Я снова попыталась дозвониться Дэвиду в офис. Я позвонила даже секретарю кафедры, миссис Кэткарт. Старательно подбирая нейтральные выражения, я попросила, если она будет говорить с профессором Генри, передать ему, что я считаю обвинение в плагиате совершенно абсурдным.
Миссис Кэткарт — ей было около шестидесяти, а секретарем на кафедре она работала с начала 1970-х — перебила меня:
— Боюсь, что в университете придерживаются иной точки зрения, так как с сегодняшнего дня профессор Генри временно отстранен от работы до выяснения обстоятельств дела, пока факультетская комиссия не разберет обвинение в плагиате.
— Но это же нелепость. Я прочитала тот второй роман, ни о каком плагиате и речи быть не может.
— Такова ваша интерпретация, мисс Говард, — произнесла миссис Кэткарт. — Комиссия факультета собирается…
— Пригвоздить его к позорному столбу за то, что у него столько недоброжелателей…
И снова она прервала меня:
— На вашем месте я не стала бы делать подобные заявления публично… если вы хотите помочь профессору Генри. Это может побудить людей строить домыслы.
— Какие домыслы? — не поняла я.
Но она не стала отвечать, только добавила:
— Я предполагаю, что профессор Генри затаился и уехал из Кембриджа. Вы можете позвонить его жене, если хотите.
Уж не скрытое ли ехидство прозвучало в ее голосе? Не хотела ли она сказать этим: Я тебя раскусила? Но мы же были так дьявольски бдительны, так осмотрительны! Нет, нет, это просто ее скверная натура, ибо миссис Кэткарт была известна на весь факультет тем, что умела смущать людей и ставить их в неловкое положение.
— У вас есть его домашний номер? — продолжала миссис Кэткарт.
— Нет.
— Удивительно, что вы его до сих пор не знаете, проработав четыре года рука об руку с профессором.
— Я никогда не звоню ему домой.
— Понятно. — В ее голосе появились ледяные нотки. И я поскорее закончила разговор.
Сразу после этого я позвонила Дэвиду домой. Трубку не брали, автоответчик не был включен. Возможно, Полли поехала вместе с ним в Мэн? Там у него был небольшой домик недалеко от Бата16, мы никогда там не были — уж очень это маленький поселочек, где все всё видят, все всех знают. Если Полли там с ним, а я вдруг появлюсь…
Но если он в Мэне один…
Я разрывалась на две части: одна умирала от желания поскорее взять напрокат машину и лететь туда, но другая, более осторожная моя сторона советовала не делать таких резких движений, и не только из-за Полли, которая могла оказаться там с Дэвидом, но и потому, что я чувствовала (или, по крайней мере, надеялась), что Дэвид сам на меня выйдет, когда это станет ему необходимо.
Но он на меня не выходил, не было никаких известий от него, я не представляла, в каком состоянии он сейчас находится. Так прошел день, потом второй, третий… Я звонила ему домой по несколько раз на дню. Ответа не было. Я снова обратилась к миссис Кэткарт. «Никто не знает, где он сейчас» — вот и все, что она мне поведала. Я позвонила Кристи, договорилась о встрече, собираясь напиться: вечер с Кристи частенько этим заканчивался. Она была в курсе всевозможных факультетских сплетен и рассказала мне, что как минимум трое из коллег Дэвида (Кристи знала их имена) обратились к декану, требуя его увольнения за нарушение профессиональной этики, и получили уверения в том, что, если подтвердится факт плагиата, декан удовлетворит их требование.
— На факультете есть горстка отпетых подонков, — рассказывала Кристи, — которые давно уже точили зуб на беднягу. Они ненавидят его еще с семидесятых, они тогда начинали все вместе, но Дэвид Генри был слишком талантливым, слишком выделялся на фоне их беспросветной серости. И еще они ненавидели его за популярность, ведь все студенты рвутся попасть именно к нему. Так что сейчас, поверь, они злорадствуют и потирают руки, наблюдая, как он пытается спасти свою профессиональную репутацию.
— Я почти уверена, что он уехал в свой загородный дом в Мэне.
— Если это так, он там в полном одиночестве.
— Откуда ты знаешь? — Я не смогла скрыть удивления.
— А я поболтала с миссис Кэткарт, и она мне донесла, что, когда все это дерьмо приключилось, Генри жутко поскандалил с женой — обвинил ее в том, что это она уговорила его написать дрянную книжку, кричал, что она всегда старалась вставлять ему палки в колеса.
О господи!
— А Кэткарт откуда все это взяла?
— Мадам Генри ей нажаловалась. Похоже, полоумная Полли любит поболтать по телефону со старой ведьмой, посудачить о своем неслухе муже. А Кэткарт ее подзуживает, выспрашивает, потому что информация — это власть, правильно?
— Ну, а зачем тогда ведьма предложила мне позвонить жене Дэвида и спросить, куда он делся?
— Потому что она обожает ставить людей в тупик, вот почему. И еще потому, что — как и все прочие на кафедре — она подозревает, что у тебя и профессора Генри был довольно долгий романчик.
Эта новость заставила меня вздрогнуть. Они знали. Все знали.
— Какая дикая чушь, — выговорила я.
— Я предполагала, что именно так ты и ответишь, — отозвалась Кристи. — Вот почему, хоть ты мне и очень нравишься, я не могу в полной мере назвать тебя другом. И это не пустая болтовня. Но ты знаешь…
— Я знаю, что люди распространяют массу гнусных инсинуаций, но это просто неправда.
— А я знаю, что ухожу, — Кристи бросила на столик несколько монет, — потому что не собираюсь сидеть здесь и слушать твое вранье.
— Я не вру, — невнятно пробормотала я, растягивая слова. Выпитое придавало мне храбрости, побуждая отстаивать свою правоту.
— Кончен разговор, — бросила Кристи. — Но сделай одолжение, позаботься о своем мужике. Утром, как проснешься, бери машину и поезжай к нему в Мэн. Ты ему сейчас нужна.
Я не помню, как говорила таксисту свой адрес, расплачивалась, как поднималась по лестнице в квартиру, не помню, как разделась и упала на кровать. Помню только, как наутро проснулась в восемь часов, проклиная себя за то, что так перебрала. Мне не хотелось даже задумываться о вчерашних словах Кристи, и не только относительно моей скрытности и нечестности по отношению к ней (это верно, кругом виновата), но и об ужаснувшем меня факте, что на кафедре, оказывается, догадывались о наших с Дэвидом внеслужебных отношениях и с удовольствием перемывали нам кости.
Я выскочила из-под ледяного душа. Оделась. Соорудила себе кружку кофе и, позвонив в «Эйвис»17, договорилась о том, что через полчаса заберу приготовленную машину в их представительстве в Кембридже. Приняла две таблетки алка-зельтцера, запив их еще двумя кружками обжигающего кофе. Я уже бросала в дорожную сумку вещи, когда зажжужал домофон.
Дэвид!
Я опрометью понеслась вниз, распахнула дверь, но там стояла Кристи. По одному ее взгляду — смесь тревоги и страха — я сразу поняла, что случилось что-то ужасное.
— Может, пойдем к тебе? — спросила она.
Мы поднялись по ступеням и вошли в квартиру. Я первым делом выключила кофеварку, потом повернулась к входной двери. Кристи стояла там, вцепившись пятерней в дверную ручку, будто хотела ее отломать.
Вот когда я поняла. С того момента, как ее испуганная физиономия появилась в дверном проеме… Я поняла.
— Дэвид? — прохрипела я шепотом.
Она медленно кивнула. А потом:
— Его сбила машина, насмерть, вчера.
Потребовалось некоторое время, чтобы вникнуть в смысл сказанного. Я обнаружила, что стою, ухватившись за край плиты. Мир вдруг стал очень тихим, очень маленьким. Кристи продолжала говорить, но я не обращала на нее внимания.
— Он катался на велосипеде вдоль пляжа, там у себя, в Мэне. Во второй половине дня. Слепящее солнце и тени. Он ехал по проселочной дороге, выехал грузовик, ну и… — Она сделала паузу. Потом: — Они там думают, это был несчастный случай.
Сейчас я вдруг снова стала слышать ее очень отчетливо.
— Что ты сейчас сказала?
— Водитель грузовика…
Она замолчала.
— Говори, — прошептала я.
— По словам миссис Кэткарт, грузовик ехал по противоположной от Дэвида стороне улицы. Водитель видел, что навстречу едет велосипедист. Но потом Дэвид вдруг вильнул прямо ему под колеса. И…
Я выпустила плиту. Присела на подвернувшийся кухонный стул. Прижала ладони к глазам и изо всех сил надавила. Но сознание не отключалось.
Подошла Кристи, обхватила меня руками. Но я не хотела, чтобы меня утешали. Я не хотела, чтобы кто-то разделял со мной утрату. В первые же шоковые мгновения, когда я только узнала обо всем, в голове зазвучал тихий голос, велевший быть осторожнее и следить за собой. Впадешь в истерику, и они тут же обо всем догадаются.
