Все. Паспорт и деньги спрятаны в куртку, бабушка поцелована, все присели на дорожку. Нукри поехал вместе с Кокой на площадь Руставели и помог залезть по высоким ступенькам в рейсовый «Икарус».
В аэропорту, с трудом погрузив чемодан на тележку, Кока поплелся к стойке, где толпился народ на Москву. Две хорошенькие девушки, в синих формах и пилотках, хлопали печатями и цепляли ярлыки к чемоданам.
— Будет на Москву свободное место для бедного калеки? — спросил Кока, посылая им один из своих бархатных взглядов «больного», которого надо жалеть и голубить (со школьных лет эти покорно-страдальческие взоры действовали на девочек безотказно и гарантировали их помощь и сочувствие).
— Будет, наверно... А что у вас с рукой? С дивана упали? — бегло скользя по нему цепкими взглядами, засмеялись девушки.
— Хуже. С женщины скатился, — поддержал Кока.
— А не надо с толстыми женщинами дело иметь! Вот с такими, как мы, надо... — продолжали они шутить, не забывая пощелкивать печатями, отрывать талоны и называть какие-то цифры.
— Ту женщину я надул слишком сильно, вот она и лопнула, — молол Кока вполголоса, мельком следя за пассажирами, идущими на второй этаж, к дверям на посадку, где тоже была стоечка и девушка в пилотке проверяла паспорта, отбирала посадочные талоны и посылала дальше, на спецконтроль — там мигал телевизор и виднелись милицейские формы.
— Ах, так это была резиновая женщина, кукла! — хохотали девушки. — Думали, меньше хлопот будет, а видите, как вышло... Так вам, лентяям, и надо!.. И очень хорошо! Жаль, что только руку поломали, а не кое-что иное...
— Что делать несчастному калеке? Лишь резиновыми куклами пробавляться осталось, — отвечал Кока, держа наготове паспорт с полтинником, что было учтено болтушками: их руки исправно выполняли привычную работу, рты мололи чепуху, но глаза бегали по всему окружающему.
Улучшив момент, он сунул паспорт и получил билет с посадочным вкладышем. Чемодан исчез в жерле конвейера, а Коке был выдан багажный талон.
«Всё! — радостно подумал он, прощаясь с девушками и обещая больше к резиновым бабам не прикасаться, только к живым. — Можно идти на посадку!»
Только он отошел от стойки, как перед ним возник плешивый тощий бородатый субъект и радостно схватил его за здоровую руку:
— Ва, брат! Давно не встречались! Как дела?
Кока с недоумением вгляделся в него. Зубы у типа были желтые, ногти — черные, глаза — красные, а из кармана кургузой курточки торчала бутылка боржома.
— Хорошо, спасибо, — ответил Кока, пытаясь вырвать руку и понять, кто это такой и что ему надо. По пересохшим губам было ясно, что тип торчит под каким-то кайфом.
— Не узнаешь? Э, стыдно, брат! Я Мамуд, забыл? А тебе Сатана два слова сказать хочет, поздороваться, — сообщил тот, бесцеремонно таща его под руку к выходу.
— Какой еще Сатана? — дергался Кока, но они уже оказались снаружи.
— А вот он, видишь? Узнал? — не отпуская Кокиной руки, бородой указал Мамуд на белый «Москвич»-фургон с красными крестами.
Из-за руля машины махал рукой Сатана. «Об этом бандите в тот несчастный день говорили!» — вспомнил Кока со страхом и унынием.
Мамуд открыл дверцу и почти втолкнул его внутрь:
— Вот, еле узнал меня. Садись! — А сам остался стоять у машины.
— Что с рукой, братишка? — участливо спросил Сатана, подождав, пока Кока не устроился на сиденье. Лицо бандита было багровым от кайфа, а изо рта торчала дымящаяся «Прима».
— Сломал...
— Осторожней надо. Вареное мясо ешь, тогда быстро заживет. Хашламу любишь? Ну вот, надо много хавать. Лац-луц — и все в порядке, — заботливо сказал Сатана, бесцеремонно залезая в карман Кокиной куртки и вынимая паспорт. — Куда летишь? Когда?
— В Москву... Уже посадка объявлена... Ты тоже летишь? — спросил Кока, не совсем понимая, что бандиту нужно от него.
— А билет где? — пропуская вопрос мимо ушей, спросил Сатана, покопался пухлой лапой в Кокином кармане, извлек билет, багажную квитанцию, посадочный талон, деньги и ответил сам себе: — Вот и ксивы, вот и бабки.
Потом он стал пристально рассматривать карточку в паспорте. Постучал в стекло и приоткрыл окно:
— Мамуд, как думаешь, мы похожи?
— Как родные братья. Только он худой, а ты мордатый. Дай сюда!
Мамуд взял у Сатаны паспорт. И Кока, открыв рот, стал наблюдать, как он, вытащив шариковую копеечную ручку, намазал пасту себе на мизинец, послюнявил и стал что-то подправлять на фотографии.
— Вот сейчас лучше! — сказал он и бегло проглядел паспорт. — Э, да у него виза какая-то есть... На заграницу, видно... Красивая...
— Да? — оживился Сатана: — Какая у тебя виза? Ты куда вообще лететь думал?
«Думал?» — услышал Кока, не веря своим ушам и бормоча:
— Не думал, а лечу.
— Ну да, а куда? — не спускал с него глаз Сатана, накручивая на палец клок волос.
— В Париж...
— Значит, французская?.. Это хорошо. Это очень даже ништяк. Синг-синг, шик-блеск — и в Париже. Не знаешь, сколько оттуда до Амстердама на поезде? — спрашивал Сатана, деловито складывая все в паспорт.
— Часов пять-шесть, может, больше, — машинально ответил Кока, ежась от его взгляда. — А что?
— Ничего. Друга повидать надо. И одну бабу трахнуть. Негритянку с такой вот жирной жопой! — И Сатана широким жестом, осыпая все кругом сигаретным пеплом, показал, какая эта здоровая и толстая баба.
— Кому надо? — удивился Кока.
— Мне, кому еще? — засмеялся Сатана. — Ну, сиди пока. Я в туалет схожу и скоро приду. Вместе полетим. Я и ты! Ты и я! Вместе! Ведь хорошо, а? Не скучно будет. У меня кодеин есть. Выпьем по заходу и покемарим.
— Да, неплохо, — кисло согласился Кока, с тревогой следя, как паспорт и билет пропадают в кармане бандитского плаща, но все же чуть оживившись от слова «кодеин». Так, наверно, оживляется корова на бойне, видя, что ее режут не первой, а второй.
— Покайфуем первый сорт!.. — И Сатана, больно хлопнув Коку по здоровому плечу, стал вылезать, с трудом выволакивая мощное тело из закачавшегося «Москвича».
Кока тоже хотел вылезти, но его дверца почему-то не открывалась. Он беспомощно толкал ее гипсом, но она не поддавалась. Потом он увидел, что ручка на дверце свинчена.
Сатана тем временем одернул плащ, обнял и поцеловал Мамуда, что-то прошептал ему на прощание, забрал у него из кармана бутылку боржома и направился к зданию.
— Эй, Сатана! А мой паспорт! Куда? — пискнул Кока.
Но Мамуд уже уселся за руль и щелкнул чем-то под сиденьем — кнопки на дверцах втянулись. Кока налег гипсом на свою дверцу — заперто.
— Что такое? В чем дело? Что вам надо? Куда он пошел? — начал он панически спрашивать у Мамуда.
Тот отвечал:
— Сейчас придет. В туалет пошел. Ты сиди спокойно, не рыпайся...
— Да что это такое? — по-детски спрашивал Кока.
— Ничего, ялла. Все в порядке.
Через лобовое стекло и стеклянные стены аэропорта Кока увидел, как Сатана не спеша поднялся на второй этаж, поставил бутылку на край стойки и протянул девушке паспорт. И в тот момент, когда она заглядывала в паспорт, он локтем подтолкнул бутылку. Было видно, как бутылка беззвучно упала на пол, как отскочили люди и началась суматоха. Девушка, перегнувшись через стойку, смотрела на осколки. Сатана жестами энергично объяснялся: показывал то на стойку, то на пол. Появился кто-то со шваброй. Девушка, вернув паспорт, рукой показала Сатане проходить побыстрей и не задерживать других. Сатана с трудом, боком, протиснулся в железные стояки металлоискателя и пошел вглубь... Вот его уже не различить среди толпы улетающих...
«Вот наглый абрек! Прошел!» — злобно думал Кока, надеясь, что подлог будет обнаружен, а Сатана не пропущен. Тогда были шансы получить паспорт обратно. Хоть и мизерные, но были. А сейчас до Коки окончательно дошло: «Кинули! Как щенка кинули!..» Он как-то сразу угас и ослабел.
Тем временем Мамуд резко развернул машину и погнал в сторону города, рассказывая, что Сатана в побеге, ему надо помогать, и хорошо, что он был в хорошем настроении, а то мог бы и покалечить Коку...
— За что меня калечить? Я и так покалечен! Почему именно у меня взяли? — плаксиво спрашивал Кока, хотя это уже имело мало значения.
— Никого больше не подвернулось... Мы уже пару часов сидели, ждали, кто близкий появится... Да ты не бойся — не потеряется твой паспорт. Сатана вышлет его по почте. Ты только адрес свой дай, куда посылать...
«Адрес?.. Какой?.. Зачем?.. Черта с два он вышлет, больше ему делать нечего... Будет с этим паспортом разбойничать, пока не поймают», — скорбно думал Кока, но все же уныло нацарапал на пачке сигарет свой французский адрес. Мамуд посмотрел, понял слово «PARIS» и уважительно спрятал бумагу:
— Париз, ялла!.. Баб, наверно, много!..
Кока полностью сник. Пара месяцев сидения в Тбилиси, без денег, под страхом ареста и без документов, была обеспечена. А что этот проклятый Сатана по его паспорту в Европе натворит — неизвестно. Во всех картотеках, считай, место забито...
