Когда Гу Яньшань уезжал по делам в уездный город и несколько дней не возвращался, сельчане, готовясь к ужину, беспокойно спрашивали друг друга:
– Вы не видели почтенного Гу?
– Да, уже несколько дней его нет!
– Может, его повысили и забрали от нас?
– Тогда мы всем селом напишем письмо в уезд! Неужели ему у нас никакой должности повыше не найдется?
Почему почтенный Гу по собственной инициативе стал продавать сестрице Лотос рисовые отходы, до сих пор остается загадкой. Этот поступок навлек на него большие неприятности, а он не любил раскаиваться. Потом, когда Лотос объявили кулачкой, он также не отшатнулся от нее, и так все двадцать лет. Но об этом расскажем позже.
В 1963 году из уездного отдела торговли в администрацию рынка Лотосов была прислана бумага, отпечатанная на машинке кроваво-красными иероглифами:
«Нам стало известно, что за последние годы мелкие торговцы вашего села, пользуясь экономическими трудностями страны, в крупных масштабах закупают государственный провиант и извлекают из этого выгоду. Более того, некоторые члены народной коммуны бросают крестьянский труд и готовят па продажу пищевые продукты из незаконно закупленного провианта, разлагая рынок и коллективное хозяйство коммуны. Надеемся, что администрация рынка немедленно разберется в этом вопросе, запретит незаконную деятельность и доложит о результатах в уездный отдел торговли».
На этой бумаге была приписка заведующего отделом финансов: «Согласен», а также резолюция секретаря укома Ян Миньгао: «Вопрос с Лотосами требует внимания». В общем, документ выглядел очень серьезно.
Первым делом этот документ попал к Гу Яньшаню как к председателю рыночного комитета: у местного рынка еще не было официальной дирекции, а только административный комитет, члены которого занимали свои должности по совместительству. Комитет регулировал цены, улаживал всевозможные конфликты и выдавал «Временные разрешения на торговлю». Получив приведенное выше письмо, Гу Яньшань созвал заседание комитета, в котором участвовали налоговый инспектор, председатель сельпо, бухгалтер кредитного товарищества и секретарь партбюро объединенной бригады Ли Маньгэн. Налоговый инспектор предложил позвать еще заведующую столовой, потому что она в последнее время проявляет большой интерес к делам рынка и всего села, но Гу Яньшань сказал, что в этом нет необходимости: когда в лодке слишком много пароду, она может затонуть; столовая подчиняется сельпо, а председатель сельпо уже присутствует.
Когда Гу Яньшань прочитал бумагу вслух, руководители села зашумели:
– Не иначе как кто-то донес на нас!
– Государство держится на народе, а народ должен питаться, в том числе и лоточники!
– Видно, некоторые получают от государства жалованье, едят крестьянский рис, а чем эти крестьяне питаются, их не больно интересует!
– Недавно всех переполошили из-за «контрреволюционного лозунга», теперь прислали эту писульку! Даже курицам и собакам покоя не дают…
Только секретарь партбюро Ли Маньгэн промолчал, чувствуя, что это дело связано с заведующей столовой. Ведь он собственными глазами видел, как она набросилась на Ху Юйинь, а потом вспомнил, что уже сталкивался с ней – у ее дяди Ян Миньгао, который в то время был секретарем райкома. С тех пор эта девица постарела, пожелтела и несколько сморщилась – неудивительно, что он не сразу узнал ее. Ему сказали, что она еще не замужем и все свои силы отдает работе. Действительно, как-то она вместе с Ван Цюшэ и двумя оперработниками созвала «покаянное собрание» вредителей и сверяла их почерки – отсюда было видно, что она не простая штучка. Именно после этого Ван Цюшэ назначили заместителем начальника охраны, даже не спросив согласия парторганизации объединенной бригады. Теперь пришло более чем странное письмо из уезда с резолюцией дяди Ли Госян… Ладно, постепенно разберемся, что к чему! Ни секретарь партбюро, ни другие члены рыночного комитета не подумали, какую дополнительную выгоду может извлечь заведующая столовой из этого письма.
После обсуждения комитет решил исходить прежде всего из центральных документов о рыночной торговле и ликвидировать только незаконные лотки. Поэтому была принята резолюция: поручить налоговому инспектору снова зарегистрировать всех лоточников и по возможности выдать им временные разрешения, а отчет об этом послать в уездный отдел торговли, отдел финансов и секретарю укома Ян Миньгао.
Налоговый инспектор с улыбкой спросил Ли Маньгэна:
– Ну, а твоей названой сестрице Лотос продлевать разрешение или нет? Что по этому поводу думает объединенная бригада?
Ли Маньгэн недовольно сверкнул глазами:
– Названая или не названая, а дела есть дела. Налоги, насколько мне известно, она платит исправно; за вынужденные прогулы возмещает производственной бригаде все, что полагается; в коллективном труде очень активна, как и ее муж. Наша объединенная бригада считает, что ее лоток – это обычный домашний промысел, соответствующий политическому курсу, так что разрешение ей можно продлить.
Председатель Гу Яньшань молча кивнул, соглашаясь с секретарем партбюро.
Когда заседание кончилось, они ненадолго остались вдвоем. Вид у них был озабоченный.
– Земляк, ты чувствуешь, что пахнет жареным? – мягко и в то же время многозначительно спросил Гу Яньшань.
– Конечно. Когда осы нападают на пчелиный улей, спокойной жизни не жди!
Гу Яньшань вздохнул:
– Хорошо, если только этим кончится. А то ведь кусочек мышиного помета может испортить целый котел супа.
– Тут главная надежда на тебя. На тебе все село держится. Если ты не поможешь, пострадает не только сестрица Лотос, но и многие…
– Да, твоя названая сестрица не очень крепко стоит на ногах, но мы постараемся защитить ее… Завтра или послезавтра я поеду в город и поговорю с боевыми товарищами, подумаем, как прогнать этих ос…
* * *
В конце осени заведующую столовой перевели на другую работу – заведующей сектором в уездном отделе торговли. Жители Лотосов облегченно вздохнули, как будто над их головами исчезла тяжелая свинцовая туча. Откуда им было знать, что в то самое время, когда они спокойно спали в своих постелях, на столе секретаря укома Ян Миньгао лежал касающийся их доклад уездного отдела общественной безопасности.
В кабинете секретаря укома горела только настольная лампа, бросавшая на стекло, лежащее на столе, яркий круг света. Ян Миньгао сидел, развалившись в плетеном кресле, и выражение его лица трудно было разглядеть. Он долго думал над докладом, вертел в руках авторучку и набрасывал на листе бумаги схему «клики», о которой ему писали. Когда его толстая авторучка приближалась к имени Гу Яньшаня, он ставил вопросительный знак, еще один, потом зачеркивал их, как бы сомневаясь, колеблясь. Схема «клики» была такой:
Соевая красавица (отец был бандитом, мать – проституткой, сама принадлежит к новой буржуазии)
Ли Маньгэн (секретарь партбюро объединенной бригады, утративший классовую позицию)
Гу Яньшань (зав. зернохранилищем, опустившийся разложенец??)
Цинь Шутянь (реакционный правый элемент)
Налоговый инспектор (классовый враг)
Закончив эту схему, Ян Миньгао еще некоторое время полюбовался ею, затем смял в комок и выбросил в корзинку для бумаг. Почувствовав беспокойство, достал ее оттуда, расправил, чиркнул спичкой и сжег. Его лицо, освещенное лампой, выглядело усталым, веки были припухшими, как у человека, решающего в день тысячи дел. Прежде чем одобрить этот доклад, он долго ходил по бал-копу, разминал затекшую шею, ноги, тер лицо, даже поспал. Наконец он снова взял доклад, поднял тяжелую авторучку, от которой зависели судьбы многих людей, и, взвешивая каждое слово, начертал: «Лотосы – место, где сходятся границы трех провинций, всегда было крепким орешком для политической работы. Обстановка там сложная. Я не решаюсь безоговорочно поддержать версию о «клике», но не могу и отрицать ее. Компетентные органы должны внимательно следить за этим и при малейшем изменении обстановки докладывать в уком».
Часть II ОБИТАТЕЛИ ГОРНОГО СЕЛА (1964 г.)
Глава 1. Четвертая постройка
Незаметно наступила весна 1964 года. Это была ветреная и дождливая весна, с частыми заморозками, от которых пострадали посевы. Единственный сохранившийся на берегу реки древесный лотос вдруг расцвел, а рожковое дерево [16], буйно цветущее каждый год, не дало ни одного цветка. Сельчане не знали, к добру ли это. Старики говорили, что такое удивительное событие, как весеннее цветение древесного лотоса, они видели всего три раза: во втором году правления императора Сюаньтуна [17], когда началась чума – это, конечно, не к добру; в двадцать втором году Республики [18], когда случилось наводнение и село целых две недели было затоплено – это тоже к бедствию; в 1949 году, когда на юг пришла освободительная армия и прогнала всех деспотов и мироедов – это к добру. А если не расцветает и не дает длинных плоских стручков рожковое дерево, утверждали старики, это сулит скверну, неудачу. В нынешнем году весеннее цветение древесного лотоса совпало с бесплодием рожкового дерева, что означает борьбу воды с огнем, то есть либо крупное счастье, либо неисчислимые бедствия…
