и мы снова радуемся друзьям… усаживаем их… и никому не тесно за огромным деревянным столом…
Лика любила праздники… она их умела создавать сама… легко и грациозно… с достоинством и любовью…
и сейчас, чувствуя ее рядом с собой… ощущая радость ее пробуждения… я вдруг… увидел… как далеко всё это время был от тропинки, по которой счастливо ходила она…
я казался себе старым, толстым и неуклюжим… а моя травмированная спина?.. а руки?.. а ноги, утратившие былую силу?.. с трудом я представлял себя в хрустальном городе Лики!.. и в те редкие минуты, когда навещал её… этот её мир воплощенных иллюзий… конечно же, я казался себе неуклюжим медведем!.. слоном! заскочившим в посудную лавку!.. ведь чтобы запросто перемещаться в ее пространстве… наверное, нужно было стать либо принцем на белом коне, либо, рыцарем Ордена Голубой Розы и Креста!.. и то и другое было одинаково… нереально…
ничего умней, чем сбрить бороду, я не придумал… я попытался изменить свою внешность… а когда сбрил бороду, то с сожалением обнаружил, что за нею… в общем, за бородой скрывалась всё та же прежняя личность… только теперь она выглядела значительно моложе…
Я потянулся за пачкой сигарет. Моя принцесса что–то пролепетала спросонок и повернулась ко мне спиной. Солнце только успело взойти, а неистовый ветер уже нагнал тучи.
Устроившись поудобней на подушках я закурил. Выпустив струйку дыма, прислушался к завыванию январского ветра… самого промозглого… сырого и неуютного…
теплое дыхание двух ясных дней, выдавшихся как раз на новоселье, теперь выдувалось свирепым ветром… неистовый пастух небес!.. он перегонял с юга на север тучные стада дождевых туч…
и столкнутся облака и горы… и просыплются искры из глаз Хермона… и магия кристаллов поразит Голаны и Сирию… и эти снежинки… эти межпланетные корабли будущего! Они услужливо унесут меня в какое–то забытое прошлое… но и там, в этом уже однажды пережитом прошлом, не перестану я удивляться!.. удивляться тому, как сказочно совершенна природа! и сколь проста!.. насколько она технологична… меня всё ещё поражает это… и моё прошлое кивает мне, соглашаясь с тем, что всё это — сказка… а я всего лишь… присутствую в ней… а сказка, как известно, не обходится без волшебства!.. ни одна!.. вот и сыпались из сказки в сказку снежинки… ссыпались сверху вниз, волшебными кристалликами… чудеса!.. небесные бриллианты!.. сокровища на миг… я смотрел как алмазные россыпи догоняли друг дружку в полёте… как они соединялись… складывались… собирались в снежинки… самых причудливых форм!.. и невесомые… слой за слоем… они расстилали широкий и неподъёмный саван!.. подумалось о чём–то вечном… иногда… когда под ногами саван… думается о чём–то таком… но на душе легко и радостно!.. значит, снова продолжается игра… и уже в этой игре ворожит надо мной геометрия… и из сугробов… как на подмостках театра… зарождается нечто доверительное… угадывается нечто… что сокрыто от непосвященного ума… что не видимо глазу… и не нуждается в определении…
…была у Ириски такая зимняя картина… рождественская… а рядом висела совершенно другая… и было на ней запечатлено состояние… прекрасное состояние!.. состояние, которое однажды… нам довелось испытать вдвоем!.. так получилось, что мы оба не смогли умолчать о происшествии… вот мой рассказ… рассказ очевидца об истории возникновения одной картины…
В машине у Танки тепло и кайфово. На шнурке, подвешенном к зеркальцу заднего видения, болтаются цветные стекляшки, оправленные согласно тибетскому учению в символ мира. Под ногами Тоя, в багажнике и на заднем сидении, где приютилась его жена Лика — огромные каменные «яблоки» с кристаллами кварца.
Перегруженная, запотевшая за ночь машина, трудно петляет по каменистым окрестностям Цфата. Волшебная ночь полнолуния незаметно перетекла в не менее странное утро кануна Песаха, отмеченного тем, что взошедшее над горою Мерон солнце скорее напоминало тусклую луну, а ночная гостья, зависшая над горизонтом, всё еще сияла так, словно бы и впрямь превратилась в солнце.
Мистический туман окутал гору, и только отдельные вспышки кристаллической породы прорывались сквозь дымку, словно редкие всплески сознания.
— Ты посмотри туда! — указывает куда–то в сторону Танка, и ее смех над жадностью, обуявшей друзей, собирающих камни, только раззадоривал Тоя.
— Тормози! — настаивал он, и вываливался из машины, чтобы снова забраться в нее с увесистым куском расколотого «яблока», на срезе которого застывшим взрывом торчат в разные стороны кристаллы кварца.
— Это последний, — обещает Той, но едва в глаза бьет новая вспышка отраженного кристаллами света, он снова просит притормозить, и очередное «яблоко», весом в несколько килограмм, исчезает в ненасытном чреве багажника.
— Зачем тебе столько камней? — спрашивает Танка.
— На память, — говорит он. — Молчаливая память об этой ночи.
— На память и одного довольно.
— Ну да, Таночка, — отзывается Лика, — это ты только говоришь так, а приедем — все камни себе и заберешь. А оставшиеся мы у себя в саду разбросаем.
— Ну, все я, конечно, не заберу, — смеется Танка. А самые лучшие камни, без сомнения, оставлю себе на память. Ночь и впрямь была волшебная!..
Трудно с ней не согласиться. Ночь выдалась странной и удивительной. И даже как–то страшно теперь представить, что такую ночь можно было запросто проспать. А ведь всё складывалось именно так.
…Лика выставила будильник на полночь и улеглась спать, чтобы ночью с Танкой поехать куда–нибудь медитировать. Будильник не сработал, и Лика проснулась сама, когда стрелки часов показывали почти час ночи.
— Все! — отчаянно воскликнула она, глядя на кем–то подброшенную под дверь веточку белой сирени. — Ничего уже не будет.
— Чего не будет? — пытался понять Той, но Лика не могла ничего объяснить, и оттого становилась еще печальней.
— Бог с ней, с этой поездкой в Цфат! — пытался урезонить жену Той. — Мы и в саду своем посидеть можем. Луна везде одна.
Но тут шумно подъехала машина, за рулем которой сидела молодая женщина в газовой накидке.
— Танка! — вырвался радостный вопль Лики. — Приехала… Но ведь уже поздно. Мы опоздали…
— Никуда мы не опоздали! — не выходя из машины, кричит подруга. — Поехали! Вы только посмотрите, кого я вам привезла…
Рядом с ней в машине сидел кто–то бородатый, в широкополой шляпе, из–под которой закрученной спиралью антенн свисали пейсы.
Той смотрел на этого немолодого, пухлого мужчину, и не мог представить себе, что он — и есть тот самый учитель, толкователь каббалы и знаток здешних мест. И хотя он сидел рядом, как–то мало верилось, что этой ночью всем им предстоит пробыть вместе и даже встретить рассвет…
Между тем духовный наставник Танки, одетый в черный костюм и белую рубаху, пристально всматривался в расстеленную на коленях карту здешних мест, делая в ней какие–то пометки.
Ехали молча, но молчание не было тягостным. Наконец, где–то на краю леса за Цфатом, учитель попросил остановить машину. И пока он, крупный, полный, выбирался из тесной коробочки Танкиного «пежо», Той думал о той отваге, что, несомненно, присутствовала в этом человеке. Той честно пытался дать себе ответ: а смог бы он сам, вот так, запросто, по доброй воле, без компании и добрых друзей, остаться в ночном лесу? И он не нашел что себе ответить.
— Вы посмотрите, какую сумку он тащит в лес! — смехом прерывает Танка мысли Тоя. Она разворачивает карту, оставленную ей каббалистом, на которой тот сделал карандашные отметки энергоемких мест.
— А знаете, что у него в той сумке? — Танка включает первую передачу, и машина медленно ползет в гору. — Никогда не догадаетесь! Полная сумка книг!
Той чувствует, как растет в нем уважение к их попутчику. Это было не просто восхищение каббалистом, это было признание его бесстрашия, с которым он запросто вошел в ночной лес…
Той снова вспомнил его белые, пухлые, как у ребенка руки, и подумал, что, пожалуй, дело не в отваге. Отвага, скорее, присуща воину. Этот же раввин воином не был. Пожалуй, тут присутствовало нечто иное.
— Вера? — почти пропела сияющая от счастья Лика.
— Возможно, — тут же согласился Той, прислушиваясь к собственным ощущениям. Веры, о которой говорила Лика, он в себе не ощущал. А ведь Лика права: именно вера делает человека бесстрашным.
