Карла повторяется, в этот раз громче.
— А ты замечала? — спрашиваю я, отвлекаясь на том моменте, когда Итан снимает невероятно реалистичную маску, чтобы явить свое настоящее лицо. Я склоняю голову на бок для лучшего ракурса.
Карла выхватывает у меня пульт и нажимает на паузу. Затем кидает пульт в угол дивана.
— В чем дело? — спрашиваю я, чувствуя вину за то, что игнорировала ее.
— В тебе. И в этом парне.
— Что ты имеешь в виду?
Она вздыхает и садится.
— Я знала, что ошиблась, когда позволила вам видеться.
Теперь она завоевала все мое внимание.
— Что сказала моя мама?
— Ты отменила вечер кино с ней?
Я знала, что не стоило этого делать. Она выглядела такой задетой и разочарованной, но мне не хотелось ждать девяти часов, чтобы пообщаться с Олли. Мне не хватает общения с ним. Меня переполняют слова. И никогда не иссякнет то, что я хочу сказать ему.
— И она сказала, что ты все время отвлекаешься. И заказала много одежды. И обуви. И она практически побила тебя в какой-то игре, в которой ты всегда побеждала.
Ой.
— Она подозревает?
— Это все, о чем ты беспокоишься? Послушай, что я тебе говорю. Твоя мама скучает по тебе. Ей одиноко без тебя. Ты бы видела ее лицо, когда она спрашивала меня.
— Я просто…
— Нет, — говорит она, поднимая руку. — Ты больше не можешь его видеть. — Она поднимает отброшенный пульт и сжимает его в руках, смотря куда угодно, но только не на меня.
Мое сердце колотится от паники.
— Карла, пожалуйста. Пожалуйста, не отнимай его у меня.
— Он не твой!
— Я знаю…
— Нет, ты не знаешь. Он не твой. Может сейчас у него есть время на тебя, но скоро он вернется в школу. Он встретит какую-нибудь девушку и станет ее Олли. Понимаешь меня?
Я знаю, что она просто пытается защитить меня, как я пыталась защитить себя несколько коротких недель назад, но благодаря ее словам я осознаю, что сердце в моей груди — такая же мышца, как и все остальные. Оно может болеть.
— Я понимаю, — говорю я тихо.
— Проведи какое-то время с мамой. Парни приходят и уходят, а мамы остаются навсегда.
Я уверена, что она говорила те же самые слова своей Розе.
— Ну ладно. — Она возвращает мне пульт. Мы вместе смотрим на неподвижный экран.
Она опирает обеими руками о колени и встает.
— Ты это имела в виду? — спрашиваю я ее, когда она уже на полпути из комнаты.
— Имела в виду что?
— Ты сказала, что любовь не сможет убить меня.
— Да, но она может убить твою маму. — Она выдавливает небольшую улыбку.
Я задерживаю дыхание в ожидании.
— Ладно, хорошо. Ты все еще можешь видеть его, но тебе стоит набраться ума. Понимаешь?
Я согласно киваю и выключаю телевизор. Итан Хант исчезает.
Остаток дня я провожу на застекленной террасе, подальше от Карлы. Я на нее не злюсь, но и не не злюсь. Все мои сомнения насчет того, чтобы скрыть Олли от мамы, испарились. Не могу поверить, что одна отмененная встреча с ней привела к невозможности снова увидеть Олли. Сначала я волновалась, что у меня есть секреты от нее. Сейчас я волнуюсь, что секретов больше вообще не будет. Знаю, она не расстроена, что я купила новую одежду. Она расстроена, что я не спросила ее мнения и купила те цвета, каких она не ожидала. Она расстроена из-за перемен, которых не предвидела. Я одновременно и негодую, и понимаю ее. Ей приходится многое контролировать, чтобы удержать меня в безопасности моего пузыря.
И она не ошибается. Я отвлекаюсь, когда нахожусь с ней, мой разум постоянно настраивается на волну Радио Олли. Я знаю, что она не ошибается. Но все равно негодую. Отдаление друг от друга является частью взросления? Разве я не должна получить хоть кусочек этого соответствия стандартам?
Даже так я чувствую вину. Она посвятила мне всю свою жизнь. Кто я такая, чтобы отказаться от этого при первом признаке любви?
В конце концов, Карла находит меня перед нашей проверкой в 4 часа.
— Есть такая штука, как внезапно появившаяся шизофрения? — спрашиваю я.
— А что? У тебя она есть?
— Возможно.
— Я сейчас разговариваю с хорошей Мэдди или с плохой?
— Это неясно.
Она похлопывает меня по руке.
— Будь хорошей со своей мамой. Ты все, что есть у нее.
КАРТА СВОБОДНОГО ПОЛЬЗОВАНИЯ
Обычно люди ходят взад и вперед, когда нервничают. Олли же важно шествует.
— Олли! Это просто стойка на руках. У стены. Я буду в порядке. — У меня ушел час, чтобы убедить его показать мне, как это делается.
— В твоих руках и верхней части тела недостаточно сил, — ворчит он.
— Ты это уже говорил. Кроме того, я сильная, — говорю я и напрягаю бицепс. — Я могу отжать от груди свой вес в виде книг.
Он немного улыбается, затем, к счастью, перестает выхаживать. Дергает резинку на руке, осматривая в это время мое тело и мысленно критикуя недостаток у меня физической стойкости.
Я закатываю глаза, настолько драматично, насколько это возможно.
— Хорошо, — вздыхает он с тем же драматизмом. — Присядь на корточки. — Он демонстрирует.
— Я знаю, что…
— Сосредоточься.
Я присаживаюсь.
С другого конца комнаты он проверяет мое положение и дает наказ немного изменить позу — ладони на двенадцать дюймов врозь, руки прямые, локти прижаты к коленям, пальцы расставлены, — пока у меня не получается.
— А теперь, — говорит он, — слегка перенеси тело вперед, пока кончики пальцев не оторвутся от пола.
Я наклоняюсь слишком далеко и перекатываюсь кувырком на спину.
— Ха, — говорит он, а затем сжимает губы. Он пытается не смеяться, но его выдает предательская ямочка. Я возвращаюсь в стойку.
— Переноси, а не наклоняйся, — говорит он.
— Я думала, что переносила.
— Не очень-то. Хорошо, а теперь смотри. — Он присаживается на корточки. — Ладони на двенадцать дюймов врозь, локти прижаты к коленям, пальцы расставлены. Затем медленно, медленно переносишь вес на плечи, отрываешь кончики пальцев ног с пола, а потом поднимаешь себя. — Он встает на руки со своей обычной непринужденной грацией. И я снова поражаюсь, насколько безмятежен он в движении. Это для него как медитация. Его тело это бегство от мира, в то время как я заключена в ловушку своего.
— Хочешь еще посмотреть? — спрашивает он, возвращаясь на ноги.
— Неа. — Я, ощущая беспокойство, переношу вес на плечи в соответствии с указаниями, но ничего не получается. Ничего не получается в течение часа. Нижняя часть моего тела крепко вросла в пол, в то время как предплечья болят от усилий. Умудряюсь изобразить еще несколько непреднамеренных кувырков. В конце концов, я преуспела только в том, что кувыркалась без криков.
— Передышка? — спрашивает он, все еще стараясь не улыбаться.
Я ворчу на него, опускаю голову и снова вхожу в кувырок. Теперь он определенно смеется.
Я лежу на спине, переводя дыхание, а затем смеюсь вместе с ним. Через несколько секунд снова сажусь на корточки.
Он качает головой.
— Кто знал, что ты такая упрямая?
Не я. Я не знала, что настолько упрямая.
Он хлопает в ладоши.
— Хорошо, давай попробуем что-нибудь новенькое. Закрой глаза.
Закрываю.
— Хорошо. Теперь представь, что ты в космическом пространстве.
Когда глаза у меня закрыты, он ощущается ближе, будто стоит рядом со мной, а не в другом конце комнаты. Его голос скользит по моей шее, шепчет мне в ухо.
— Видишь звезды? А это астероидное поле? Пролетающий мимо одинокий спутник? Здесь нет гравитации. Ты невесома. Можешь делать со своим телом все, что хочешь. Просто представь это.
Я наклоняюсь вперед и внезапно оказываюсь вверх тормашками. Сначала я не осознаю, что сделала это. Несколько раз открываю и закрываю глаза, но мир остается перевернутым. Кровь приливает к голове, из-за чего я вдруг чувствую себя тяжелой и испытываю головокружение. Гравитация растягивает мой рот в улыбку и распахивает мои глаза. Я ощущаю себя удивительно чуждой своему телу. Мои предплечья начинают дрожать. Я перевернулась из вертикального положения, и мои ноги касаются стены. Отталкиваюсь, чтобы изменить направление, и опускаюсь на корточки.
— Потрясающе, — говорит, хлопая в ладоши, Олли. — Ты даже продержалась несколько секунд. Очень скоро тебе совсем не понадобится стена.
— Как насчет сейчас? — спрашиваю я, желая большего, желая увидеть мир таким, каким видит его он.
Он мешкает, собирается поспорить, но затем его взгляд встречает мой. Он кивает и присаживается на корточки, чтобы наблюдать.
Я присаживаюсь, переношу вес и поднимаюсь. И практически сразу начинаю падать назад. Олли внезапно оказывается возле меня, его руки оказываются на моих обнаженных лодыжках, поддерживая мое равновесие. Каждый нерв в моем теле устремляется туда, где он касается меня. Кожа под его рукой оживает, каждая клетка светится от ощущений. Я чувствую себя так, будто меня никогда прежде не касались.
