— Эм-м… погребёт? — сказал Сюэли. — Закопает?
— Ставь природу выше себя… Откуда ты так знаешь основы синтоизма? — радостно спросила Саюри. Сюэли счел ниже своего достоинства комментировать это и просто потрепал ее по щечке.
Потом все рассказывали, кто как провел лето. Сухой и лаконичный рассказ Сюэли о том, как он грузил кирпичи, никого не впечатлил. Конечно, Сюэли мог бы составить рассказ на тему «Лето, которого у меня не было». В Гуанчжоу зелень загромождала весь дверной проем, и можно было валяться на циновочке и смотреть, как ярусами уходит в небо огромное дерево Мин во дворе. Сначала охватываешь взглядом наскоро первый ярус и думаешь, что это всё; потом всматриваешься, поднимаешь взгляд — и видишь, что нет, над ним громоздится другой, который выше; ну, это-то, думаешь, уже точно все, — нет, ползешь взглядом, и там оказывается еще, и так раз шесть до верхушки. В кроне прыгают скворцы. «Хок Лай! — кричит тетушка Мэй с террасы. — Поднимись на крышу и развесь белье!» Хок Лай — имя Сюэли в местном произношении: Вэй Сюэли (魏学礼) = Нгай Хок Лай. «У меня руки все в тесте! Хок Лай!.. А то не успею слепить пельмени до обеда!..Ну же, полезай! С крыши все-таки обзор, видно, с какой стороны наступают!» «Да, да, отобьемся от врагов», — с иронией отзывается Сюэли, но встает; тетушка забыла, что он давно не маленький и уже не играет во вражеское нашествие. С корзиной белья лезешь на крышу, — и, приговаривая «парус в десять полотнищ поднят над кораблем», завешиваешь все простынями; но вот с крыши слышно, что в бабушкину лавку зашел прохожий, пробует, как звенят фэнлины. Если бабушка ушла в храм, — а она ушла, — тогда соскальзываешь вниз по приставной лестнице, появляешься из-за прилавка и начинаешь охмурять покупателя: «Фэнлины не простые, из метеоритного железа, если вдруг у вас по ночам лисы бегают по крыше, — лучшего средства не найдете…». Сбыл фэнлин — потащился в шлепанцах за угол дома забрать почту. За углом в нише — статуя бога-покровителя этого дома, перед которым управдом разложил рисовые сладости. Ближайшие к тебе цикады, если на них громко цыкнуть, очумело замолкают на некоторое время, самолеты снижаются, чтобы зайти на посадку в аэропорту Бай-юнь, под этот звук все-таки засыпаешь на циновке на веранде, и снится, что за тобой пришли какие-то феи в синей одежде, со странной асимметрией в лицах. Тут в углу сада, в темных зарослях кассии, начинает высказываться птица багэр — несмотря на ее название, у нее не «восемь песен», а больше, — здесь самолеты перечеркивают длинный распущенный хвост от заката, и здесь мир Сюэли, как дерево Мин, поэтажно уходит в небо.
Этого лета Сюэли лишился из-за туманного происшествия, не имеющего срока давности, в поселке Ляньхуа с дедом, бежавшим в Россию, — да чтобы беспрепятственно въехать в Россию в то время, нужно было очень крепко поработать кое на какие органы, как уже понял Сюэли за время работы в архиве… Ему казалось, что он вымазался в чем-то липком, не смывающемся. Эта история держала его здесь, она загнала его в архив и заставила изо дня в день ходить дорогой в Чертог, мимо стенда «Петли и удавки». Только это — а иначе на билет до Гуанчжоу он бы уж как-нибудь наскреб.
Зато Китами Саюри ныряла летом в развалинах крепости Ёнагуни и рапортовала очень бодро:
— Ёнагуни называют «японской Атлантидой». Это подводные образования, которые открыли в 1985 году.
Сюэли подумал про засекреченное подразделение «Курама Тэнгу», открывшее все это еще в 1944-м, но ничего не сказал. В конце концов, если оно у них до сих пор засекречено, то пусть так дальше и остается.
— Это похоже на остатки крепости под водой. Как ступени и… геометрический узоры на плитах. Но недавно ученые признали, что они…
— Нерукотворные, — подсказал Сюэли.
— Да! Но я там плавала над ними, ныряла…
— Шныряла, — с улыбкой уточнил Сюэли.
— Шныряла, — машинально повторила Саюри, — и я там видела ТАКОЕ… что я думаю… Я видела статую — вот такую! — тут Саюри изо всех сил выпучила глаза, занесла правую руку над головой и сделала зверскую рожу. — Если это природное образование… Но… я не думаю, что естественное вымывание породы…
— Выпученные глаза, на лбу третий глаз, еще есть глаза на поясе и на плечах, правая рука поднята с мечом, на левой из пальцев сложено как бы «fuck you»? — Сюэли тоже артистично изобразил предмет беседы.
— Да-а…
— Это хуфа, статуя охраняющего духа при храме. Упала, я думаю, очень давно когда-то с корабля. С китайского корабля, — просветил ее Сюэли. — Потому что китайские корабли там плавали еще в те времена, когда не было никакой…, — потом решил, что не стоит обижать Саюри, и закончил: — …Атлантиды.
— «У вас упало», — пошутила преподавательница. — И знаете, давайте в последние пять минут как раз и обсудим бытовые этикетные формулы типа «У вас упало», «Простите, это не вы потеряли?» и «Осторожнее, вы сейчас выроните…».
За дверью, которую указала Сюэли Рахиль Эфраимовна, было очень интересное помещение — там дворник хранил свои метлы, лопаты, пару валенок и бэнто. Словом «бэнто» это мысленно назвал Сюэли, он видел нечто в этом роде у Саюри, — только без водки и, естественно, без заветрившегося огурца. Самому Сюэли никогда не пришло бы в голову заглянуть в эту клетушку. Но там же лежали списанные документы, предназначенные к уничтожению. Они имели два грифа — гриф «Совершенно секретно» и поверх него гриф «На выброс». Дворник никак не мог собраться с мыслями и довести дело до победного конца — каждый раз, когда он собирался выбросить что-нибудь, он зачитывался.
— Лисочка, вы просто обязаны проверить, нет ли там какого-нибудь жемчуга, извините мою резкость, в навозе, — сказала Рахиль Эфраимовна. — Ведь вы обползали уже весь Чертог — и не нашли про вашего дедушку, дай Бог ему на том свете жить не хуже, чем на этом, ну ровно ничего!
Рахиль Эфраимовна знала, что Сюэли без допуска бывает в Чертоге, она даже иногда помогала ему в этом, стоя на стреме. С подносиком, где толкались и звякали фарфоровые чашки, которые она якобы несла мыть, она стояла в коридоре и убалтывала всякого, кому случалось приблизиться к запретной зоне. Но теперь обследование Чертога было завершено, а нашел Сюэли очень мало — только краткую, совсем без подробностей запись о сделке деда с японцами, в результате которой тот стал предателем. Он советовался по этому поводу с Лешей, и тот объяснил ему кое-что.
— Объединенных архивов контрразведки и армейских не существует. Или то, или другое. С армейскими бумагами могут находиться документы разведотдела штаба фронта (донесения войсковой разведки), из которых ты кое-что и нашел, собственно. Что касается местонахождения архивов Дальневосточного фронта, то они хранятся в ЦАМО, в городе Подольске, как говорят местные жители — Пáдальске. Архивы СМЕРШ и ГРУ находятся в легендарном «Аквариуме». Легче попасть в Подольск, но документы Подольского архива времeн войны во многих фондах до сих пор не разобраны. Если ты знаешь, где нужный тебе документ, в принципе, могут допустить и к неразобранным «чемоданам». Там на запасных путях стоит пара десятков вагонов, где хранятся ящики с до сих пор не разобранными документами, а техническую работу там выполняет подразделение солдат-срочников.
Если бы только Сюэли знал, где нужный ему документ!..
— Либо, если ты проникнешь в архивы ГРУ, что достаточно сложно… А этот Ди, который устроил тебе допуск в ЦГАТД, он кто?
— Он… что-то типа волшебника, — пошутил Сюэли.
— Вот эти архивы как раз в «Аквариуме». Волшебник?.. Ну, волшебник, наверное, может.
Тут Сюэли все понял и сумел верно оценить свои перспективы. Пора было следовать совету Рахили Эфраимовны.
Сюэли попытался вымолить у дворника разрешение унести домой хотя бы часть списанных документов, но тот довольно кисло отнесся к этой идее, лишавшей его занимательного чтения.
— Ну, ты принеси мне тогда, че я читать-то буду. Обменяемся, — заворчал он.
Сюэли принес ему несколько книг — разрозненных томов, купленных наугад на развалах в «Олимпийском». Как ни странно, лучше всего пошла «Гэндзи моногатари» — Григорьич читал и нахваливал. Когда Сюэли не выдержал и спросил, чем же ему так нравится повесть, дворник ответил совершенно загадочно.
— Имена-то все знакомые, — сказал он.
Очень быстро Сюэли дело объяснилось. Практически вся партия, лежавшая последние два года на выброс, представляла собой документы, относящиеся к японской Квантунской армии.
Это была удача. На деятельности Квантунской армии сошлись теперь оба поиска: и семейная история, и попытки понять, что такое Императорский театр теней, который искал отряд «Курама Тэнгу» и обломком которого играли дети в Москве.
— У тебя огромное преимущество: ты знаешь, что это не миф, потому что у тебя в руках конкретный фрагмент от него, — говорил Леша. — Никто из историков, разумеется, эту тему не копал, потому что это выглядит примерно как искать — что там искали эти кавасаки — плевок Будды? Слушай, а ты представляешь, что это — Императорский театр теней, как вообще выглядит этот девайс?
