В страничке, выдранной из школьного дневника, Женька прочитала суровую запись учительницы. За те годы, что эта страничка провела в укромном месте, красные чернила почти не выцвели.
«Уважаемая Галина Семеновна! Сегодня на уроке математики ваша дочь Тома Седова пела и танцевала, чем сорвала мне урок. Прошу вас, примите меры!»
Догадавшись, что меры так и не были приняты, Женька улыбнулась и смела все бумажки со стола обратно в пакет. Ничего интересного среди них больше не обнаружилось. Она не поняла, что хотела найти ее мама.
* * *
А Катя и Гуля решили играть в Снежную Королеву. Поскольку обе они хотели быть Гердой, то, в конце концов, этих смелых и самоотверженных девочек в их сказке оказалось две. С Каем все было проще. Он был один и спал на чердаке.
– Бабушка, у тебя грелка есть? – спросила маленькая Гулбахор у Галины Семеновны.
– Грелка? Какая грелка?
– В которую воду горячую наливают.
Галина Семеновна склонилась к внучке и улыбнулась.
– Есть, – сказала она.
– Дай мне, пожалуйста. И воды в нее налей.
– А тебе зачем?
– Мы в больницу играем. Я буду доктором, как дядя Тетерин.
– Как кто? – удивилась Галина Семеновна.
– Как дядя Тетерин, – твердо повторила Гулбахор.
Поскольку все взрослые в доме называли его только так, она была абсолютно уверена, что это его имя.
Получив от бабушки грелку, девочки собрали по всему дому теплые вещи и стащили их к лестнице, которая вела на чердак. Первой туда заглянула Катя.
Юрка безмятежно спал в гамаке. Ему, наверное, снилась Даша.
Катя помахала рукой Гулбахор.
– Поднимайся, – прошептала она. – Давай сюда одеяло.
За десять минут они переправили на чердак несколько пледов, старое одеяло, бабушкину грелку с горячей водой, два свитера и даже армейский тулуп. Делать это они старались бесшумно, чтобы не разбудить Юрку, но иногда у них все равно что-нибудь падало, они замирали, испуганно смотрели на него, потом серьезно кивали друг другу, шушукались и снова продолжали, как мыши, свою возню. В итоге рядом с Юркиным гамаком на полу образовалась довольно большая куча тряпья.
Еще через несколько минут все эти вещи перекочевали в гамак. Детские ручки были так осторожны, что Юрка даже не шевельнулся, оказавшись укрыт с ног до головы.
Наконец Гулбахор взяла в руки грелку и в нерешительности повернулась к сестре.
– А где у него сердце? – прошептала она.
Катя на секунду задумалась, потом показала пальцем на правую сторону своей груди и уверенно кивнула:
– Вот здесь.
Гулбахор недоверчиво посмотрела на нее.
– Должно стучать, – шепнула она. – У тебя стучит?
– Я не знаю, – пожала плечами Катя.
Гуля подошла к ней и приложила ухо к тому месту, куда показывала ее сестра. Так они стояли несколько секунд. Наконец Гуля выпрямилась и покачала головой.
– Не стучит.
– Может, здесь? – прошептала Катя, прикладывая руку к левой стороне своей груди.
Гулбахор снова склонилась к ней.
– Да, здесь, – улыбнулась она. – Очень быстро стучит.
Гуля выпрямилась и на цыпочках подошла к спящему Юрке. Замерев рядом с его гамаком, она помедлила еще секунду, а затем осторожно опустила грелку ему на грудь.
Через десять минут он весь был покрыт испариной. Лицо его пылало. Катя и Гулбахор сидели на полу, скрестив ножки, и терпеливо ждали результатов своего труда. Они не сводили с Юрки взволнованных глаз. Одно дело слушать, как тебе рассказывают сказку, и совсем другое – быть внутри нее.
Наконец Юрка начал беспокойно шевелиться и неразборчиво бормотать во сне.
– А вдруг не сработает? – испугалась Гулбахор.
– Тогда убежим, – успокоила ее Катя.
Очумевший от жары Юрка открыл глаза, с трудом освободил руку из-под толстого слоя наваленных на него теплых вещей и вытер мокрый от испарины лоб. Затем он спихнул на пол тулуп, сбросил грелку, встал на ноги и, ничего не понимая, огляделся по сторонам. Не заметив сидящих на полу девочек, он еще как во сне сделал шаг в сторону двери, наступил на подвернувшуюся ему под ногу грелку и упал. При этом сильно ударился плечом о сундук.
– Да что это, блин, такое! – Юрка вскочил на ноги и зашипел от боли. – Вы чего тут устроили?!!
Он, наконец, заметил Катю и Гулбахор.
– Не сработало, – еле слышно проговорила Катя.
– Ты теперь нас убьешь? – спросила Гуля, не сводя больших темных глаз с Юркиного лица.
Ей казалось, что участие в сказке предполагает определенную ответственность, и ее личная неудача в сложной сказочной миссии теперь изменит финал.
От ее слов Юрка опешил. Он понял, что она говорит серьезно.
– Чего? – пробормотал он.
– Мы думали, у тебя сердце замерзло, – сказала Катя.
Несколько секунд Юрка смотрел на девочек, на грелку, потом поднял ее и задумчиво постоял с ней в руках.
– Сердце замерзло? – переспросил он.
И девочки дружно кивнули.
* * *
Терзаемый совершенно новыми ощущениями, которые вдруг привнесли в его жизнь хаос и полный разлад, Муродали бесцельно слонялся по городу. Через два часа таких блужданий ноги как-то незаметно привели его к воротам военного училища. Он не знал, зачем он пришел сюда, поскольку связь с однокурсниками была давно потеряна, и тем не менее, увидев до боли знакомый КПП сбоку от высоких железных ворот, он почему-то не смог пройти мимо.
Пока он курил первую сигарету, часовые-курсанты не обращали на него никакого внимания. После четвертой они забеспокоились. Внешность нерусская – мало ли что. Вдруг террорист?
– Слышь, мужик, – сказал один из часовых, подходя к Муродали. – Шел бы ты отсюда.
– Расслабься, боец, – ответил тот. – Я здесь учился пятнадцать лет назад.
– Да? – усмехнулся курсант. – Урюком, что ли, торговать?
Глаза Муродали хищно сузились, кулаки сами собой сжались так, что побелели костяшки.
– Щенок, – выдавил он сквозь крепко сжатые зубы.
Все, что на него давило в последнее время – внезапный заем Димке, которого он почти не знал, отвратительная выходка Юрки, а теперь история с Валей и Тетериным, нежданно-негаданно выплывшая из прошлого, – все это мгновенно исчезло, освободило его сердце и голову. Благодаря глупости неосторожного курсанта Муродали снова оказался в своей стихии. В голове у него стало ясно, хорошо и свободно.
Скрутили его только с помощью срочно вызванного наряда милиции. Курсантов на КПП он раскидал как котят.
– Это что у вас происходит? – грозно спросил невысокий полковник, выходя из черной «Волги», которая подъехала к железным воротам.
– Террориста поймали, товарищ начальник училища! – возбужденно закричал один из курсантов, прикрывая рукой подбитый глаз.
Муродали уже заталкивали в милицейский «уазик». Полковник вгляделся в его лицо.
– Мирзоев! – крикнул он. – Мирза, ты, что ли?
Муродали обернулся на голос.
– Саня? – он тоже удивился, увидев своего однокурсника.
– Отпустить немедленно, – приказал полковник милиционерам, и те послушно сняли наручники с рук Муродали.
– Тебя где носило? – продолжал полковник, широко раскидывая руки, чтобы обнять приближающегося к нему друга. – Ты же вроде у Лебедя воевал?
– Саня! – радостно засмеялся Муродали, обнимая его. – Как я рад тебя видеть!
Таким образом, к шестому дню после отъезда Димки в дружной семье обитателей дома на Озерной установилась полная идиллия. Человеку, имеющему тривиальные представления о жизни, то положение, в котором оказались, а вернее – сами себя поставили эти люди, скорее всего, идиллией бы не показалось. Однако если взглянуть на всю эту историю чуть более внимательно, а главное – с любовью к людям, то обнаружится, что впервые за пятнадцать лет большая семья собралась вместе; что давно покинутые два пожилых человека наконец перестали испытывать одиночество; что доведенная до отчаяния девочка, пытавшаяся привлечь к себе внимание попыткой суицида, снова ощутила вкус к жизни; что у ксенофоба появилась возможность кросскультурных коммуникаций; что две сестры, рассорившиеся, как им казалось, на всю жизнь, нашли почву для примирения; и самое важное – у всех этих растерянных и слегка разочарованных в жизни людей появилась надежда. У них появилось то, от чего они давно отвыкли, – им теперь было что ждать. То есть, с одной стороны, их объединил человек, который забрал у них деньги, и даже не столько, деньги, сколько нормальные бытовые условия жизни, причем забрал он все это ради совершенно авантюрной и, вполне возможно, недостижимой цели; однако с другой стороны, – не все то, что кажется нам негативным, на самом деле является таковым. Многое скрыто от нашего начального понимания, и плоды радости, которые, в конце концов, вкушает человек, зачастую имеют привкус боли, горечи и разочарований. Впрочем, нетривиальный наблюдатель понимает, что страданий на старте не избежать.
Всю эту семейную идиллию в одночасье разрушил Димкин одноклассник, про которого на Озерной совсем забыли. Однако он не забыл про них. Витя Гробман явился обитателям дома, как всадник Апокалипсиса, облаченный в офисный костюм, сжимая в руке какую-то зловещую видеокассету.
