– Хочет в гусары, да я не пускаю! – за сына ответил Иван Петрович.
– Обожаю военных! – продолжала игру, и довольно искусно, Лиза. – За мною ухаживал один гусар… Вы помните, папб?
Муромский изумленно поднял брови, но понял, что дочь шалит, и с улыбкой поддержал игру:
– Как же, как же… В Петербурге, у княгини Выготской. Помню!.. Бравый был гусар!
Лиза повернулась к Алексею и сказала, глядя на него томно и обольстительно:
– К вашим усам, Алексей Иванович, очень бы подошел гусарский мундир…
Алексей замер с куском во рту, взглянул на Лизу и не нашел, что сказать в ответ. Только с усилием проглотил кусок. Иван Петрович, желая перебить неприятную для него тему разговора, поднял лафитник.
– Пью за ваше здоровье, соседи, за наши добрые впредь отношения!
– За мир и дружбу! – подытожил Григорий Иванович.
…Сидя в зимнем саду, Григорий Иванович с удовольствием, отдуваясь, попивал чаек из блюдечка и говорил с дочкой, вспоминая визит Берестовых.
– А что это тебе вздумалось дурачить их? Предупредила бы хоть меня… Очень было смешно!..
Он припомнил Лизино озорство и раскатился своим тоненьким хохотком.
– Я нарочно, папенька, – Лиза нежно обняла и поцеловала отца. – Больно уж он надутый, этот Берестов. Как гусь. Строит кого-то из себя…
– Ты о младшем? А мне он понравился…
Лиза уселась на простенькие качели, сооруженные здесь же, и стала тихонько раскачиваться, мечтательно улыбаясь. Отец в умилении смотрел на нее, потом вдруг снова прыснул.
– А знаешь ли что, Лизок? Белилы, право, тебе пристали! Не вхожу в тайны дамского туалета, но на твоем месте я бы стал белиться. Не слишком, а слегка…
– Я подумаю… – протянула Лиза и рассмеялась. – Как я рада, что вам моя шутка понравилась!
– Ну, кое-кому она не понравилась вовсе…
– Мисс Жаксон?.. Ой, сейчас же пойду и задобрю ее!
Лиза спрыгнула с дощечки качелей и помчалась к гувернантке.
Англичанка раздраженно ходила в своей комнате из угла в угол, покуривая маленькую трубку-носогрейку.
Раздался стук в дверь.
– Кто есть тут? – громко вопросила англичанка.
– Мисс Жаксон, это я! – раздался из-за двери Лизин голос.
– Я не одетый! Я лег отдыхнать! – заявила мисс Жаксон.
– Ну, пожалуйста! Я на минуточку! Please pardon the disturbance…
– Не покоя нет где… Вы – crazy girl!
– Мисс Жаксон, вы ведь такая добрая! – взмолилась из-за двери Лиза.
Гувернантка открыла дверь и неприступно встала на пороге.
– Мисс Жаксон, вы ведь простите меня, правда, простите? – горячо начала Лиза. – Мне было совестно показываться чернавкою перед гостями… Я не смела просить вас… Но я была уверена, что вы простите мне своевольство… Мне так хотелось быть красивой, как вы!
Мисс Жаксон смягчилась.
– Я думал, вы хотеть поднимайт меня курам смеяться…
– Что вы, что вы, мисс Жаксон, милая моя, дорогая! – Лиза все же вошла в комнату. – Я полагалась на вашу доброту…
– Однако, если то… Пусть будет, – успокоилась мисс Жаксон. – Но лучший спрошать меня сам.
– Простите, простите! Excuse me, please, – Лиза порывисто обняла гувернантку, и той ничего не оставалось делать, как ответить на ее поцелуй.
– Если вы хотит применяйт белый-черный краска, я дару вам бритиш белил, – мисс выбрала баночку и протянула Лизе.
– Ах, как вы добры! Спасибо! Thank you very much!
Лиза прижала баночку к груди и сделала книксен.
Дверь закрылась.
– …Ты был, барин, вечор у наших господ? – спросила назавтра Лиза у Алексея, когда они прогуливались по осенней «роще свиданий», шурша желтыми облетевшими листьями. – Какова показалась тебе барышня?..
Алексей на это безразлично пожал плечами и слукавил:
– Да я ее как-то и не заметил…
– Жаль, – тоже слукавила Лиза.
– А почему же?
– А потому, что я хотела спросить у тебя… Правда ли, говорят…
– Что же говорят?
– Правду ли говорят, будто я на барышню похожа?
– Какой вздор! Да барышня ваша и в подметки тебе не годится!
– Ах, барин, грех тебе это говорить! Барышня такая беленькая, такая щеголиха! Куда мне с нею равняться!
– Беленькая? Да на ее физиономии белил на вершок, едва не осыпаются. Брови чернит – видно, своих не имеет… А уж говорит, прости меня, господи…
– И что же говорит? – что-то слишком живо заинтересовалась «Акулина».
– «Обожаю военных!.. Вам пойдет мундир к усам!» Тьфу! Одно жеманство и глупость!
– Глупость?! – искренне обиделась Лиза. – Да в чем же ты глупость увидал?..
– Во всем! Что ни скажет, все глупо, даже по-англицки… Век бы ее не видать!
– Неужто больше не поедешь в Прилучино?
– Никогда!
Долго шли молча. Лес был тих. Только листья шуршали.
– Значит, не приглянулась тебе наша барышня… – в странном огорчении сказала Лиза.
– Ты во сто раз краше! – Алексей притянул Лизу к себе, но она вырвалась и, будто обидевшись, пошла от него прочь.
– Акулина, куда же ты?.. Бог с ней, с этой барышней! Прости, ежели не то сказал…
Алексей бросился догонять свою милую Акулину, но наша барышня-крестьянка уходила от него все дальше и дальше. Так и шли они друг за другом, мелькая среди черных дерев, пока не вышли за пределы леса…
В гостиной у Муромских пылал камин. Григорий Иванович сидел в кресле у камина, напротив него с английской книгой в руках сидела мисс Жаксон. Шел очередной урок английского языка. Мисс Жаксон читала вслух по-английски, четко выговаривая слова, Муромский переводил услышанное. Видно было, что урок ему нейдет и думает он совсем о другом. Вот он перевел очередную фразу.
– Это не вовсе точно, – сказала мисс Жаксон.
– Я вот что думаю, мисс Жаксон, – без всякого перехода продолжил вслух свои мысли Григорий Иванович. – Ведь по смерти Ивана Петровича, дай Бог ему здоровья, все его имение перейдет Алексею. А?..
Мисс Жаксон некоторое время смотрела на него, осмысливая услышанное. Наконец, ответила:
– Это не предмет наш lesson.
– Не предмет… Очень даже предмет!
Муромский поднялся из кресла, заходил по гостиной.
– Алексей Иванович Берестов станет одним из богатейших помещиков губернии… Не сейчас, в будущем! Но – станет, ибо таков закон природы…
– «That, that is, is». Shakespeare, – изрекла мисс Жаксон.
– Да-да, что есть, то есть, как сказал Шекспир, – от возбуждения с ходу перевел Муромскиий. – Ясно теперь?
– I don't understand, – сказала англичанка.
– Экая вы непонятливая! Жена ему нужна! – Григорий Иванович присел на подлокотник кресла, в котором сидела мисс Жаксон, и наклонился к ней совсем близко, отчего гувернантка вспыхнула и потупилась. – И нет ему никакой причины не жениться на Лизе! – Это соображение Григорий Иванович сообщил чуть ли не в самое ухо мисс Жаксон.
– На наш барышня? – поняла наконец, англичанка.
– Вот именно! На наш барышня! – рассмеялся Муромский. – А что? Чем не вышла? Красавица, умница… А то, что озорница, то, поверьте, это мужчинам даже нравится.
Мисс Жаксон призадумалась над этой сентенцией.
Словно скинув тяжелую ношу, Григорий Иванович плюхнулся снова в кресло и приказал:
– Читайте далее, что там у нас?..
Утро Иван Петрович Берестов начинал, по обыкновению, с того, что правил записанные Алексеем накануне вечером свои мемуары. Так и в это утро он, ни свет ни заря, уже стоял у конторки и скрипел пером.
Постучали.
– Заходи! – громко позволил Берестов.
Вошел управляющий, поздоровался.
– Что, Павел Алексеевич, с чем пожаловал? Опять на повара жаловаться будешь?
– Никак нет-с, Иван Петрович. Подарочек вам прибыл… – управляющий обеими руками протянул хозяину длинный инкрустированный футляр красного дерева.
– От кого? – удивился Берестов.
– Григорий Иванович Муромский изволили препроводить с личным письмом.
Берестов принял футляр, положил его на стол и раскрыл. Там, в бархатном ложе, лежало охотничье ружье с прикладом, также инкрустированным перламутром. Берестов довольно крякнул и развернул письмо, протянутое управляющим. Пробежал его глазами:
– «…С благодраностию за благородный поступок и в честь приближающихся именин ваших прошу…» – прочитал он несколько строк. – Что ж, прекрасное ружьецо. Григорий Иванович знает толк. А что, Павел Алексеевич, он ведь вправду близкий родственник графу Пронскому?
– Точно так-с. Племянник супруги графа.
– Граф Пронский – человек знатный и сильный. Он Алексею сможет быть полезен… – размышлял вслух Иван Петрович, вертя в руках ружье и проверяя спуск. – Смекаешь, о чем говорю?
Берестов прицелился из ружья.
– Как не понять, Иван Петрович. Отлично понимаю-с… Муромский будет рад отдать свою дочь за нашего Алешу.
– У Григория Ивановича, конечно, английской дури много, но человек он оборотливый: первым из помещиков губернии догадался заложить имение в Опекунский совет!.. Что ж, были врагами, станем сватами! Вели закладывать дрожки, поеду к соседу с благодарностью. Да щеночка подбери помордастей…
