым! Теперь жди: издатели и телевидение наперебой будут приглашать. Только ты к ним не ходи!.. Что касается Боба, то он при любом режиме будет своим сукиным сыном. Лучше с ним не связывайся… Так уж они, наши одуванчики шестидесятых, устроены — чем глубже их заблуждения, тем упорнее они их отстаивают…
Последняя фраза явно предназначалась для передачи Чуднову, как продолжение их очередной полемики, и, когда Колотов собрался положить трубку, Голощекин не удержался:
— Да, кстати, а ты говорил по этому поводу с Исидором? Он-то что думает?
— У него и спроси! — огрызнулся Колотов. — Я вам что, посредник? Сними трубку и позвони.
— Ему ты бы так не ответил, — засопел обиженный Голощекин.
Впрочем, вскоре отошел и пригласил к себе на дачу выпить водки по этому случаю.
— А когда придет Ира? — спросил Колотов.
— Должна уже прийти. Сама жду. Она пошла в магазин, а оттуда забежит к подруге. Саша, но почему именно сегодня ты не можешь оторваться и мне помочь?
Он не стал ей ничего объяснять, представив, как она возведет глаза к потолку: гений, что с него взять. Хотя в последнее время он стал неплохо зарабатывать в издательстве Бори Каменецкого, которому продался в литературное рабство лет восемь назад, когда Елена в очередной раз потеряла работу, а Ира пошла в школу.
Боря в присутствии Беллы, жены и делового партнера, предложил ему без ложного панибратства писать детективы под одной раскрученной, продаваемой фамилией. Удивленный Колотов ответил, что всегда был равнодушен к литературе такого рода и не уверен, сможет ли.
Бывшая сотрудница МОССАДа подняла правую бровь, а Боря стал горячо уверять — больше ее, чем Колотова, — будто в его повестях всегда присутствовали элементы детектива. Когда Колотов подмахнул договор, Боря, стараясь не смотреть на супругу, протянул ему сто долларов: «Мы отняли у тебя два часа, а твое время стоит не меньше пятидесяти баксов в час». Колотов поймал на себе пытливый взгляд Беллы поверх очков: считывала с него информацию, что твой сканер.
Потом он сам не переставал удивляться, как у него выстраиваются закрученные сюжеты. И увлекся, уже не вспоминая о нетленке…
Перечитывая ее сейчас, он попутно правил текст, уличая себя в самообмане: будто из-за поденщины на плантациях Каменецкого у него не оставалось ни сил, ни времени возделывать собственные шесть соток.
А все дело в подспудном страхе: после восьмилетней халтуры (десять-пятнадцать страниц в день криминального чтива) он наверняка что-то утратил из своего ремесла и потому уже не сможет, как прежде, кропотливо и неторопливо выкладывать мозаику нормального текста.
Но если совсем уж честно, то, как теперь выяснилось, кусок явно оказался больше его рта. Если не хватает ума и таланта, то и лезут в голову разного рода объяснения и оправдания.
Кстати, Исидор, говоря о прискорбном отсутствии того и (или) другого, сделал оговорку насчет их соотносительности с теми дерзновенными задачами, которые автор сам перед собой поставил.
При этом он обычно приводил в пример Жанну дc Арк: мол, родись она в наши дни, когда ее родную Францию, поглупевшую от сытости и благополучия, уже никто не обижает, кем бы она сегодня стала? За милую душу доила бы коров, рожала детей, а вечерами не отрывалась от телевизора.
Все так, но в том-то и дело, что он, Колотов, с самого начала никаких «дерзновенных задач» перед собой не ставил…
До Нового года оставалось все меньше времени, а он все так и сидел перед компьютером, не в силах оторваться от своей нетленки.
И когда раздался телефонный звонок, крикнул, не отрываясь от монитора: «Меня нет!»
Услышав вскрик жены: «Машиной? Как… какая машина?» — он выглянул в коридор. Держа трубку возле уха, Елена стояла к нему спиной — в халате, с мокрыми волосами, — что-то записывала, кивая и всхлипывая.
