– Да ну его, этот секс. По мне самое сексуальное – это чтобы был душевно близкий человек, ну, конечно, чтобы он мне нравился и чтобы можно было покормить его чем-то вкусным, посидеть рядом на диванчике, положить голову на плечо, а все остальное… Да ну его.
– Ой, лукавишь, подруга! Раз есть такие мечты, то и от остального не отказалась бы.
– Может, и не отказалась бы, но обойдусь прекрасно. Был бы такой человек… Только где его взять?
– Так, может, Гришка?
– Отстань ты от меня с этим Гришкой, он меня и в молодости не волновал.
– Ага, значит, ты все-таки хочешь волноваться?
– Самую малость. Просто чтобы вспомнить, что я женщина… А впрочем, ты не могла выбрать более неподходящий момент для такого разговора? Мне некогда.
– Кто вас в аэропорт повезет?
– Гера.
– О, тогда я спокойна!
Мне сидеть удобно, а Стаська с ее длиннющими ногами вертится, то и дело вскакивает и вообще ведет себя беспокойно, к тому же она, кажется, положила глаз на молодого стюарда. Парень действительно очень приятный, улыбчивый и явно по натуре, а не по должности. По-моему, и он не остался равнодушен к длинноногой русской фройляйн. Наблюдать за этим безмолвным флиртом забавно. Впрочем, он уже не вовсе безмолвный, они обменялись несколькими фразами по-английски. Все-таки я не зря учила ее английскому с раннего детства. Вероятно, для Адьки будет приятным сюрпризом то, что дочь хорошо владеет языком, причем именно в его американском варианте. А может, все мои тревоги и волнения напрасны, может, в самом деле она встретится с матерью и они обретут друг друга. Может, счастливая, добившаяся своего Ариадна, поймет наконец, что такое материнская любовь, материнский инстинкт в конце концов? Дай-то бог!
Когда я проснулась, Стаська сосредоточенно заполняла какие-то листки.
– Что это?
– Декларации. Твоя и моя. Я за тебя заполнила.
– Спасибо.
– Ты выспалась?
– Кажется, да!
– Это хорошо, а то с этой переменой часовых поясов… Но Гюнтер мне сказал, что в Америке адаптируешься легче. А вот потом в Европе…
– Гюнтер – это тот хорошенький стюард?
– Ага. Клевый парень, между прочим!
– Значит, пока я спала, ты времени не теряла?
– Нет, Лёка, я теперь вообще время терять не намерена, а то всю жизнь можно профукать!
– Умнеешь не по дням, а по часам.
– Лёка, как ты думаешь, она встречать нас одна приедет или с женихом?
– Откуда я знаю? С ним, наверное, а то разволнуется, как будет машину вести?
– Эх, надо мне было научиться водить… Дура я дура! Представляешь, я сижу за рулем шикарной тачки, а кругом…
– Зеленые холмы Калифорнии? – засмеялась я.
– Именно! Вот был бы кайф!
– Ничего, еще успеешь. Я надеюсь, ты не в последний раз в Калифорнию летишь.
– Думаешь?
– Я сказала – надеюсь.
– Может быть…
– Ой, у меня часы остановились, сколько нам еще лететь?
– Еще три часа. Батарейка села в часах, да?
– Видимо.
– Нестрашно. Ты счастлива небось, что увидишь свою доченьку, а счастливые часов не наблюдают!
Но вот наконец самолет приземлился. Я окидываю Стаську словно бы посторонним взглядом. Хороша! Блестящие русые волосы до плеч, дивные серые глаза в темных пушистых ресницах, чуть вздернутый носик, яркие губы без помады, отличная фигура, словом, красотка. Наверное, и впрямь метит в Голливуд! А что, чем черт не шутит? В мое время так не шутили даже черти, но теперь все может быть.
– Лёка, соберись, а то ты бледная… Давай, покрась щеки, у тебя же есть румяна! Э, да у тебя руки дрожат, давай я!
И пока мы сидим в ожидании, когда нас выпустят из самолета, она приводит в порядок мое лицо. Мне это приятно. В такой ответственный момент ее жизни она помнит обо мне, любит меня… Наверное, ей тоже страшно и она льнет к бабушке. Кстати, я вовсе не требовала, чтобы она звала меня по имени, но она сама категорически с самого детства отказывалась звать меня бабушкой. Ей было лет семь, и я сказала, пусть называет меня бабушкой. Она тогда смерила меня скептическим взглядом и ответила:
– Бабушки такие не бывают!
Но вот мы уже проходим паспортный контроль, Стаська ослепительно улыбается пожилому китайцу, тот, сурово глядя на нее, снимает отпечатки пальцев – такую же процедуру мы проходили в посольстве – прикладываешь палец к какой-то машинке, и там загорается огонек, – тоже проделывают и со мной, и мы, задыхаясь, спешим к выдаче багажа. Грузим его на тележку.
– Лёка, отойди, я сама! Не поднимай тяжелое! Тебе нельзя.
Мы смотрим друг на друга, как перед ответственным шагом в жизни, и почти бежим к выходу.
Почему-то я ждала, что сразу увижу Ариадну. Но вокруг море лиц, и у меня начинает кружиться голова.
– Вы Леокадия Петровна? – спрашивает незнакомая женщина с приятным лицом и прокуренным голосом. – А ты Стася? Не волнуйтесь, Ариадна сейчас прибежит, у нее от волнения живот прихватило. А я ее подруга, Алина. Здравствуйте, я так много о вас слышала. Да ты просто красавица, только на маму не похожа… Ну надо же, дождалась Адя…
Я почти не воспринимаю то, что она говорит, я всматриваюсь во всех невысоких женщин…
– Господи, мама! – кричит кто-то сзади, и она буквально виснет на мне, так что я не успеваю даже увидеть ее лицо.
– Мама, мамочка моя, мамулечка.
Я счастлива, но понимаю, что сейчас испытывает Стаська.
– Адя, Адя, Стаська! – шепчу я ей. Она вздрагивает.
– Господи, какая ты стала… большая… С ума сойти можно… – И она неловко тычется Стаське в грудь, а у той на лице брезгливо-страдальческая мина.
– Ладно вам, потом намилуетесь! – решительно вмешивается Алина. – Пошли к выходу. Я пойду подгоню машину, а ты постой тут со своими.
Она убегает. Мы все трое неловко молчим. Адька испуганно жмется ко мне. Похоже, она робеет Стаськи.
– Ну вот, мы опять вместе, – пытаюсь нарушить неловкое молчание. – Ты в Калифорнии, Стаська! Знаешь, она мне все уши прожужжала… Хочу своими глазами увидеть зеленые холмы Калифорнии… – лепечу я, понимая, что это чудовищно бестактно по отношению к Адьке…
– Да-да, у нас тут красиво, так красиво, ты увидишь… Я, конечно, понимала, что ты уже совсем большая… и по фотографиям, но… Я никак не думала, что ты такая высокая… Как супермодель, – улыбается она сквозь слезы. И я вдруг понимаю, что эти слезы не только от волнения встречи, за этим что-то еще кроется. Почему она приехала в аэропорт не с женихом, а с подругой? Но тут подкатывает большая синяя машина. Адька хватает огромную сумку и тащит к багажнику.
– Помоги матери! – говорю я Стаське.
– Где ты видишь мать? – тихонько хмыкает она, но все-таки кладет вещи в багажник.
Я усаживаюсь на переднем сиденье рядом с Алиной, а Стаська с Ариадной садятся сзади, далеко друг от дружки.
– Ну что, девчонки, куда мы едем? Домой или покатаемся по Сан-Франциско?
– Домой, домой! – спешу сказать я. – Я устала, все же такой перелет, а в моем возрасте…
– Мамочка, милая, ты совсем-совсем не изменилась, мамочка моя! – Она сзади пытается обнять меня.
Стаська прилипла к окну.
– А вон те небоскребы – это уже Сан-Франциско? – спрашивает она.
– Да-да. Это очень красивый город, мы обязательно поедем туда не раз и в Лос-Анджелес съездим обязательно… и в Редвуд, там растут секвойи и вообще…
– А мы поедем по мосту Золотые ворота?
– Сегодня нет, – отвечает Алина, – но увидеть ты его увидишь!
– Тебе громадный привет от Геры, от Натэллы…
– Спасибо, а как они? Господи, мама, а мы что же, сорвали Стаську, сейчас ведь не каникулы…
– Ничего. Она способная, нагонит.
– Ах, ну да… Стасенька, я тебе комнату приготовила наверху, а маме внизу…
– Смотри, океан! – кричу я.
– Какой серый… – разочарованно говорит Стаська.
– В Сан-Франциско скверный климат, солнце тут редко бывает даже летом, – откликается Алина.
– А вон видите остров? Знаете что это? Это тюрьма Аль-Катрас. Там Аль-Капоне сидел. Если захотите, можно взять экскурсию туда.
– Вот еще! На фиг нужно! – подает голос Стаська.
– Слушай, Стася, – говорит после недолгого молчания Алина, – хочешь, я познакомлю тебя с моей племянницей? Она твоя ровесница, может, тебе с ней веселее будет, чем с нами, старичками?
– Можно, – не слишком охотно отвечает Стаська.
– Ее зовут Нилли, у нее машина, покатаетесь, она тебя познакомит со своими друзьями.
– Можно, – опять роняет Стаська.
Между тем мы, миновав бесконечно длинный мост, выезжаем из Сан-Франсиско.
– Ну вот, смотри, твои холмы вожделенные, – говорю я.
– Ага, – откликается она. Кругом действительно очень красиво.
Пейзаж на удивление мирный, и вдоль дороги часто попадаются высокие деревья в желтом цвету.
– Что это? – спрашиваю я.
– Мимоза, – усмехается Алина. – В Москве по-прежнему ею торгуют?
– Ну конечно. Надо же, я никогда не видела мимозу в природе.
– А здесь ее никто не рвет. Обратите внимание, Леокадия Петровна, какая тут чистота. Природа не загажена…
