— Хелл! Как дела?
Это А.
— Хорошо, а у тебя?
— Я тебя целую вечность не видел!
— Да, уже шесть месяцев, как я ушла в подполье.
— Говорят, ты живешь с этим парнем на «порше», что живет на авеню Фош, с Андреа?
— Да.
— И давно?
— Шесть месяцев.
— Тогда все понятно.
— Верно.
— Куда-нибудь пойдете потом?
— Нет, не думаю, я не совсем в форме…
— Ты всегда умела справляться с подобными пустяками…
— А сейчас не умею…
— Возьми…
Он сует мне пакетик.
— Спасибо. Не ожидай меня, я верну его тебе за столом. И заодно поздороваюсь со всеми.
Я вхожу в туалет, он отделан как роскошный дом свиданий. Там постоянно толпится целый рой проституток, они пытаются прихорошиться, разглаживая свои ранние морщины, и, после UV придавая лицу загорелый вид, щедро покрывают его «Терракоттой». Вот тут-то и обнаруживается их самозванство: содержимое их сумок нефирменное, они без тени смущения достают из них тушь для ресниц и губную помаду из супермаркета… Простите, извините меня, я хотела принять кокс, спасибо. Я закрываюсь в кабинке и достаю из своей сумочки от Вюиттона пакетик. В одно мгновение ко мне возвращаются мои прежние рефлексы, а к моей кредитной карточке — ее утраченное было полезное предназначение. Я осторожно высыпаю крупинки на закрытую крышку унитаза, лихорадочно сворачиваю двухсотфранковую купюру. Опускаюсь на колени и смотрю на пять полосок. Вдыхаю… Одну… Вторую… Меня охватывает эйфория. Я делаю паузу. А потом — третью. Четвертую. Пятую… Почему я лишала себя этого целых шесть месяцев? Суррогат счастья: шесть сотен за грамм. С трудом я поднимаюсь с колен, ударяюсь лбом о стенку, но боли не чувствую.
Я рывком распахиваю дверь, она с грохотом бьет соседнюю. В льстивом свете комнаты зеркало отображает мою очаровательную юность, капля крови блестит над бровью. Я снова безбоязненно встречаю своих демонов. Теперь я иду уверенной походкой. С непринужденным видом прохожу через зал, мне кажется, будто я пробудилась после долгого сна. Я возвращаю А. остатки кокса, меньше полграмма… Я сообщаю ему об этом с некоторым смущением, он не возражает, даже наоборот. Я обхожу их стол, здороваюсь со всеми этими мерзкими типами, созданными только для Ночи, моими бывшими партнерами по гнусному разврату, и они возникают в моей памяти с позеленевшими рожами, неузнаваемые, с заплетающимися языками и бессвязными мыслями, в слезах из-за того, что оказались бессильными. Но я чувствую свою связь с ними.
Я возвращаюсь к нашему столику, но мое место занято. Андреа как ни в чем не бывало болтает с одной из подружек своей сестры, которая сочла, что ее близость к его семье позволяет ей расположить свою задницу на моей розовой пашмине. Стоя перед ними, я достаю сигарету из пачки, которую оставила на столе, резко щелкаю «Дюпоном», в несколько приемов глубоко затягиваюсь.
— Добрый вечер, — говорю, выпуская струю дыма.
— О, добрый вечер, прости, я села на минутку на твое место, но я так давно не видела Андреа… — мямлит она, глядя на меня широко раскрытыми светло-голубыми глазами.
— Если тебе нравится мое место, можешь сидеть и дальше.
Андреа улыбается, но в глазах у него тревога.
— Она шутит.
Он встает.
— Что на тебя нашло, не собираешься же ты устроить скандал из-за того, что подруга Габриель на минутку села на твое место?
— Во всяком случае, не это мое настоящее место.
— У тебя, должно быть, приступ паранойи? Ты приняла что-нибудь?
— Да, мой дорогой. Полграмма, мой дорогой. Ну и что?
Мне хочется, чтобы он рассердился, сорвался хотя бы на мгновение, его выдержка бесит меня. А он просто смотрит на меня почти с презрением и извиняется за меня перед этой дурочкой, которая все еще торчит здесь, словно фарфоровая ваза, пялит на нас глаза и не осмеливается уйти не попрощавшись.
Я беру свою пашмину. Андреа удерживает меня:
— Куда ты? К ним?
— Я хочу уйти. Поеду в «Кабаре».
— Хорошо. Я с тобой.
Он расплачивается. Мы сматываем удочки.
Он подает мне руку. Я почти вишу на нем. В машине я опускаю стекло, от свежего воздуха мне становится легче. Я откидываю свое сиденье, вытягиваю ноги. И принимаюсь во все горло распевать, смеяться, хохотать! И ужасно гримасничать. Андреа не выдерживает и тоже смеется.
Я достаю бутылку шампанского, которую мы не допили, я ее утащила, спрятав под пашминой. Я пью из горла́, словно алкоголичка, и умоляю его последовать моему примеру. Он покоряется. Вид у него бравый… Он приканчивает бутылку, бросает ее на дорогу, на площади Согласия, и она прямо-таки взрывается с диким шумом. Ради забавы я строю из себя пошлячку и стараюсь втянуть в эту игру его.
Мы с шиком подъезжаем к «Кабаре», балбесы, желающие произвести впечатление. С самодовольным и развязным видом он бросает ключи от машины водителю заведения. Тот кидается ему на шею, выражая свою радость от встречи. Чтобы сократить эту трогательную сцену, я изображаю из себя путану-иностранку и со смешным акцентом властно требую, чтобы он последовал за мной:
— Дорогой, поторопись же!
В зале разыгрывается вымученная светская комедия. Ведь шесть месяцев мы нигде не появлялись. Столько знакомых потеряно из виду, теперь всем надо объяснять, где я ужинала, где пропадала все это время, что делала, собираюсь ли летом в Сен-Тропез или в Марбелью, или на Ибицу, или на Сардинию, а может, на яхте, если я еще встречаюсь с этим, как там его, и почему я больше не звоню, и где я купила свое платье, и как я познакомилась с Андреа… Да, да, я очень хочу выпить. Водки, сделай одолжение, и со льдом… И апельсиновый сок… Нет, я не теряю хороших привычек… Да ладно, успокойся, я не алкоголичка, нет… Наоборот, я всерьез завязала… Передай мне свой пакетик, ты моя любовь… Все хорошо… Да, а у тебя… Нет, нет, я не вышла замуж, с чего ты взяла… Нет, я не забыла… Я тебе не звонила, потому что… потому что… Да, водки, если тебе не трудно… Что новенького… ничего, все как обычно… Кто заказывал шампанское… нет, я уже достаточно выпила… О’кей, не сердись, разве только один бокал… О, как поживаешь, душа моя?.. Да, это долго тянулось… У тебя нет немного кокса?.. Скоро увидимся… Ты совсем черный… Откуда приехал?.. Это как же… Слушай, с пустым стаканом в руке я чувствую себя дурочкой… Водки с апельсиновым соком, большое спасибо… Андреа, любовь моя, я тебя повсюду искала, где ты был?
— На служебной лестнице, там одна моя «бывшая», немного поласкала меня.
— Ладно, все в порядке, ты не очень скучаешь?
— Совсем не скучаю.
Я в таком состоянии, будто напилась политуры, мне трудно ориентироваться. Комната перед глазами кружится, но я все же иду, не падаю, и то, что я в стельку пьяна, меня нисколечко не огорчает. Наоборот, я ликую.
Четыре часа утра. Теперь уже «Куин», все такие же дурацкие физиономии. Все мертвецки пьяные, грязные. Вот и все различие. Кокс, который мне дали, кончился, мне плохо, и, устав клянчить его, я покупаю два грамма и направляюсь к туалетам, иду, словно через выгребную яму, какие-то липкие от пота тела жмутся ко мне, два педика, самая дешевка, сверх меры напичкавшиеся экстази, обнимаются, пускают слюни и враждебно смотрят на меня из-под изукрашенных пирсингом бровей, их угрожающие взгляды леденят меня. Чтобы пройти без очереди, я делаю вид, будто мне плохо. Служитель сортира предлагает мне карамельку на палочке. В кабине я загружаю свой нос и выхожу — суровая, с помертвевшими деснами, но очень довольная собой. Вхожу в зал. Я иду, виляя бедрами и без зазрения совести расталкивая отвратительные потные тела, которые попадаются мне на пути.
Я возвращаюсь к Андреа. У него на каждом колене по девице, на лице какая-то сардоническая улыбка, и выглядит он последним негодяем. Он без меры пьет. Я ногой опрокидываю на столе несколько стаканов. Какой-то прихлебала возмущается, Андреа резко осаждает его. Я силой стаскиваю с его колен обеих девок и впиваюсь губами в его губы. Жадно целую его, мои руки проскальзывают под его рубашку, гладят его тело, которое я так хорошо знаю. Сидевшие с ним за столиком испаряются. Я одну за другой расстегиваю пуговки на его джинсах, и нас уносит порыв взаимной страсти, мы не в силах погасить его и постепенно переходим к неизбежной близости… Мы занимаемся любовью. На глазах всего «Куина». Моя радость удесятеряется от присутствия стольких людей, хотя наши сладострастные движения могут показаться обманными, а мои вскрики заглушает слишком громкая музыка…
Я отстраняюсь и сажусь рядом с Андреа. Несколько человек смотрят на нас, в глазах у них ужас, и мы уходим под чей-то дьявольский хохот. Мы не уважаем ничего и никого, даже самих себя, мы наделены единственным даром — мы навсегда освобождены от ига всяческих запретов. Я не могу удержаться от смеха. Я пьяна от шампанского и от своего распутства.
