Аласдер Грей - ЛАНАРК: Жизнь в четырех книгах

Густая шевелюра мрачного собеседника была абсолютно белой, телосложением он напоминал борца, а розоватым потрепанным лицом — боксера. Смерив Ланарка злобным взглядом, он проговорил:

— Думаю, я имею на это право. Я здесь живу.

— Тогда вы сами не знаете, как вам повезло! Я из региона, где санитарная ситуация близка к катастрофе, и блестящие условия в Проване меня просто поразили…

— Вы делегат?

— Да.

— Значит, вы прибыли только что и по воздуху.

— Да.

— Ну так не рассказывайте мне о Проване. У вас начальная стадия комплекса Гулливера.

Ланарк холодно процедил:

— Не понимаю вас.

— Первый упомянутый в письменных источниках обзор местности с воздуха — это тот случай, когда Лемюэлю Гулливеру, человеку здравомыслящему и бесхитростному, позволили встать на ноги рядом со столицей Лилипутии. Он узрел ухоженные фермы, а среди них — дома, улицы, общественные здания, где суетился маленький народец. Его поразила очевидная изобретательность и предприимчивость правителей, служащих и простых работников. Прошло два или три месяца, пока ему открылись их тупость, жадность, продажность, зависть, жестокость.

— Вечно вы, пессимисты, попадаетесь в ловушку разочарования, — весело заговорил веселый собеседник. — С одного расстояния предмет выглядит светлым. С другого — темным. Вы заменяете оптимистический вид его противоположностью и думаете, что нашли истину, но основательный исследователь учитывает все возможные виды, как светлые, так и темные.

Мрачный оскалился:

— Поскольку едва ли не каждый предпочитает праздничную сторону, счастье, что находятся такие, кто готов взглянуть, как обстоят дела со сточными трубами.

— Простите, что задержалась. — Красная Девушка поставила на стол поднос. — Я подумала, что будет забавно попробовать гэльский кофе.

— Рад, что речь зашла о сточных трубах, — взволнованно подхватил Ланарк. — Я прибыл из Унтанка, где возникла проблема как раз со стоками. Фактически будущее целого региона ставится под угрозу — я хотел сказать, решается — на этой ассамблее, и я послан, чтобы выступать в защиту. Но программа, — (мрачный пренебрежительно махнул рукой), — ничего не говорит о том, где и когда мне выступить. Не можете ли вы что-нибудь посоветовать?

— Не стоит в первый же день браться за серьезные вопросы, — вставила Красная Девушка.

— Будущее проблемных регионов, — неспешно произнес мрачный, — обсуждается и решается обычно в одном из подкомитетов.

— В каком подкомитете? Где и когда он соберется?

— Цель этого приема — дружеское общение. — Красная Девушка выглядела расстроенной. — Не оставить ли скучные материи на потом? Их и без того будет выше головы.

— Помолчите, дорогуша, — оборвал ее мрачный, — Уилкинс знает все ходы и выходы. Спросите лучше его.

— Послушаете, — вставила Красная Девушка, — я отведу вас к Настлеру. Он знает все обо всем и собирается скоро встретиться с вами в помещении Эпилога. Он мне сам сказал.

— Кто такой Настлер?

— Наш король. В некотором роде. Но важности в нем нет нисколько, — уклончиво отвечала Красная Девушка. — Трудно объяснить.

Мрачный захохотал:

— Это джокер. От него вам толку не будет.

Ланарк открыл портфель, сунул туда программу ассамблеи и встал.

— Как я понимаю, ваша работа состоит в том, чтобы помогать мне в затруднительных случаях, — обратился он к Красной Девушке. — Я хочу поговорить лично с обоими: с Уилкинсом и с Настлером. С кем я могу встретиться в первую очередь?

— О, с Настлером, конечно. — У Красной Девушки явно отлегло от сердца. — Он инвалид, с ним кто угодно может встретиться в любое время. Но не желаете ли прежде выпить кофе?

— Нет.

Ланарк поблагодарил мрачного и вслед за Красной Девушкой двинулся в толпу.

Уимз и Монбоддо по-прежнему здоровались с новоприбывшими, однако очередь у двери сделалась явно короче. Проходя мимо, Ланарк слышал голос распорядителя:

— Премьер Мултан из Эфиопии. Председатель Фу из Ютландии. Протопресвитер Гриффит-Повис из Ярроу.

Красная Девушка вела его по внешнему коридору, пока они не уперлись в дверную панель без петель и без ручки.

— Вот дверь. Идите туда.

— А вы не пойдете?

— Если вы собираетесь говорить о политике, я лучше подожду снаружи.

Нажав на гладкую поверхность, Ланарк заметил на ней большие буквы:

Текст на верхних колонтитулах ЭПИЛОГА

Немощный король

Встречается с критиком

Странной девушке недоплачивают

И очень интересный ответ

Грант на прекрасные чувства

Проклятый фокусник приступает к нравоучениям

Фокусник демонстрирует эрудиции

Бесконечно

Наш перечень начинается

С трех никому не нужных слов

Пока фокусник

Демонстрирует эрудицию

Критик отбивается

Бесконечно

Фокусник придумывает

Как сделать нас всех счастливыми

Фокусник вспоминает

Смотрит в лицо фактам, зевает, сожалеет

Гротескная белиберда

И тонкие чувства

Счастливые развязки

Фокусник планирует убить всех

Обещая катастрофу

Проявляет странное невежество

Фокусник прячется

Но последнее слово остается за критиком

Ланарк вошел в комнату, по архитектуре не имевшую ничего общего со зданием, которое он только что покинул. По ту сторону дверь была рельефная и с ручкой, потолок обрамлял тонкой работы карниз с акантовым узором, имелось высокое окно-фонарь, где виднелись верхушка каштана и старый каменный дом напротив. Остаток помещения заслоняли мольберты с большими картинами, его изображавшими. В комнате, более яркой и чистой, чем реальная, каждый раз находилась высокая красивая девушка с длинными светлыми волосами; она полулежала, иногда обнаженная, иногда одетая. Та же самая девушка, правда не столь умиротворенная и аккуратная, как на портретах, стояла сейчас у двери в плотном переднике, заляпанном краской. Крохотной кисточкой она пририсовывала листики к дереву, видневшемуся за окном, но при виде Ланарка остановилась и, указав за картину, проговорила:

— Он там.

— Да-да, сюда, пожалуйста, — пригласил чей-то голос.

Ланарк зашел за мольберт и обнаружил плотного мужчину, который, опираясь на подушки, полулежал в низкой кровати. Лицо, вокруг которого топорщились завитки нечесаных волос, отличалось скульптурным благородством черт, но впечатление портил отпечаток боязливости и даже трусости. На довольно замызганную пижамную куртку был накинут вязаный жакет, ничуть не чище; на одеяле, прикрывавшем колени, громоздились книги и бумаги; в руке незнакомец держал ручку. Потихоньку смерив Ланарка взглядом, он указал ручкой на стул:

— Садитесь, прошу вас.

— Вы здешний король?

— Король Прована — да. И Унтанка тоже. А также анфилады, именуемой институтом и советом.

— Тогда, вероятно, вы сумеете мне помочь. Я здесь…

— Да, я знаю в общих чертах, чего вы хотите, и желал бы помочь. Я бы даже предложил вам выпить, но в этой книге слишком много отравы.

— В книге?

— В этом мире, я имел в виду. Видите ли, я король, но не правитель. Я спроектировал ландшафты, населил их людьми, все еще тружусь над отдельными чудесами, но правят личности вроде Монбоддо или Сладдена.

— Почему?

Король с улыбкой прикрыл глаза:

— Затем я вас и вызвал, чтобы вы задали этот вопрос.

— Вы на него ответите?

— Не сейчас.

Ланарка переполнила злость. Он встал.

— Тогда этот разговор — пустая трата времени.

— Трата времени! — Король открыл глаза. — Вы явно не понимаете, кто я. Я назвал себя королем, но это титул чисто символический, на самом деле моя роль куда важнее. Прочтите это и поймете. Критики обвинят меня в потакании себе — пусть их{1}.

Небрежным жестом он протянул Ланарку лежавшие на кровати листы. Их покрывали детские каракули, многие слова были вычеркнуты или, наоборот, вставлены, на что указывали стрелки. Большую часть текста составляли как будто диалоги, но внимание Ланарка привлекла фраза, написанная курсивом: Большую часть текста составляли как будто диалоги, но внимание Ланарка привлекла фраза, написанная курсивом: Отдавая листы назад, Ланарк спросил:

— И о чем это говорит?

— Я твой автор.

Ланарк уставился на него. Автор сказал:

— Пожалуйста, не надо делать круглые глаза. Такое уже бывало. У Воннегута в «Завтраке для чемпионов» и у Иеговы в Книгах Иова и Ионы.

— Вы претендуете на роль Бога?

— Теперь нет. Но я бывал его частью. Да, я часть той части, которая когда-то была целым. Но я испортился и был извергнут. Если я исправлюсь, мне будет позволено перед смертью вернуться домой, так что я все время погружаю клюв в свою прогнившую печень, глотаю ее и извергаю. Но она отрастает. Творение разлагается во мне. Вот сейчас я извергаю тебя и твой мир. Эта подтирка, — он поворошил бумаги на постели, — часть процесса.