Иногда кажется, не был и я исключением, что оставить твердую почву разума и ступить на зыбучие пески «не-разума» — это риск. Но не забывайте, что с этим риском мы знакомы. Ведь любовь — разве не отрицание логики и разума?
Тогда почему бы не отдаться чувству, как мы делаем это, влюбляясь? Почему не отказаться от привычных, заученных до автоматизма приемов рационального сознания, лежащего в основе всего нашего видения мира?
— Скажи мне, что есть Истина? — спрашивает монах настоятеля.
— Сначала ты одним глотком должен выпить всю воду из реки, — отвечает тот.
— Но я ведь уже это сделал.
— Тогда я тебе уже ответил.
Это пример типичного «отказа от логики» у дзэн-буддистов; они этому отказу отдавались с истинной страстью, ибо тоже ощущали, что лишь вне привычного способа мышления они смогут поймать Конечную, Истинную Реальность.
Именно медитирующие дзэн-буддисты, сначала в Китае, в монастыре Шаолинь, потом в Японии, где эта традиция сохранена, развили идею коана. Коан — это некий парадокс, недоступный рациональному сознанию; некий вопрос на первый взгляд абсурдный, на который, как кажется, нельзя дать логичного ответа. Но именно в этом и заключается смысл.
Вот история самого знаменитого коана.
Молодой монах видит, что его старшие товарищи по утрам и вечерам входят в комнату настоятеля Мокурая, чье имя уже само по себе парадокс — оно означает «Беззвучный Гром». Молодой монах ревнует, он считает, что Мокурай дает другим монахам особые указания касательно медитации. Однажды утром, собравшись с духом, он тоже входит в келью Беззвучного Грома.
— Нет-нет, ты слишком молод, уходи, — говорит настоятель, увидя его.
Юноша настаивает, и старик уступает:
— Ладно, придешь вечером.
Вечером молодой монах приходит к воротам Мокурая, три раза ударяет в гонг и входит в келью. Настоятель говорит ему:
— Представляешь себе хлопок ладонями? Хорошо. Тогда скажи, какой звук производит одна ладонь? Возвращайся, когда найдешь ответ.
Юноша в растерянности. Каждый день он приходит к учителю с новым ответом: это капля воды, падающая на камень; это мелодия гейши; это пение саранчи; это дуновение ветра. Столько разных ответов, и все неправильные. Ни один из этих звуков не похож на тот, что породит одна ладонь. Молодой монах совсем извелся. Он снова и снова бьется над ответом, то и дело впадая в отчаяние. Эти его мучения длятся больше года. Каждый день он перебирает в памяти все мыслимые звуки и, наконец, однажды утром бежит к Мокураю.
— Учитель, я нашел ответ: это звук, что не звучит, это тишина.
— Молодец, юный монах, так и прозвучит одна ладонь. Решение на виду, но найти его было трудно; в этом и заключается настоящая цель коана. Весь секрет — не в самом ответе на вопрос, а в процессах, происходящих в сознании. В поисках решения молодой монах пережил разные чувства: высокомерие, обиду, отчаяние, гнев к Учителю, чтобы в итоге обрести покой, который и подтолкнул разум за предел привычного, обыденного, прямолинейного мышления, позволил ему думать иначе… Даже перестать думать, просто увидеть вещи такими, какие они есть: одна ладонь не хлопает.
Сознание — плод времени. Это копилка опыта, оно оперирует тем, что знает и, в силу своей природы, не выходит за пределы известного. Поэтому сознание, достигнув своего рационального предела и не находя решения на основании имеющегося опыта, отступает. А медитирующий способен переступить эту черту, совершить скачок, который позволяет рассмотреть проблему иначе. Сегодня это может быть представление о звуке, который является беззвучием, завтра — представление о Конечной Реальности, о тайне «Запредельного», тайне непознаваемого, которое всегда шире того, что доступно познанию, как говорил Старец.
Часто такое происходит и в жизни: когда проблема кажется неразрешимой, вдруг неожиданно находится решение, причем за рамками обыденной логики.
Именно думая о коанах, я и понял однажды вечером, что вопрос «Кто я?», над которым я бился три месяца кряду в ашраме и с которым пришел сюда, наверх, — в сущности и есть коан, да еще какой — всем коанам коан! Несмотря на все слова Упанишад и «Гиты», этот вопрос приводил в действие вовсе не мыслительный процесс, который должен был привести к ответу — даже ответу из Веданты («Ты есть То»); он давал повод для сомнений в собственной сущности. Ответ — в самом вопросе; в том, что ты осознаешь, что ты — не твое тело, не твои занятия, не то, что ты имеешь, не взаимоотношения с другими; это даже не твои мысли, не твой опыт — словом, не то «я», к которому мы так привязаны. Ответ на этот вопрос — молчание, это ответ без слов. Это молчаливое погружение твоего «я» в твою Сокровенную Сущность.
Я понял, что часть моего подсознательного стремления изменить себя, отказаться от прошлого, уехать в ашрам, стать Анамом исходила из этой потребности бежать от приевшегося, увидеть вещи в ином свете, без груза этого «знания», накопившегося за жизнь.
Я часами просиживал перед свечой, пытаясь унять волнение, чтоб осела вся муть вокруг проблемы «я» и, наконец, однажды спросил мнение Старца о методах, преследующих цель это «я» разрушить. Иногда с самыми плачевными результатами.
Как обычно, ответ был в форме истории. Именно к ней всегда обращался сам Рамакришна, чтобы ответить на вопрос, следует ли разрушать свое низшее «я», свое эго.
В окрестностях одной деревни живет ужасная змея; она нападает на прохожих, жалит их; она даже издали наводит ужас своим грозным шипением. И никто не знает, что делать. К счастью, однажды в деревню приходит путник-садху; крестьяне просят его заступиться за них. Садху идет к змее и учтиво обращается к ней:
— Оставь этих крестьян в покое, они — не твоя пища, они тебе ничем не угрожают. Почему же тогда ты угрожаешь им? — спрашивает садху. — Ты же питаешься мышами и мелкой лесной живностью, так зачем же мучить этих несчастных крестьян? Выполни мою просьбу: отступись.
Змея, растрогавшись, соглашается.
Год спустя «садху», скитаясь по дорогам, проходит мимо той же деревни и снова видит змею. Вид у нее самый жалкий: один глаз болтается на ниточке, изо рта течет кровь, а все тело изранено от головы до хвоста.
— Что с тобой? — спрашивает «садху».
— Твои слова, о Учитель, действительно изменили меня. Я поступила, как ты мне велел, но теперь крестьяне, проходя мимо, бьют меня палками. Даже дети, и те забавляются, швыряя в меня камнями. Но я, Учитель, все равно выполняю твою просьбу.
— Безмозглая! — восклицает «садху». — Я же не просил, чтобы ты заодно и шипеть перестала!
— Этим Рамакришна хотел сказать, — заключил Старец, — что и «я» может быть полезным.
Потом он добавил:
— Чтобы пребывать в мире, сколько-то «я» необходимо для самозащиты. Достаточно просто не принимать его, это «я», слишком всерьез и знать, что это лишь маска.
У каждой медали две стороны, и даже у жизни уединенной, мирной, сосредоточенной, да еще высоко в горах, озаренной радостями единения с природой, тоже была своя темная сторона. В моем случае это были галлюцинации.
Они начались ночью. Я сидел перед свечой, занимаясь своим обычным упражнением, стараясь успокоить свой разум и бесстрастно следить за кружением мыслей на фоне тишины, когда внезапно услышал женский голос. Причем это не был голос какой-то знакомой мне женщины, не голос Анджелы, а голос, который звучал ниоткуда. Отчетливо и ясно он произнес по-итальянски: «Продолжай, я тебе помогу».
Я не двигался. Я подождал еще немного, думая, что голос вновь заговорит. Но мое сознание уже перенастроилось и хихикало над сыгранной со мной шуткой. Я улыбнулся при мысли, что вот так святым слышится голос Господа, а бесноватым — дьявола, но тут мне не показалось, что речь идет о ком-то из них. Это не был и Голос, о котором говорил Старец, потому что тот Голос не говорит: он просто дает «услышать» ответы на вопросы, с которыми человек обращается к Нему «с благоговением и благодарностью», как он добавил однажды.
Прозвучавший голос был следствием ситуации, в которой я находился. Долгое одиночество и молчание приводят к образованию пустоты, вызывающей некое психологическое головокружение. Не имея возможности ни на что отвлечься, разум концентрируется, превращается в увеличительное стекло, где малое видится огромным. Возникает иллюзия всеохватного понимания, четкого и ясного видения вещей, приобретения исключительного, уникального опыта. Сходные ощущения вызывают, вероятно, некоторые наркотики. Даже время сбивается с ритма и тогда настоящее, прошлое и будущее взаимно проникают друг в друга.
Я еще пару раз слышал голос этой женщины, но звучал он уже не так отчетливо и настойчиво, как впервые. Было совершенно ясно, что я разыгрываю трюки сам с собой.
Потом со мной случилось нечто, связанное с упражнением для отрешения от собственного тела, для отождествления себя не с ним, а с сознанием. Возникло ощущение, что во мне — какое-то семя, желающее прорасти, но придавленное пластами знаний, убеждений, представлений и правил, связанных с былой жизнью. Я чувствовал, как нечто угнетенное хочет освободиться от бремени материи.
